Страница 152 из 160
И она с ровного места зарядила в меня чем-то мощным, с искорками и иголками, прямо вот хлопнула в ладоши, дунула и… Думаю, именно от такого некогда превращались в свиней. Во всяком случае — вращались, возможно, в пыли, ведь форма непредсказуема порою, лишь содержание непреложно.
Я остался прежним.
— Вот когда ты носилась тут с ведром мусорным, — заметил я, уничтожая последствия гамелинской волшбы, — толку от тебя как от ведьмы было больше: заговоры там, шерсть эта, очистки, интриги, намёки — это интересно, хотя бы. Иногда даже неприлично. Но без ведра ты просто ноль.
— Всегда будешь бедным, — сказала Аня в нос мерзким, тонким голосом. И захихикала. — Всю жизнь… — уточнила она, посмотрела мне за спину и нахмурилась. — Ну, допустим, ладно, — словно согласилась. — Не всегда. Не всю. Что-то будет… — Она зашарила по плечам в поисках косы, не нашла и рассердилась ещё сильнее, — капать. Доход, в смысле. Но тебе никогда не хватит, ни на что. Почти… Бедность — вот что я тебе обещаю и даю.
— Это всё? — поинтересовался я.
— Разве мало? Можно что-то добавить… — откликнулась прежним, немного сердитым, голосом уже ускользающая из этой нынешней та — бывшая Аня.
— Легко, — заметил ей на это я. — Всегда можно что-то добавить по вкусу, ты же знаешь.
— Я теперь знаю так много, — сказала Гамелина после недолгого молчания. — И о тебе… И о себе. И о нас. И будущем тоже…
— Ну, ты до старости будешь молодой, тут правда. Жить будешь не здесь, далеко… Где-то, где море… Эм… Хэм… Хом… В Гамбурге, что-ли?
— Допустим, — мрачно изрекла Гамелина. — Заканчивай лезть ко мне в голову, а то рассержусь…
— Давай, — обрадовался я. — Может, лопнешь. Кстати, ты располнеешь. Отчётливо вижу, даже отсюда, а ещё рано поседеешь. И со зрением просто ой… И зубы!
— Я сейчас действительно сделаю тебе ой, — тихо и неистово сказала Гамелина. — Заткнись, просто заткнись, пока не поздно… и пропусти меня. Мне пора… Ты же понимаешь, сколько я теперь могу.
— Поздно, — так же тихо, почти шёпотом, сказал я. — Очень поздно уже. Да. И пора, да… И ты ничего не сможешь сделать. По-настоящему. Именно мне и не только. Никогда. Ведь у тебя никто не родится. Совсем. Только опухоль.
Изображение померкло, и всё перевернулось. Раздался звон, будто где-то в ином, недобром и бессонном месте, то самое зеркало треснуло в злые осколки и пыль. Являя сон, пустую дрёму, небыль.
Телефон звонил отчаянно. Я похмыкал в трубку…
— Алё! — прокричала оттуда тётя Алиса. — Алё! Саша! Я принесла ревень! Спустись на угол, чтобы я зря не лезла к вам. Сегодня ветер, закладывает нос, учти!
Пришлось собираться, выходить — учитывая нос и ветер. На улице было совсем не лето. Сколько ни дыши в ладони, сколько солнце ни лови — впустую всё, лишь грани холода в ответ. Стыль.
На углу, кроме прилипших к асфальту бурых листьев, не было ничего интересного. Пробегали, фыркая от сырости, пешеходы, все сами не свои, неуклюжие…
Пришлось подкинуть монетку и даже прогуляться с закрытыми глазами — чтобы обнаружить тётушку с ревенём её. Тут у нас всегда волшба. Такое место…
Тётя Алиса нашлась на уровне примерно четвертого этажа, над площадью. В летнем кафе. Летнее кафе обреталось на террасе Дома Книги и на самом деле работало до зимы — ведь стойка его была в помещении.
…Надо ли говорить, что углов вокруг было мало, почти совсем не было.
Тётя Алиса крутила в руках щербатую кофейную чашечку, дула в неё и тревожно косилась во все стороны сразу.
