Сквозь тьму

После того, как он сверкнул, после того, как он выругался, он заскользил дальше по тропинке так тихо, как только мог. Альгарвейцы бросились прямо туда, где он был, как он и надеялся. Они бросились туда, где он был, а затем мимо того места, где он был - и прямо в грязь. Он не понимал ни слова из того, что они говорили, но это звучало горячо.

У него возникло искушение снова зажечь огонь; он был уверен, что мог бы снять парочку из них. Вместо этого он отодвинулся от них, исчезнув за другим поворотом тропинки. Он проходил этим путем раньше, днем и ночью - капитан Хаварт хотел, чтобы все были готовы ко всему, что могло случиться. Но алгарвейцам было бы чертовски трудно следовать по этому пути. Леудаст усмехнулся.Им было бы трудно следовать за ним при дневном свете, как он прекрасно знал.

“Свеммель!” - тихо позвал кто-то впереди.

“Котбус”, - ответил Леудаст: король и столица вряд ли были самым образным знаком в мире, но они подходили. Под заголовком: “Трахни каждого альгарвейца в Ункерланте самой большой сосновой шишкой, какую сможешь найти”.

Тот, кто был впереди него, рассмеялся. “Ты один из наших, все в порядке”.

“Я твой сержант”, - сказал ему Леудаст. “Давай. Давай выдвигаться.Мы должны догнать остальной полк”.

“Остальная часть роты, ты имеешь в виду”, - сказал другой солдат.

Оба заявления сводились примерно к одному и тому же. Пара стычек с рыжеволосыми превратили то, что в бухгалтерских книгах было полком, в людей, достойных компании. Леудаст надеялся, что альгарвейцы, столкнувшиеся с его полком, растаяли в той же пропорции, но не стал бы на это ставить.

Он брел, спотыкаясь, время от времени погружая ногу в грязь. Когда он поднимал голову, чтобы послушать, как продвигаются рыжие, шум, который они производили, становился все тише и тише. Он кивнул сам себе. Нет, они не могли следовать по тропинке в темноте.

Где-то перед полуночью почва под его ногами стала твердой, независимо от того, куда он их ставил. Болото сменилось лугом. То, что осталось от местности, ждало там. Леудаст лег на сладко пахнущую траву и сразу заснул. Он прошел через еще один.

Летом, после того как торговцы, фермеры и ремесленники покинули рыночную площадь в Скрунде, ее заняли молодые елгаванцы. При свете торшеров и волшебно заряженных ламп они прогуливались и флиртовали.Иногда они находили места, куда не доходил свет, и занимались другими вещами.

Талсу и Гайлиса рука об руку направились к рыночной площади. Талсу в эти дни ходил свободнее; ножевое ранение, нанесенное ему альгарвейским солдатом в бакалейной лавке, которой управлял отец Гайлизы, все еще беспокоило его, но не так сильно, как раньше. Он сказал: “По крайней мере, проклятые рыжеголовые позволили нам оставить наши фонари. Ночью в Инвалидмиере все погружается во тьму, так что вражеские драконы не могут видеть, куда сбрасывать свои яйца”.

“В этих краях нет вражеских драконов”, - сказала Гайлиса. Она понизила голос и наклонилась, чтобы прошептать на ухо Талсу: “Единственные враги в этих краях носят килты”.

“О, да”, - согласилась Талсу. С ее мягким, теплым и влажным дыханием на мочке его уха, он согласился бы практически со всем, что она сказала. Но у него могло бы и не быть того свирепого рычания в голосе. Он считал рыжеволосых врагами задолго до того, как один из них воткнул в него нож, и участвовал в нерешительном нападении Джелгавы на Альгарве, прежде чем альгарвейцы захватили его королевство.

Они с Гайлизой вышли на площадь, чтобы видеть и быть замеченными.Они не были главной достопримечательностью, ни чем-то близким к этому. Сыновья и дочери богатых мужчин не прогуливались. Они расхаживали с важным видом и выставляли напоказ свои дорогие туники, брюки и шляпы, как для того, чтобы выставить напоказ самих себя.

