Страница 13 из 160
Слова имеют силу, это я знаю хорошо, а особенно те, что идут от сердца, даже и из тёмной его части.
— Шарлатан, бабушка, это наш врач участковый, — вежливо сказал я. — Чего это вы, с порога в ссору? Плохо спали?
— Мне было знание, — заявила бабушка зловеще и погладила добродушно мурлычущую Басю. — Что ты занялся ремеслом. Здесь…
— В смысле: развожу нутрий, шью шапки? Брехня, — тут же отозвался я. — Клевета.
Бабушка покрутила в руках коробок спичек.
— Возможно, тебя следует перекинуть в хомяка, — произнесла она. — Или же в соню, албо[7] в ту нутрию. В что-то, что мыслит кратко, молча.
— Вы это сказали, не подумав, — опасливо заметил я, перебираясь к балконной двери. — В хомяка нельзя, меня кошка съест, она у нас недалёкая. Ей пока объяснишь…
— Я думаю всегда, — ответила бабушка, несколько высокомерно. — О последствиях. Дзерзость безперспектывна, — сказала она мрачно и помахала перстом у меня перед носом. — Одни пустые бздуры[8]. Бегом за книгой! Чародзейчик!
Я отправился за Альманахом, озадаченно потирая лоб.
— Скорейше поспешай, — подтолкнула меня силой слова бабушка. Неси альманак, — сказала она. — Проверю знаки в нём… Тебе будет лучше молчать.
Когда я вернулся в кухню, посуда стояла на сушке: вымытая и блестящая, на клеёнке не было крошек, следов от курения не осталось, ни единого, а Бася, уютным чёрным клубком, спала в кресле. Телевизор показывал какой-то старый фильм…
— Магия кухонная, — удовлетворённо сказал я.
— Она разрешена, — подтвердила бабушка.
— Получается, вам можно, а мне нет? — сварливо спросил я.
— Именно так, — сухо подтвердила бабушка. — Надо подрасти, обгрызаться после.
Я положил Альманах на стол. Бабушка потёрла ладонью о ладонь, раздался шорох.
— Откроешь сам? — спросила она у меня, смягчаясь. Я глянул на бабушку хмуро, копируя её взгляд с величайшей точностью.
— Хотел бы помолчать, но если вы так просите, — заявил я. И постучал по календарю с надписью «1973». — Фат-фит! — сказал я книге.
Альманах вздрогнул, испустив облачко едва заметной пыльцы, и не открылся.
— Так и знала. Знала, — произнесла бабушка довольным тоном и нацепила на переносицу очки. — Попроси хорошо, слышишь меня? Книга должна слышать прошение, не приказ.
— Не дури́, — сказал я Альманаху сердито. Календарь дрогнул, открылся неохотно и застрочил подслеповатой печатью: «Глаза серого цвета с оттенком голубого, не знают ни стыда, ни верности, ни справедливости, такие люди кормятся несчастьями других. Марс восходит в Неомении беда из стены спасение».
— Похоже, понимает и слова прóстые, ешче и римует[9], — удовлетворённо сказала бабушка. — Было знание — ты доиграешься.
В дверь робко позвонили, три раза. Кошка встрепенулась.
— Поспешай, эскулапа, — усмехнулась бабушка. — К тебе гость…
— Гость, я помню, приходил к вам, — ощерился я. — У меня кверенты[10].
— Алзо[11]. — высказалась бабушка. — Эвентуально[12], то непросто — называться так.
Я ринулся к двери. Стоящий за ней позвонил ещё раз — робко и неуверенно, звонок оборвался буквально на вздохе.
«Женщина, — подумал я. — Быстро выставлю… эвентуально».
За дверью стояла невнятная дама, замаскированная в фетровую шляпу и подозрительный дождевик, в лучшие свои дни бывший китайским плащом «Дружба». Выдающимися в даме были модные затенённые очки. «Из комиссионки, французские, — подумал я. — Дарёные, что ли…»
— Я к шаману, к мальчику-целителю, — тускло заявила женщина и извлекла из недр дождевика бумажку, — Саша Апб… Авк… — она подняла очки на лоб, — улица Пробитый Вал, сорок два, квартира шиисят девять. Я, того-этого, правильно попала?