— Ехала в галерею, — беспомощно сказала тётя Алиса. — И… Но… Как-то… Я привезла вам ревень. — И она поставила на стол небольшую баночку. — Саша, вам сейчас нужен ревень, я подумала. Он восполняет всё.
— Да, — злобно сказал я, — помогает, чем может.
— Я так волнуюсь за тебя, — сказала тётя Алиса, — сегодня. Просто места не нахожу. И вид у тебя неважный — весь, как сепия размытая. Ты здоров?
— Отнесите ревень маме, — ласково попросил я, — она дома. С находочкой…
— Думаешь? — тревожно спросила тётя Алиса и зачем-то перевернула кофейную чашку прямо на железную столешницу.
— Ну, бывает, — сознался я. — А что в галерее?
— Да забыла, — легко сказала тётя Алиса. — Сейчас зайду к вам, с ревенём — так, может, и вспомню, да и вернусь к ним… Всё же через площадь, близенько.
За соседним столиком неодобрительно зыркала на окружающее девица с горы — белочка запойная, если уж называть всех их чужими именами.
— Ладно, Саничек, — вздохнула тётка, — пойду к маме твоей, утешусь. Да! Давай глянем, что тебе там выпало — и она перевернула чашечку.
— Гуща кофейная выпала, — сказал я равнодушно. — Ору сейчас будет… Явится фурия с тряпкой — всё ясно до дна.
— Раньше воробьи успеют, — немного мечтательно заметила тётя Алиса. — Но тебе, по кофе судя, письмо какое-то… Ты ждёшь письма?
— Раньше почтальона, — ответил я, рассматривая гневно чихающее существо за соседним столом.
— Слышишь, парень, — проскрежетала псевдодева, стоило тётушке отбыть, — давай отойдём. Дело есть.
— Ну, есть дело — давай делай, я подожду, чего стесняться, — раздумчиво ответил я.
— Тебе, — мстительно сказала похмельная тварь, — всё равно письмо. Танцуй.
— Допилась? Или с ума сошла просто? — осторожно поинтересовался я.
— Нет, — бесстрастно заметила пигалица и сплюнула. — Вызывают тебя.
— Можно узнать, кто? — решил пойти по пути беличьего безумия и я.
— Высшие силы, — яростно прощёлкала Рататоск. — Семеро брамных. Хранители ворот.
— Спасибо, я в курсе, — бесцветно заметил я. — Снова с утра на стакане?
— Ух! — яростно проскворчала белка, кинула мне под ноги конверт, закрутилась на одной ноге и пропала… В пыль.
«Благовiсний Белебень», было написано на открытке-вкладыше. «Вже тепер!»
«Прямо повестка. Благо идти недалеко, — подумал я с облегчением. — Хотя и лезть наверх. На гору, хоть и поддельную — ведь преображаются».
Второе заседание суда состоялось на воротах, в храме — если быть точным. В пустом храме. Председательствовала Госпожа Атена.
Рядом с Потворой сидела короткостриженая девочка в школьной форме и куртке навырост и грызла яблоки, одно за другим.
— Непевний, — сказала Госпожа Атена. — Є свiдчення про спокуту. Це неабиякi пiдстави змiнити вирок. Подвiйний вирок, за втечу iз засiдання. Є клопотання щодо тебе, вiд сфер пошани. Що маєш сказати присутнiм?[194]
— Дайте, доти я, — подхватилась Потвора. — Чи можно як досi, його? У мiшок, та за водою… Оце дiло. Дуже помiчне!.. Завжди так робили! От було: йду до гаю я, ще молода, а мерлецi кажуть до мене, юнки нiжної…
— Скiльки moбi зараз, вже?[195] — хмуро поинтересовалась госпожа Атена.
— Та кожен рiк по-новому, — заметно стушевалась Потвора. — Але хай не занотують, як окрему думку… Про мiшок.
— Грiх у мiх, спасiння в торбу, — высказался Гермий.
— Власне, — сказал я и подошел к девочке. — Не моя Дракон. Тому хочу звиiльнити з пут. Аби була ишла!
— Що даси? — спросила Потвора.
— Маю твоє, — сказал я, — менi дай моє.[196]
И протянул ей пряслице.