Страница 8 из 10
Лютер нагнулся, тронул мою шею и шепнул:
— Внизу карета, Несс, видишь? Спустись-ка, но только коней не испугай.
Я посмотрел вниз. Карета, гнедая пара, а дальше у дороги стоит высокая разлапистая елочка, если её повалить на дорогу, то кони сами остановятся и никого пугать не надо. Так и получилось. Из кареты вылез взбешенный доктор Гризон и стал ругаться, Лютер выслушал, дождался паузы и сказал:
— Ты не врач, ты душегуб. АПТЕЧКУ СЮДА БЫСТРО ДАЛ!!!
— Да пошел ты знаешь куда, Лютер Драго! Ну что ты мне сделаешь, что?
— Дракону скормлю.
Я сверкнул глазами и голодно облизнулся, пуская слюну.
Понятное дело, паршивый доктор отдал кофр с лекарствами. И мы снова летим, догоняя время. И так сильно задержались…
Летим над лесами и долами, над реками-озерами. Спешим, очень спешим. Двое суток на крыле, трое... Я переживаю из-за задержки. Лютер нагибается, гладит по шее:
— Ничего, Несси, ничего, без тебя я и так бы ехал три дня на простой лошади в Делтон, зато обратно мы летим. Успеем, друг, успеем.
Друг. От этого слова рождается второе дыхание, машу крыльями еще сильнее, еще быстрее. И наконец... Внизу Гамильтон-касл, древний прекрасный замок. По широкой спирали начинаю снижаться. Во дворе уже полно народу, и сам хозяин спешит навстречу, он улыбается и машет руками. Успели…
Лютер тяжело сползает с меня, прижимая к груди драгоценный кофр, и спешит в замок, я же устало ложусь и засыпаю в упряжи прямо там, где снизился. Успели, можно отдохнуть, поспать…
Просыпаюсь отдохнувшим и голодным, мне тут же принесли полное корыто рубленого мяса. Я долго, неспешно ем, торопиться нельзя, можно воздуха наглотаться, икота будет. Насыщаюсь, облизываюсь и глазею по сторонам, оу, а здесь красиво! Но описывать не буду, лень, просто красиво. Подошел Лютер и стал расстегивать подпругу, снял седло и тщательно протер меня бархоткой. Я попыхтел, поколебался и робко спросил:
— А можно посмотреть на ребёночка?
Лютер улыбнулся, шлепнул меня по плечу и ответил:
— Конечно, можно! Майкл! Несси хочет познакомиться с твоим сыном.
Джон Ричард Гамильтон, семимесячный бутуз с синими глазищами, беззубо заулыбался, разглядывая меня, я тоже — зубасто — заулыбался. Ребёнок не испугался, загулил, протянул ко мне крошечные ручки. Майкл поднес его ближе, чтобы тот смог меня потрогать. И сам меня погладил, шепнул:
— Благодарю тебя, Несси. Если бы не ты…
Мы пробыли в гостях несколько дней, а потом Лютер оседлал меня, чтобы отправиться со мной в Тихий дол. Он обещал Калебу вернуть меня домой в целости и сохранности и теперь исполнял свое обещание.
И вот мы летим, неспешно, наслаждаясь полетом. Пролетая какой-то городок, мы заметили дым над городской площадью. Переглянувшись с Лютером, я решил спуститься пониже: горел верхний, третий этаж жилого дома. А по крыше бегала девочка. Она кричала и плакала, внизу, на площади, бестолково суетились люди, бегали с ведрами с водой, тупо и топорно пытались потушить пожар.
Я снизился и на бреющем полете заскользил вдоль зданий, Лютер свесился с моего бока, на лету подхватил девчонку. Спасли.
Бог шельму метит. Мы спасли Соню Гризон, дочку противного доктора, она гостила у тётушки.
Много времени спустя, на привале, Лютер спросил меня:
— Несси, ты не жалеешь, что мы случайно помогли врагу?
— Нет, дядя Лютер, да он и не враг, просто человек такой, нехороший. Враг это совсем другое. Это когда тебя убить хотят.
— Ну что ж, Несси, пожалуй, ты прав.
Тихий дол... Как хорошо наконец-то вернуться домой! Так закончилось мое первое большое путешествие.
