Провинциальная драма

Алина опустила глаза, прикусывая губу. Несколько секунд молчания.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросила она.

— Как? Как будто ты самое драгоценное, что есть в этом мире? — улыбнулся он, надеясь, что это прозвучит как шутка. Та, в которой правды было гораздо больше.

— Да, типа того, — с улыбкой ответила она.

— Потому что так и есть, — пожал он плечами, и это стало тем моментом, когда она отпрянула.

Тим сжал челюсти, когда она провела рукой ему по груди, переходя на руку, и, огибая, ушла к остальным. Он остался один, повернутый к темноте перед собой. Внутри мешалась приторная сладость чертовой песни и их танца с горьким послевкусием этого жеста.

Он протяжно вздохнул, шмыгнул носом и развернулся, делая вид, что ничего не произошло. Вечер не заканчивался на этом, и ему следовало выражать то, что всё в порядке. Ведь показывать то, как он снова и снова бил собственное сердце, было непозволительно.

По крайней мере, потому что никто этого не просил.

Сложно сказать, в какой момент Гриша, Алина и Коля начали гоняться друг за другом по всему полю. Тим с трудом следил за их хаотичными и быстрыми перемещениями, его глаза слипались от недосыпа и коньяка, который он продолжал пить.

Юля присела рядом с ним, сложив ноги перед собой. Они несколько секунд смотрели друг на друга, затем глупо улыбнулись и рассмеялись. Тим не понял, что было смешного.

— Вы не говорили об этом? — спросила Юля, кивая в сторону Алины.

— Нет, — ответил он. — Много раз могли, но... Обсуждать это пьяными — не самая лучшая идея. А на трезвую голову и речи не заходило.

— Попробуй хотя бы пьяным, — настойчиво проговорила она. — Я знаю позицию Алины, но боюсь, что неправильно тебе её объясню. Да и в почтальоны я не записывалась.

Тим кивнул, глядя на Алину, которая бегала поодаль.

— Так, а у тебя что случилось? — спросил он, полагая, что «вино вошло» и пора раскрыть тайну.

— Да просто устала, — ответила Юля. — Бабушка ведёт себя как ребёнок. Недавно её чуть не сбила машина, когда она снова решила пойти в магазин сама. Я ей уже кучу раз говорила, чтобы она не уходила дальше двора, но ей всё равно не сидится на месте. Пошла за молоком, хотя у нас было два пакета в холодильнике. Или, бывает, я не дома, а она начинает мне звонить, говорить, что кран течёт или ещё что-то. Я срывалась, уходила с пар. Приходила домой, а там всё спокойно.

— Внимания добивается? — предположил Тим.

— Да. После смерти деда Саши она начала немного сходить с ума. Раньше это было не так заметно, но сейчас становится всё хуже и хуже. Меня уже трясти начинает каждый раз, когда я вижу входящий звонок. И мне так мерзко от самой себя, ведь в детстве я её так любила, а сейчас так бешусь.

— Тебя можно понять.

— Нет, нельзя, — перебила она. — Я так часто задумываюсь о том, что ей ведь осталось недолго. И мне нужно провести с ней больше времени. Иначе я себя с говном сравняю потом.

— Ты себя в любом случае с говном сравняешь, — ответил Тим. — Тебе всё равно будет казаться, что ты сделала недостаточно, что слишком мало времени проводила. Это будет неотъемлемой частью твоего горя.

Юля помрачнела, медленно поднимая стаканчик к губам. Но внутри ничего не оказалось. Тим поглядел и на свой пустой стаканчик, поэтому поднялся, чтобы сходить за бутылкой. Голова закружилась от резкого подъёма, но ему удалось дойти до Егора и Карины, охраняющих остатки коньяка.

Они были настолько увлечены разговорами о своём учебном заведении, что не заметили, как Тим нагнулся за бутылкой и взял её с собой. Когда он наклонился, чтобы передать её Юле, чья-то нога неожиданно пнула его под зад. Он резко обернулся и увидел, как Алина, заливаясь смехом, убегает прочь.

Он сорвался с места, чтобы догнать её, но она уже была в десяти метрах от него, когда запнулась о собственную ногу. Не в силах поймать равновесие, она, все же продолжая попытки, упала на землю.