Гайлиса зашипела и указала пальцем. “Посмотри на нее, бесстыдное создание”, - сказала она, прищелкнув языком между зубами. “Выставляет напоказ свои голые ноги, как... как я не знаю что”.

“Как альгарвейка”, - мрачно сказал Талсу, хотя его не смущало, что килт богатой девушки обнажал ее стройные ноги. Чтобы Гайлиса не подумала, что он слишком наслаждается зрелищем, он тоже указал. “А посмотри вон на того парня, с усами. Он такой же блондин, как и мы, но тоже в килте ”.

“Позор”, - сказала Гайлиса. “Куда катится мир, когда каунианцы наряжаются в костюмы варваров?”

“Ничего хорошего”, - сказал Талсу. “Нет, совсем ничего хорошего”.

Кое-что новое появилось на набережной с тех пор, как Альгарвейцы вторглись в Елгаву, а король Доналиту бежал в Лагоас: рыжеволосые солдаты прислонились к стенам и глазеют на хорошеньких девушек вместе с молодыми людьми Скрунды. Один из альгарвейцев поманил девушку в килте. Когда она подошла, он потрепал ее за подбородок, поцеловал в щеку и обнял одной рукой. Она прижалась к нему, ее лицо сияло и было возбуждено.

“Маленькая потаскушка”, - прорычала Гайлиса. “Я хочу дать ей пощечину. Бесстыдница даже не начинает говорить, кто она такая. ” Она задрала нос кверху.

Талсу снова смотрел на ноги девушки. Если бы килты не были в альгарвейском стиле, он бы сказал, что в них есть что-то особенное ... для женщин. Что касается него, то молодой елгаванец в килте выглядел просто как дурак.

Мимо прошел елгаванец в приличных брюках, выжимая музыку из концертины. Альгарвейцы скорчили ужасные рожи от шума. Один из них крикнул ему: “Уходи! Плохая музыка”.

Но елгаванец покачал головой. “Моему народу это нравится”, - сказал он, и полдюжины елгаванцев подняли голоса в знак согласия. Они намного превосходили числом рыжеволосых, и у солдат не было палок. Парень в форме сержанта заговорил с музыкальным критиком, который больше ничего не сказал.Музыкант на гармошке выдавил веселую мелодию.

Гайлиса вскинула голову. “Это их проучит”, - сказала она.

“Да, так и будет”. Талсу указал на парня, который катил бочку на маленькой тележке с колесиками. “Не хотите ли чашечку вина?”

“Почему бы и нет?” - спросила она. “Это смоет у меня изо рта вкус чипсов на матрасиковой основе”.

Продавец вина зачерпнул два кубка из своей бочки. Вино было самого простого - обычное красное, приправленное апельсинами, лаймами и лимонами.Но оно было влажным и прохладным. Талсу налил его и протянул дешевую глиняную кружку, чтобы налить еще. Продавец вина положил монету, которую дал ему Талсу, в карман, затем снова налил себе на чай.

Потягивая вино с цитрусовым привкусом, Талсу взглянул на альгарвейцев на рыночной площади. Он знал, что это глупо, но все равно сделал это.Он мог бы узнать того, кого ударил в нос в бакалейной лавке, но он понятия не имел, как выглядел тот, кто ударил его ножом. Рыжий - это все, что он знал.

Гайлиса смотрела через рыночную площадь, на другую сторону города. “Это все еще кажется неправильным”, - сказал он.

“А? Что не так?” Спросил Талсу. В эти дни так много вещей в Скрунде казалось неправильным, что ему было трудно понять, что именно она имела в виду.

“Что альгарвейцы снесли старую арку”, - ответила Гайлиса.“Это было здесь более тысячи лет, со времен Каунианской империи, и за все это время оно никому не причинило никакого вреда. У них не было никакого права разрушать его ”.