Обещание Серебряной Крови

— Львиная акула, — сказал Грабулли с блеском в глазах. — В заливе их полно. Должно быть, их привлекает рыбьи внутренности, хотя, без сомнения, Сородичи иногда подбрасывают им более вкусные кусочки.

— Сородичи?

— Преступный мир Сафроны. — Грабулли хлопнул Лукана по спине. — Ты все еще мечтаешь поплавать, друг Лекаан?

— Не так сильно, как я мечтаю сохранить все свои конечности.

— Ха! Тогда четырнадцать серебряных монет кажутся справедливой ценой за эту привилегию, так?

— Отлично, — сказал Лукан, встретившись взглядом с капитаном. — Четырнадцать серебряных монет, и ты забудешь обо мне. Если кто-нибудь спросит имя пассажира, которого ты подобрал в Деладрине, скажи им, что его звали... Дюбуа. Бастьен Дюбуа. — Он протянул руку. — Мы договорились?

— Не знаю, друг Лекаан, — задумчиво произнес Грабулли, теребя свою черную бороду. — Я славлюсь своей хорошей памятью.

— Хватит нести чушь, — ответил Лукан с гораздо большей убежденностью, чем чувствовал на самом деле. — Если ты попытаешься и дальше морочить мне голову, я рискну с акулами.

Грабулли и Сандрия обменялись взглядами. Один из громил позади них хрустнул татуированными костяшками пальцев.

На мгновение Лукану показалось, что он зашел слишком далеко.

Затем Грабулли рассмеялся и, схватив его за руку, сжал ее железной хваткой и энергично потряс:

— Добро пожаловать в Сафрону, мастер Дюбуа.

Глава

4

БЛОХА С БЛОШИНОГО РЫНКА

Первое впечатление путешественника о Сафроне, так начинается трактат Веллераса Гелламе, это привлекательная и изящная девушка, благоухающая жасмином и жимолостью, ее смех напоминает звон далеких колокольчиков.

Лукан начал подозревать, что Гелламе выпил слишком много бренди. Или, возможно, он просто зашел с другого входа. В любом случае, первое впечатление Лукана о Сафроне оказалось совсем другим. Не было ничего привлекательного в том, чтобы наблюдать, как два татуированных моряка избивали друг друга до крови, в то время как их товарищи подбадривали их криками, и ничего изящного в том, как мокрые от пота докеры разгружали бочки под пристальными взглядами тонкогубых таможенников. И в воздухе пахло не столько жасмином и жимолостью, сколько гниющей рыбой, древесным дымом и свежим дерьмом. Что касается далекого звона колокольчиков... он, без сомнения, затерялся в какофонии криков и смеха, лая собак и скрипа портовых лебедок.

Пока Лукан стоял там, окруженный видами и звуками незнакомого города, он чувствовал, как тяжесть стоящей перед ним задачи ложится на его плечи мертвым грузом. Вместе с этим пришел страх, который сопровождал, как тень, каждый его шаг с тех пор, как он покинул Торлейн; страх нашептывая ему, что это глупая затея, что значение Зандрусы останется тайной. Что справедливость, которую он обещал своему отцу, так и не восторжествует, и тень всегда будет висеть над ним. Как будто у меня и так их недостаточно. Лукан взглянул на море, ища глазами весельную лодку, которая высадила его на берег. Он хотел было окликнуть ее, но та уже была вне пределов слышимости, направляясь к тому месту, где стояла на якоре «Солнечная Рыба». Ничего не оставалось, как продолжать и надеяться на лучшее.

Он повернулся к оживленной набережной и поправил рюкзак. Я иду за тобой, Зандруса, подумал он и, сделав глубокий вдох, двинулся вперед. Кем бы или чем бы ты ни была.

Вскоре Лукан уже смотрел в пасть гигантского чудовища.

