Страница 21 из 160
«Кошмары обеспечены», — мрачно подумал я и спихнул кошку в ноги. Бася громко зевнула.
«Только волки, только совы
По ночам гулять готовы.
Рыщут, ищут, где украсть,
Разевают клюв и пасть»,
— вспомнил я и уснул…
Трень-трень… трень… трень-трень. Телефон разрывался в кухне — звонко и отвратительно. Хотелось ненавидеть.
«Междугородка, — недовольно подумал я. — Прямо с утра. А ведь снился рай… Ну, почти. Надо же было влезть и изгадить. Дзынь-дилень. А пол холодный!»
Квартира наполнилась звуками.
— Телефон! — хрипло проорала Инга. — Возьмите, наконец, трубку!
— Александр! — возмутилась из ванной мама. — Ты что, оглох?! Телефон!
Я накрыл голову подушкой.
Тяжко простонали половицы, что-то дрогнуло в буфете на кухне — бабушка всегда ходила размашисто. Треньканье умолкло, оборвавшись особо мерзким «Дзыыыннь».
— Хало, — сказала бабушка, — Твардовская.
Так она здоровалась с абонентами, ещё в те поры, когда говорили «Сделаю телефоны» вместо «Позвоню».
Пришлось встать, наспех одеться и выйти в кухню по холодному полу. Там бабушка, выслушав «соединяю» из телефонной трубки, супилась на меня и кошку.
— Да-да, слушаю. Я здесь, — повторила бабушка. — Утро доброе и вам. Вот как? И давно? Но то небезусловно! А температура?
Жёлтая телефонная трубка что-то квакнула в ответ.
— Но так, так — я буду. Повторяю, буду. 3 Богем! — И бабушка положила трубку на рычажки. Телефон облегчённо звякнул.
— Не могут решить, — чуть помолчав, сообщила в пространство бабушка, — что делать… В отделении инфекция. Карантына. До того ж имеем одслоение плаценты. Михальский бьётся в стены и потребует меня. Там нетипичная старородящая. Из персон. Истерык просто, а ещё профессор.
При «нетипичной старородящей» явилась из ванной мама, укутанная в халат и с тюрбаном из синего полотенца на голове. Лицо она намазала кремом и была очень похожа на японку с переливающейся импортной открытки.
— Вынуждена, Лика, — выговорила бабушка, — вас покинуть.
— Так скоро? Причина? — педагогически вопросила моя строгая мама. Интересно было наблюдать за её почти что неподвижным лицом.
— Причина единая, — заявила бабушка и заглянула в кофейник, — рождение.
Мама извлекла из холодильника сырники, бабушка, неизвестно откуда, банку варенья.
— Но что вы можете сделать здесь? — произнесла мама с ноткой смятения в голосе. — Там каждая минута на счету.
Я внимательно разглядывал варенье — именно такое, — тёмно-красное, клюквенное, варила исключительно бабушка. У себя дома, чаще всего запершись в кухне. Мама всегда отбивалась отсутствием медного таза, сахара, нужного количества клюквы, а также времени.
— Мне кажется, там есть кому… — начала мама и осеклась. — Я помогу вам собраться? — спросила она. — Откуда взялось варенье?
— Я тоже интересуюсь, — ввернул я. — Ещё вчера такого не было.
— 3 буфета. Наварила летом много, — кратко объяснилась бабушка. — Угощайтесь.
И она уютно разместилась за столом, взяв себе самую большую чашку.
— Ваш крем просто чудо. — мама решила обойти тему с тыла, что, вобшем-то, всегда ей было свойственно. — Ведь я могу рассчитывать на следующую баночку?
Бабушка оперлась щекой на руку и задумчиво поглядела на маму.
— Непременно приеду в конце месяца, Лика, — сказала она. — У вас будет важная поездка, кто-то должен заняться домом. Дети не должны быть совершенно одни. Тогда привезу крэм.
По маминому невозмутимо-белому облику пробежало тенью некое движение.
