Из тьмы

Пять

Когда люди говорили о хождении по яйцам, они обычно имели в виду тех, кого несли куры, утки или гуси. В эти дни Фернао чувствовал себя так, как будто он ходил по тем яйцам, которые бросали перевертыши и роняли драконы. Все, что он сказал, что бы он ни сделал, могло привести к впечатляющей катастрофе с женщиной, которую он любил.

И даже если я ничего не сделаю, у меня могут быть неприятности, подумал он. Если он оставит Пекку одну, она может решить, что он холодный и сдержанный. Если он будет преследовать ее, она может решить, что его не волнует ничего, кроме как оказаться у нее между ног. Когда впервые пришло известие о смерти Лейно, он задумался, действительно ли ему следует сожалеть. В конце концов, ее муж, его собственный соперник, теперь ушел. Разве это не оставило Пекку всю ему?

Может быть, так и было. С другой стороны, может быть, и нет. Он не представлял, какой виноватой она будет себя чувствовать, потому что была в его комнате, потому что они только что закончили заниматься любовью, когда ее вызвали, чтобы узнать о смерти Лейно. Если бы она была где-то в другом месте, если бы она вообще никогда не прикасалась к нему, это ничего бы не изменило в Елгаве. Рационально, логично, любой мог это видеть. Но какое отношение логика когда-либо имела к тому, что происходило в сердцах людей? Немного, и Фернао знал это.

В тесном общежитии он не смог бы избежать встречи с Пеккой, даже если бы захотел. Все собрались в столовой. Он чувствовал на себе взгляды всякий раз, когда входил туда. Хвала высшим силам, что Ильмаринен в Елгаве, промелькнуло у него в голове однажды - на самом деле, скорее даже не один раз. Если на кого-то и можно было положиться в том, что яйца начнут лопаться у тебя под метафорическими ногами, так это на Умаринена.

Пекка не подошла автоматически и не села рядом с ним, как делала до того, как альгарвейцы убили Лейно. Но она также не старалась изо всех сил избегать его, что было некоторым утешением, если и не большим. Однажды вечером, примерно через месяц после того, как новость дошла до района Наантали, она действительно села рядом с ним.

“Привет”, - осторожно сказал он. “Как дела?”

“Бывало и лучше”, - ответил Пекка, на что тот смог только кивнуть. Когда к ней подошла девушка-официантка и спросила, что она хочет, она заказала котлету из оленьего мяса, пастернак в сырном соусе из оленьего молока и брусничный пирог. Девушка кивнула и быстро ушла в сторону кухни, как будто просьба была самой обычной вещью в мире.

Фернао не мог смириться с этим. Для лагоанца, особенно для лагоанца из утонченного Сетубала, это казалось клише é воплотившимся в жизнь. Он не улыбнулся так, как хотел, но сказал: “Как ... очень по-куусамански”.

“Так оно и есть”, - ответил Пекка. “Так и есть”. Подразумевалось, что ты собираешься с этим делать?

“Я знаю”, - мягко сказал Фернао. “Мне нравится то, что ты есть. Ты знаешь, что уже довольно давно”.

Пекка тряхнула головой, как единорог, донимаемый комарами. “Знаешь, сейчас не лучшее время”, - сказала она.

“Я не собираюсь навязываться тебе”, - сказал он и сделал паузу, пока служанка ставила перед ним ужин: баранину с горошком и морковью, блюдо, которое он легко мог бы съесть еще в Лагоасе. Он отхлебнул из кружки эля, который к ней прилагался, затем добавил: “Я думаю, нам все же нужно поговорить”.

“А ты?” Мрачно спросил Пекка.

Фернао кивнул. Его конский хвост коснулся затылка. “Мы должны подумать о том, куда мы идем”.

“Или если мы куда-нибудь собираемся”, - сказал Пекка.

“Или если мы куда-нибудь идем”, - согласился Фернао, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно. “Вероятно, мы ничего не решим, не для того, чтобы это оставалось решенным, но мы должны поговорить. Пойдем со мной в мою комнату после ужина. Пожалуйста.”