Конечно, он слышал рассказы о нем — наряду с Эбеновой Дланью, это была одна из самых известных достопримечательностей Сафроны, — но рассказы из третьих рук и упоминания в бесчисленных пьесах и песнях не могли передать настоящего положения вещей. Десятилетия — возможно, столетия — солнечного света придали черепу почти идеальный белый цвет, хотя это не уменьшило угрозу, которую он излучал. Темнота скапливалась в его каплевидных глазницах, в то время как рога, возвышавшиеся над ними, казались зловеще острыми. Зубы, обрамлявшие удлиненную челюсть, — все длинные, как мечи, за исключением передних клыков, которые были еще длиннее, — отбрасывали неровные тени на дорогу внизу. Какому зверю принадлежал череп и почему он теперь висел над главными воротами набережной, оставалось загадкой, которую не смог разгадать даже Веллерас Гелламе (никогда не упускавший случая похвастаться своим интеллектом). Тем не менее историк описал череп как одну из самых диковинных вещей, которые он когда-либо видел, и Лукан не мог с ним не согласиться.

Он присоединился к потоку людей и повозок, который проходил через ворота под незрячим взглядом черепа. В тени арки, опираясь на алебарды, стояли две стражницы и наблюдали за бесконечной процессией, сигариллы свисали с их губ. Время от времени они отводили кого-нибудь в сторону и задавали несколько вопросов или останавливали фургон и нерешительно ковырялись в кузове, хотя в основном они, казалось, довольствовались тем, что стояли и курили. Проходя под огромным черепом, Лукан поднял голову, вглядываясь в черные глубины и гадая, какой разум когда-то жил внутри. Что-то древнее, нематериальное...

— Эй, ты, пошевеливайся, — крикнула одна из стражниц, выпуская дым из ноздрей и пристально глядя на Лукана. Он даже не понял, что остановился. Привлекать к себе внимание —последнее, что мне нужно. Он сделал извиняющийся жест и вышел через ворота на широкую улицу за ними.

Южная костяная дорога, удачное название. По обеим сторонам проспекта через равные промежутки возвышались огромные кости, предположительно принадлежавшие тому же существу, чей череп висел над воротами. Ребра, судя по изгибам. Они стояли между каменными зданиями, возвышаясь над красными черепичными крышами и изгибаясь над улицей, образуя арки. Милосердие Леди, это создание, должно быть, было гигантским. Нищие сидели у покрытых граффити подножий костей, протягивая иссохшие руки к проходящему мимо людскому потоку. Воздух был густым от пыли, жара стояла невыносимая, хотя еще не было и полудня.

Согласно Веллерасу Гелламе, в городе было четыре Костяные дороги, по одной с каждой стороны света, и все они вели в одно и то же место: Площадь Серебра и Специй, которая находилась в центре Сафроны. Если верить Гелламе, площадь была огромным рынком и бьющимся сердцем города, где, как утверждал историк, можно было купить все, что угодно, будь то сверкающий драгоценный камень, произнесенное шепотом слово или даже чью-то смерть. Это была вторая из тех вещей, которые привлекли внимание Лукана. Если под «произнесенным шепотом словом» Гелламе подразумевал информацию, то площадь была лучшим местом для начала поисков. Сначала он предположил, что Зандруса — имя убийцы его отца; в минуты горя он шептал это слово снова и снова, чувствуя, как с каждым разом оно ранит его все глубже.

Потом, однако, он пришел к выводу, что это имя могло принадлежать кому-то совершенно другому — другу его отца или какому-то коллеге. Кому-то, кто мог знать, кем был настоящий убийца. С другой стороны, возможно, Зандруса — вовсе не человек, а место или даже предмет. Строить догадки было бессмысленно; он мог только надеяться, что правда ждет его где-нибудь на Площади Серебра и Специй. Я поспрашиваю вокруг, посмотрю, что смогу выяснить, решил он, проходя под одним из нависающих ребер. А потом я найду приличную таверну и посмотрю, действительно ли местное красное вино так хорошо, как утверждает Веллерас Гелламе.