— Откуда… — было начала она. Затем мелким жестом махнула рукой, словно отгоняя слова, ставшие, как всегда, ненужными. — Значит, будет, — миролюбиво произнесла мама, — интересно. Тем более важная. Пойду сотру маску. Александр, кофейник!
— Непохож, — вяло откликнулся я, дожевывая сырник.
— Сама. Ты ведь не против? — быстро поинтересовалась бабушка и кашлянула в кулак.
Сахарница на столе дрогнула. Бабушка встала, обошла стол, забрала наш старый медный кофейник на плиту и, развернувшись (абсолютно невежливо) спиною ко мне, что-то зашептала, обращаясь к жёлтой меди. Я выдержал паузу. Балки чердака над нами поскрипели с явно ревматическим подтекстом: «Осень не на пользу никому». Ветер, зацепившийся за шпиль, принёс с собою охапку листьев, совершенно жёлтых.
Бабушка досыпала в кофейник кофе, закинула пару каких-то белых зёрнышек и горстку зелёных и уселась на мамино место, лицом ко мне. За её спиной кофейник принялся выдувать огромные коричневые пузыри из носика. Почему-то запахло цедрой.
— Понадобится твоя помощь, — безо всяких предисловий заявила бабушка. — Будешь слушать?
— Вы мне что-то пообещали, — начал я и упёрся взглядом в грозную бабушкину вертикаль над переносицей.
— Смотри, жебы я не каялась! — жёстко сказала она. — В доверии. Обещанное исполню.
— Хорошо, хорошо, — пробурчал я. — Надо будет выйти из дому?
— Перед тем умыться и причесаться, — иронично заметила бабушка. Реальный кошмар.
— Что да, то да, — не смог не согласиться я и покашлял в кулак. — Ну что же. Я склоняюсь перед вашим знанием.
Бабушка напустила на себя значительный вид и поправила гребень.
— … и прошу о его части, — не смог удержаться я.
— Интрыгант, — мягко сказала бабушка, — вот до чего доводит та шимония, нет простоты. Одни шпекуляции. Збырайся.
Она встала и, сняв с огня плюющийся кофейник, разлила ароматный кофе по двум чашкам.
Первой, и почему-то с топотом, на кухню вбежала Бася. Кошка с разгону принялась нюхать воздух, жадно растопыривая чёрный плюшевый нос.
— Хищники кофе не пьют, — пресёк кошачью атаку я. Бася в ответ мяукнула и даже покачнулась, изображая голод.
— Так, ну ты, Цюрупа, — хмуро сказал я, — ведь в мисочке два клюва. Это означает, что кто-то съел головы куриные, две, ага?
Бася озадаченно почесала за ухом.
— Вот-вот, — отозвался я, — подумай как следует, прежде чем клянчить.
Из коридора мне навстречу выдвинулась мама, совершенно стёршая крем и самурайскую надменность с лица.
— Волшебный аромат, — заметила она мельком, — кофе бабушки Лены, я узнаю его.
— Старый рецептик, а ещё она споласкивает чашки кипятком, — отозвался я и отправился одеваться.
Из недр квартиры раздался ужасный звук… Похоже было, что кто-то ахнул, взвыл и прорычал одновременно.
Мама чуть не выронила чашку, бабушка, орудовавшая гребнем на кухне перед зеркалом, едва не поперхнулась заколками. Бася, благоразумно и храбро фыркая, укрылась под тахтой, я продел голову в свитер и прислушался. Вой повторился. Бабушка вынула изо рта шпильки.
— Что-то случилось… — глубокомысленно заметила мама, — может, Тиночке плохо?
— Всю жизнь, — радостно заметил я. — Она ведь так много работает…
— Александр! — хором сказали дамы.
В «тамбуре» нам явилась сильно мятая и вытаращенная Инга. Она вопила.
В дни моего детства было модно находить в лесу страхопудные коряги, вырезать из них уродливые обличья, а затем раздаривать эти увражи знакомым… У нас было две таких образины — дракон и лев. Кто из них кто, с первого взгляда могла угадать только мама, я знал только, что у льва меньше ног, чем у дракона и есть тонкий и сухой хвост…