Взгляд, который она бросила на него, был наполовину встревоженным, наполовину печально-веселым. “Каждый раз, когда ты просишь меня пойти с тобой в твою комнату, происходит что-то ужасное”.

“Я бы так это не назвал”, - сказал Фернао. В первый раз, когда он пригласил ее в свою комнату, это было для того, чтобы положить конец слухам. Он не собирался заниматься с ней любовью, или, он был уверен, она с ним. Они удивили друг друга; Пекка сама пришла в ужас и несколько месяцев после этого изо всех сил старалась притвориться, что ничего не произошло, или, самое большее, превратить это в одноразовый несчастный случай.

“Я знаю, что ты бы не стал”, - сказала она сейчас. “Это не обязательно означает, что ты прав”.

“Это не обязательно означает, что я тоже неправ”, - ответил Фернао. “Пожалуйста”. Он не хотел, чтобы это прозвучало так, как будто он умолял. Хотя это не обязательно означало, что он не был неправ.

Прежде чем Пекка что-либо сказала, принесли ее ужин. Затем она послала служанку обратно за кружкой эля, такого же, как у него. Только после того, как она отпила из нее, она кивнула. “Хорошо, Фернао. Полагаю, ты прав: нам следует поговорить. Но я не знаю, как много нам есть, что сказать друг другу”.

“Тогда нам лучше выяснить”, - сказал он, надеясь, что ни его голос, ни лицо не выдали охватившего его страха. Пекка кивнула, как будто не видела ничего плохого, так что, возможно, они и не видели.

Фернао хотел запихнуть еду в рот, чтобы иметь возможность как можно скорее покинуть трапезную. Пекка не торопилась. Фернао показалось, что она намеренно медлит, но он сомневался, что это так. Он нервничал настолько, что ему казалось, будто время ползет на четвереньках - и это совершенно без колдовского вмешательства. Но наконец Пекка поставила свою пустую кружку и встала. “Пошли”, - сказала она, как будто они направлялись в бой. Фернао надеялся, что все будет не так мрачно, но должен был признаться себе, что не был уверен.

Он открыл дверь в свою комнату, отступил в сторону, пропуская ее вперед, затем снова закрыл дверь и запер ее на засов. Пекка поднял бровь, но ничего не сказал. Она села на единственный стул в комнате. Фернао, прихрамывая, подошел к кровати и опустился на нее. Он прислонил свою трость к матрасу.

На его лице, должно быть, отразилась боль, которую он всегда испытывал, переходя из положения стоя в положение сидя или наоборот, потому что Пекка спросил: “Как твоя нога?”

“Примерно так же, как обычно”, - ответил он. “Целители немного удивлены, что все делается так хорошо, как было, но они не ожидают, что станет лучше, чем сейчас. Я могу использовать это, и это больно. Он пожал плечами. Лучше, чем быть убитым, чуть было не сказал он, но передумал, прежде чем слова слетели с его губ.

“Я рад, что не стало хуже”, - сказал Пекка. “У тебя действительно был такой вид, как будто это тебя беспокоило”. Она заерзала, что он редко видел за ней. Для нее это тоже нелегко, напомнил себе Фернао. Она глубоко вздохнула. “Тогда продолжай. Скажи свое мнение”.

“Спасибо”. Фернао обнаружил, что ему тоже нужно глубоко вздохнуть. “Я не знаю, что бы вы сделали - что бы сделали мы - если бы ваш муж был жив”.

Пекка неуверенно кивнула. “Я тоже”, - сказала она. “Но сейчас все по-другому. Ты должен это видеть”.

“Да”, - согласился Фернао. “Но есть одна вещь, которая не изменилась, и тебе нужно это знать. Я все еще люблю тебя, и я все еще сделаю для тебя все, что в моих силах, и я все еще хочу, чтобы мы оставались вместе до тех пор, пока ты сможешь терпеть меня ”. И Лейно мертв, и это может все упростить. До того, как он умер, я никогда не думал, что это может все усложнить.