— Смотря куда стреляли, — вырвалось у меня. Недолюбливаю я имя Саша.
— Что-что? — растерянно трепыхнулась женщина, и очки её сползли обратно на нос, она судорожно схватилась за них обеими руками. Бумажка порхнула на пол площадки.
— Проходите, — буркнул я. — Здесь сквозит.
Женщина вошла, я отсёк шедшее за ней и закрыл дверь…
— Идите прямо по коридору, затем направо, там кухня, — сказал я. Женщина оглянулась и наконец-то сняла очки.
— Ох, как тёмно у вас, — плаксиво сказала она. — Видно плоховато.
— Всё что надо я вижу, — отозвался я, — вы идите, идите — прямо и направо, там светлее.
Она послушно поплелась впереди меня.
В кухне бабушка задумчиво докуривала тоненькую чёрную сигаретку, пахло вишнями и табаком.
— Ой! — нервно заметила дама. — Я и не знала, что будет кто-то ещё!
— Не следует беспокоиться, — светски заметила бабушка. — Вы ведь никого не видели.
— Очень хорошо, что никого нет, — квёлым голосом сообщила она. — Я бы не смогла… Надо полагать, мальчик-шаман, того этого… колдун, я хотела сказать, знахарь, это ты? Вы…
— Присядьте, — сказал я, — и руки положите поверх стола. Что-то у вас такое всё путаное? Давайте по существу.
— Я от Казёнкиной, — заговорщически сообщила стёртая женщина и сняла с себя фетр. Под шляпой оказались тусклые серенькие волосы, стянутые сзади в жидкий хвост аптечной резинкой.
«Да-а-а, — подумал я, — что-то врачебное, не иначе. Запущено-то как всё».
— Казёнкина работала в нашей поликлинике педиатром и, наблюдая меня с детства, время от времени подсылала ко мне… «кверентов». Пациентов, с которыми не могла справиться сама. Или подружек с проблемами.
— По поводу моего мужа… — протянула женщина тоненько. Я молчал. Бася, мостящаяся в кресле, сладостно потянулась и зевнула. Женщина оглянулась, и мне удалось изловить суть.
Нечто вроде тени, где-то у края глаза, незримую спутницу моей гостьи, почти изведённую мной у нашего порога, причину худобы и тоски клиентки.
— Котик! — восторженно прошелестела дамочка. — Ты не кусаешь? А?
— Я так понимаю, вы ждёте ответа? — желчно поинтересовался я. — От кошки? Она с утра неразговорчивая. Объелась.
Воцарилась тишина. Невдалеке протарахтел трамвай. Женщина совершила нервное движение, сглотнула и вцепилась в очки на столе.
— Я не знаю, что делать, — сказала она и шмыгнула полным носом, — Людмила посоветовала мне обратиться к тебе… к вам. Я по поводу мужа.
— Слушаю вас, — сказал я. — Что с мужем? Не молчите только.
— Я… — начала женщина. — Я… я, того-этого. У нас. Мне… вот, мне сказали, он пошёл… ходил, того-этого, к гадалке, колдунье, к ведьме.
— Ты смотри, — заметил я. — И кто это вам сказал? Инквизиция?
— С нашего дома одна, — изрекла анемичная дамочка и порозовела. — Особа.
— Так что вы хотите узнать? — подытожил я. — Конкретизируйте.
— Я, — сказала женщина, и лицо её вытянулось. — Хочу узнать… Зачем? И что она ему? А?
— Одни местоимения, — сказал я, — и глаголы. Где суть, уважаемая?
Бабушка, напротив меня, хмыкнула и улыбнулась. В руках у нее была два клубка белых ниток и крючочек, она вязала кружево.
— И что теперь делать? — скривилась моя визави. — Она ж его сколдует, спортит, сживёт со свету. А у него ноги слабое место, мениск.
Чтобы успокоиться, я вытащил кисет с камушками.
— Вы вопрос зададите? — спросил я, окончательно рассердившись.