Любовь во тьме

Ее родители были богаты, так что она самостоятельно обеспечена, и все же она не может уехать. Он осторожен, мой отец, заботится о том, чтобы синяки никогда не были видны, чтобы ей никогда не было слишком больно, потому что она по-прежнему олицетворяет его и его силу.

Не нужно выбивать из людей реальное влияние, но он ни хрена об этом не знает.

Я никогда не видел, чтобы она истекала кровью, только синяки, но мысль о том, что однажды он может зайти слишком далеко и убить ее, приходила мне в голову и раньше. Ответственность за ее дальнейшую безопасность и благополучие тяжелым грузом лежит на моем сердце.

- Все не так просто, дорогой . Он - все, что у меня есть.

- Нет, у тебя есть Тесс и я, мама. И мы устали видеть, как папа выбивает из тебя все дерьмо. Подумай о примере, который ты подаешь Тесс.

В ту же секунду, как эти слова были произнесены, я хочу взять их обратно. Они прозвучали так, будто я обвинял ее, а это не входило в мои намерения. Я просто хотел найти способ достучаться до нее, заставить ее понять, как важно, как необходимо , чтобы она ушла.

Она убирает руки от моего лица и отворачивается от меня, к своему туалетному столику.

- Тебе лучше уйти, Тристан. Твой отец ждет тебя.

–Мама...

-Пожалуйста, уходи. - Она припудривает носик и слабо улыбается мне в зеркало. - Увидимся на позднем завтраке в следующие выходные.

Я выхожу из ее комнаты, допиваю свой напиток и ставлю стакан на столик в прихожей, прежде чем, перепрыгивая через две ступеньки за раз, поднимаюсь в кабинет отца на четвертом этаже.

Он подписывает документы, когда я вхожу, явно не обеспокоенный почти тридцатью минутами, которые я заставила его ждать.

Его холодные глаза – того же прозрачно-голубого цвета, что он передал мне, – поднимаются навстречу моим, но в их огромной пустоте не мелькает никаких эмоций, когда он окидывает меня взглядом. Он снова опускает взгляд на свой стол и заканчивает подписывать оставшиеся документы.

-Садись, - приказывает он.

- Просто скажи мне, что ты планируешь со мной сделать, чтобы мы могли покончить с этим. Не нужно делать вид, что мне нравится быть в твоей компании, - рычу я.

В уголках его губ появляется улыбка, когда он закрывает свою папку, и я понимаю, что мне крышка.

-Я попросил об одолжении, - объявляет он, ставя локти на подлокотники кресла и откидываясь назад, чтобы посмотреть на меня.

Он собирается заставить меня спросить его, придурок.

- От кого? - Выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.

-Роберт Ройял.

Мы никогда не встречались, но я знаю это имя. Что еще более важно, я знаю репутацию. Он дипломированный психопат, и, если слухи верны, он знает о темном искусстве супружеского насилия больше, чем даже мой отец. У меня мурашки бегут по спине, когда я слышу его имя в связи со своим.

- Он входит в совет директоров Королевской академии короны в Обоне. Ты слышал об этом?

Конечно, видел. Пытаясь силой превратить меня в чопорного бизнесмена, каким он хотел меня видеть, мой отец отдал меня в британскую частную школу, и мы часто играли против RCA.

Тогда я все еще думал, что он заботится обо мне, об этой семье. Я преклонил колено, подавил свои собственные мечты и страсти, и я пытался. У меня был успешный первый год, и когда я приехал домой на лето, я застукал своего отца, ударившего мою мать по лицу.

Он увидел меня. Вместо того чтобы извиниться, он одарил меня устрашающей улыбкой и сказал: “смотри и учись, потому что однажды тебе придется наказывать свою собственную жену”.

Затем он ударил ее снова.

Мне было пятнадцать, и я сошел с ума. Наркотики, алкоголь, вечеринки, неограниченный доступ к деньгам и полный контроль над импульсами стали моей жизнью. Меня выгнали из трех школ, прежде чем мой отец в конце концов вложил в решение проблемы достаточно денег, чтобы я смог окончить четвертую. Я окончил Калифорнийский университет, но только потому, что скрыл от своей семьи тот факт, что посещал столько же занятий искусством, сколько и бизнесом.