Догнать её было уже не сложно. Словно не желая оставлять её одну в такой ситуации, Тим решился на безрассудный шаг. Он оттолкнулся, прыгнул вперёд и выставил руки так, словно нырял в воду. Перевернувшись через голову, он приземлился рядом с ней.

— Это что за акробатические трюки? — улыбнулась она, переворачиваясь на бок. — Кажется, я испачкала тебе всю олимпийку.

— Не переживай, — прикрыл глаза он. — Как раз попробую новый пятновыводитель, который купил по скидке.

— Ты мне всё прощаешь, — произнесла Алина, подкладывая руки под голову. Её дыхание было сбитым после беготни, и в свете единственного фонаря Тим заметил, какими румяными были её щеки.

— Не могу перестать это делать, — с улыбкой ответил он. — Какие созвездия над нами?

Алина перевернулась на спину и прищурилась, разглядывая чистое небо. Тим не двигался и лишь наблюдал за тем, как двигались её губы, безмолвно пытаясь сосчитать количество звёзд.

— Лебедя нашла, — сказала она, указывая пальцем куда-то вверх.

Понимая, что Тим ни черта не разберётся среди множества сияющих точек, она повалила его на спину и прислонилась сверху так, чтобы угол их взгляда был примерно одинаковым.

— Вот от большой звезды пять поменьше вниз, — провела она рукой по тёмному фону. — А тут крылья с обеих сторон.

— Алина...

— А вон там созвездие овцы, — перебила она и повернулась. Её волосы щекотали его щеку, а предплечье упиралось ему в грудь. — Это твоё созвездие.

— Нет такого созвездия, — ответил он. — А созвездие Овна лучше видно осенью.

— Я знаю, — улыбнулась она. — Знаешь, почему ты овца? И это не оскорбление. Хотя звучит наоборот, конечно.

— Почему?

— Антонина Викторовна говорила, что мужчина, когда притворяется влюблённым, ведёт себя как галантный джентльмен, — произнесла она, глядя прямо в его глаза. Она замолчала, наблюдая за тем, как он медленно убирает её волосы за ухо. — А если влюблён по-настоящему, то похож на овцу, — добавила она тихо. — Это, кажется, цитата Агаты Кристи.

— Так ты всё понимаешь? — спросил он, затаив дыхание.

— Я не тупая, — усмехнулась она, чуть подаваясь вперёд. — Ты, наверное, заметил, что я редко позволяю себе вести себя так, когда трезвая. Иногда я даже близко к тебе не подхожу. А иногда перебарщиваю и даю какие-то непонятные намёки. Мне, честно говоря, очень стыдно за это. Я поражаюсь тому, как ты не пытаешься меня насильно поцеловать, и за это же благодарна. Потому что… Ты решишь, что я странная, но для меня поцелуй — это начало отношений. А к отношениям я не готова.

— Ты не странная, — ответил он. — Я тоже не готов к такому.

— То есть всё нормально? — неуверенно спросила она.

— Да, — твёрдо сказал Тим, не давая ей ни намёка на то, чтобы сомневаться. — Мы можем вести себя так, как ведем, сколько угодно. Это даже интригует.

— Но… В уголок губ ведь не считается? — спросила она и закусила губу.

— Если мы решим, что не считается, то не будет считаться, — пожал плечами он, всем телом предвкушая прикосновение к чему-то новому и неизведанному.

Алина улыбнулась и, чуть помедлив, прильнула к его щеке, так близко от обветренных, искусанных губ. Они встретились взглядами, и время остановилось. И этот по-детски глупый жест, который был ещё одним шагом по лезвию, по которому они ходили и прежде, стал символом волнующего начала.

Тим потянулся вперёд и сам поцеловал её так же. А затем ещё в щёку, рядом с появившейся ямочкой. Алина рассмеялась и повалила его обратно на землю, половиной тела ложась сверху.

— Ну всё, дала волю на свою голову, — пробубнила она, щелкая его по носу.

Тим не успел ничего ответить, как суета, возникшая поодаль тогда, когда они ничего не замечали друг из-за друга, налетела на них. Гриша спешно поднял сначала Алину на ноги, потом схватил Тима. Он успел лишь обернуться, осознавая, что в их сторону стремительно двигался яркий свет ручного фонарика.