Лошадиный вопрос
Первые дни после возвращения в Тихий дол я просто купался в лучах славы и был кумиром для всех детей всех возрастов, я стал знаменитостью, героем, который спас аж две человеческие жизни! А мои рассказы о приключениях и вовсе зашкаливали. А как же, плен, побег, кража эликсира жизни (лекарств), пожары и мировое всепрощение. Дети визжали от восторга и завидовали Лизе, потому что я у них жил, а значит, она более приближенная ко мне.
Потом, к моему облегчению, поток восторгов поутих, все-таки слава утомляет и довольно сильно усложняет жизнь.
А тут и Лютер домой засобирался, загостился мол, пора и честь знать. Ну и стал себе лошадь искать, да только обломилось ему. Лошадей здесь много и самых разнообразных, да только никакую нельзя! Ни седлать, ни взнуздывать, ну хоть ты тресни!
И вдруг, кажется, ему улыбнулась удача, которая, впрочем, ему едва жизни не стоила…
Дело было так. Углубились мы в глубь долины — я, Лиза и Лютер, — брели, брели, да и вышли на берег Зейна, центральной большой реки. Течет она с севера на юг, широкая и полноводная. Стоим на берегу, глазеем на текучую воду, и тут слышим ржание, нежное такое, бархатистое. Глядим, а выше по течению лошадка стоит, серенькая, с белой гривкой, и главное, под седлом и в узде.
Лютер просиял: а вот и конь! И не важно чей, договоримся, если что, с хозяином. И пошел ловить. А коня ловить не надо, сам в руки тянется, тычется храпиком в ладони, в плечо игриво толкает, так и манит, приглашает — садись, прокачу! А Лютер и рад, все, нет проблем, можно домой собираться.
Вот только Лиза…
Настороженная вся, напружиненная, нервно приплясывает и принюхивается, принюхивается… Спрашиваю:
— В чем дело, Лиза?
— Несси, понюхай хорошенько и скажи, этот конь не пахнет рыбой?
Нюхаю воздух: пахнет рекой, тиной… а вот и слабый рыбный душок. И рыбой пахнет от коня. Говорю Лизе:
— Пахнет.
— Поздно…
Ой, мама, хочу обратно в яйцо. Лютер тем временем уже сел верхом на конька, тот, сперва кроткий и покладистый, вдруг… закусил удила и понес в реку. И меняется, меняется… Удила превратились в жёсткие усы-щупальца, которые цепко обхватили запястья всадника, стремена то же самое проделали с ногами. Грива обернулась колючим гребнем, конская голова стала жуткой щучьей харей с пастью, полной иглообразных зубов. Келпи! Речной охотник.
Спохватываюсь, взлетаю, на бреющем скольжу вдогонку за речным похитителем, хватаю их обеих — некогда отдирать! — и, не видя иного выхода, просто откусываю чудовищу голову…
Лютер поспешно отползает от обезглавленного тела, прижимается ко мне, весь трясется. Меня тоже потряхивает, ведь слышал же о келпи, слышал… Слышал, что ни одна жертва не вырвалась из их пастей.
— Несси… — хрипит Лютер. — Несси…
— Не я… Лиза… Её благодари, это она… сказала…
Остервенело плююсь, во рту гадкий вкус тухлой рыбы.
Первый испуг прошел, накатила злость, густо замешанная на адреналине. Лютер бесится, пинает древесные стволы, видимо ушиб пальчик на ноге, поэтому злобно и истерично орет:
— Это все из-за вас! Почему я не могу оседлать нормальную лошадь и убраться отсюда наконец?!
Лиза сердито топает ногами и тоже кричит:
— Да потому что нельзя!!!
— Да почему нельзя? Я во многих странах побывал и почти везде люди поголовно пользуют лошадей. На них ездят верхом, перевозят грузы, поля распахивают, а тут почему-то нельзя, ну и для чего тут лошади живут, зря они, что ли, небо коптят?
Мне очень не нравится их ссора, и я решаю вмешаться:
— Дядя Лютер, а ты помнишь тех лошадей, на которых вы с Летой сюда приехали, ты можешь про них рассказать?
— А что про них рассказывать? Лошади как лошади, ничего особенного, не самые быстрые, так себе, средненькие…