Я делала все, чтобы взбунтоваться, разозлить его, потому что уже тогда понимала, что худшее, что я мог с ним сделать, - это разрушить его имя и планы по наследованию престола.

-Я немного староват, чтобы возвращаться в среднюю школу, - говорю я ему насмешливым тоном.

- Ты как раз достаточно взрослый, чтобы преподавать, - заявляет он, вынося наказание с быстротой молотка по звуковому блоку.

Я громко смеюсь над этим, но это звучит невесело. Улыбка сползает с моего лица, когда он остается бесстрастным. - Ты шутишь.

Чего бы я ни ожидал, это было не это.

- Ты начинаешь в сентябре.

- Ты хочешь, чтобы я пошел учить детей? Я? - Я усмехаюсь. - Как это может хоть как-то помочь? Чему я должен научиться из этого?

- Ответственность, - отвечает он, презрение сочится из каждого слова. - Смирение. Зрелость. Как исправить свой поступок. Как избежать общения с прессой. Я хочу, чтобы ты исчез, Тристан. Я не хочу ничего слышать о тебе в течение года, пока ты здесь .

- Год?

-Год, - повторяет он бескомпромиссным тоном. - С меня хватит твоих детских бунтов, и я больше не позволю тебе портить имя семьи или репутацию. Твоя квартира продана, и твои вещи вывозятся, пока мы разговариваем. Я также отзываю доступ к твоему трасту. Ты проживешь год на зарплату своего учителя. - Он делает паузу, ухмыляясь мне. - Ты должен поблагодарить меня за то, что я отправил тебя в частную школу вместо государственной, где ты получал бы минимальную зарплату.

Я качаю головой, выражая свой отказ. - Я не буду этого делать. Если вы вынудите меня к этому, выступление на прошлой неделе будет выглядеть детской забавой по сравнению с тем, что я сделаю в Швейцарии . - Добавляю я, моя угроза ясна.

- Ты сделаешь это, если хочешь снова увидеть свою мать.

Я напрягаюсь, мой взгляд натыкается на его мертвое тело, когда истинный ужас выбранного им наказания захлестывает меня.

-Что?

- Ты хочешь, чтобы твоя мать была в безопасности? Тогда ты поступишь в RCA и будешь, черт возьми, лучшим учителем, который у них когда-либо был. Ты будешь хорошо себя вести. Ты будешь держаться подальше от первых полос таблоидов .

Вот она. Карта, которую он всегда носил в заднем кармане, но до сих пор ни разу не разыгрывал.

Ответная гримаса на его лице совершенно зловеща, раскрывая истинное зло этого человека. Он получает удовольствие от этого, от власти, которой он обладает над нашей семьей, и от того, как он может использовать это, чтобы поставить меня в узду.

- Зачем ты это делаешь? Я требую: - Тесс может продолжить твое наследие, она готова и хочет этого. Он прищуривает глаза, глядя на меня, его рот сжимается в жесткую линию. – Я могу подчиниться, если ты просто позволишь мне...

- Ни один мой сын не будет работать в подсобке ресторана, как плебей из ”синих воротничков, - бушует он, теряя надуманный контроль над своим характером. - Ты унаследуешь эту компанию и повзрослеешь.

Единственная страсть, которая есть у меня в жизни, единственное, что заставляет мою кровь биться быстрее и пробуждает творческий интерес, - это приготовление пищи. Когда я рос, мои родители часто уезжали из города и оставляли нас на попечение домашней прислуги, поэтому я привык проводить вторую половину дня с нашими шеф-поварами. Сначала я просто наблюдал и впитывал все в себя, затем запачкал руки основами, такими как омлеты и смешанные салаты, чтобы в конечном итоге работать бок о бок с ними и изучать более сложные рецепты и то, как сочетаются вкусовые характеристики.