Страница 56 из 83
Добромир резко выдохнул, бросил взгляд через плечо на Мару. Бэн с трудом схватил воздух и, желая поддержать друга, встал с ним спина к спине, нащупал дрожащую маленькую ладошку, переплёл пальцы. Слабое пожатие стало ему благодарностью. Дракатри взглянул на Репея, продолжил допрос:
— И было это в тот вечер, когда ты с твоими дружками нашли посреди дороги свёрток никшека?
— Агась! Нашли! А чего он лежит? Мож, с тех убивцев выпало⁈ Мы шли себе и нашли. Да не просто никшек, а чистый! И шогри немного. Такого славного шогри с этой стороны Разлучинки вовек не сыскать. Попробуешь? — Предложение потонуло в гневном выдохе Добромира. — Ну не хочешь, как хочешь. Нам же больше достанется.
— Вы оставили у себя эту дрянь для личного употребления или продаёте?
Ещё шаг к дельцу. Тот юркнул за внутренний низкий заборчик загона, затараторил:
— Добрый! Добрый, не гони! Ты знаешь меня! Я всегда в казну городскую с каждой продажи несу! Всё, что продали, ровнёхонько разделили и часть в казну.
— Может, посчитаем по выписным книгам?
— А посчитай, коли время есть! Вот прям сейчас пойдём и посчитаем!
— Это успеется. Вот только сначала мы заберём зверя.
— Пф! Тварь бесценна! — выдавил кривую улыбку Репей.
— Да ну! Знаю, к тебе приезжали за ней из дальних краёв, а ты зажал. Чего не продал тогда? Денег мало предлагали? Это ведь южный зверь — ему на севере не место.
— Так был бы тот, кто на юг направляется, от души бы отдал. А так всё северяне, да коллекционеры — не те они люди, чтоб чудо южное заморское отдавать.
— Были южане в том году. Я их лично к тебе приводил. Облагодетельствовал бы и себя, и зверя.
— Да-да. Пройдохи они, почище меня были! Где ж покупателей хороших сыскать, не гнилых, подскажи, а, раз ты у нас так хорошо разбираешься?
— Да хоть бы этим ребятишкам. Они скоро на юг двинут, — махнул Добромир за спину. — Зачем ты всех посылаешь, отказываешь возможным покупателям? Не продал ведь в этом году ни одной животины.
— Мне же эти зверюги как малые дети! Абы кому не отдам! Жалко.
— Ведь и тебе надо на что-то жить? — вкрадчиво произнёс Дракатри, сделав упор на последнем слове.
Делец побледнел, передёрнул плечами, взгляд заметался, а руки то дёргали завязки на горловине рубахи, то сжимали подпёртую камнем калитку внутреннего загона. Голос Репея стал трескучим, будто говорил через силу:
— Дак не без этого, Добренький! Не без этого. Так что предложить можешь за эту тварь?
— Предложить? Я⁈
— Ну или ребятишки твои. Вроде, там деньгой пахло от того, спрятанного, — криво осклабился он, пытаясь за Бэном увидеть Мару, но их заслонил Добромир. Делец сплюнул и процедил: — А-ага, благодетель значит. Я по-онял: пришлым — всё, своих — пугать. А что мне-то за это будет?
— Давай лучше поговорим о том, чего тебе за это не будет?
— Так дела не делаются, — помотал головой Репей. — Есть товар, есть купец при деньгах или ещё чём полезном — будет обмен. А нет — ничем не могу помочь.
— Верно говоришь о полезном. И ни только полезном, простые радости тоже нынче в цене, — будто намекая на что-то, произнёс Добромир.
— Хочешь сказать?.. Не понимаю! — передёрнулся Репей и оглянулся на амбар, откуда заслышались ржание лошадей, шорохи, фырканье и будто когтистая лапа полоснула по камню. — Минуту — успокою тварей!
Делец скрылся в амбаре. Оттуда послышались окрики: «Цыпа-цыпа, ну ходь на место! И ты давай, раскорячился тут! Не кусайся, сучья ты падаль!».
— Цыпа? Там у него куры? — спросил Бэн вполголоса.
— Нет. Даххри. Нужный нам зверь. Они из яиц появляются, — ответил Добромир и подошёл к ребятам, обогнул, поднял к себе лицо Мару за подбородок и сурово произнёс: — Ух, и наворотил ты делов! Похерил себе всю репутацию. Чего ж ты так, а?
Мару сжал руку Бэна, но не ответил. Его всего колотило.
— Э-эх, глупый ребёнок. Чтоб от Бэна ни на шаг не отходил и больше мне тут глупостей не делал. Понял? А я уж это дело как-нибудь улажу.
— Спасибо, — сдавленно ответил горец и привалился спиной к спине друга.
Добромир вернулся к загону. Оттуда появился делец, держа в одной руке короткий хлыст, проворчал:
— Разбуянились. Людей новых почуяли. Так на чём мы остановились, Добрый? Видишь, некогда мне! Твои ребятишки мой товар тревожат почём зря.
— На половичке мы остановились. Красном. Над крышкой погреба в землянке за ежевичным холмом.
— Добрый! — вскричал Репей и зло прошипел: — Это уже не город! Власти твоей там нет!
— А я не говорил про себя. Весна на улице, птицы-звери просыпаются. Мало ли кто позариться может на брагу из разбавленного кокке, которая к тому же наставается так далеко от людей…
— Да… Нет… О чём ты, Добрый?.. Я… Я же… — залепетал Репей, но Дракатри, будто не замечая этого, продолжил:
— … и с которой в казну ни полпалыша не упало.
— Это угроза? — стискивая хлыст, спросил делец.
— Предупреждение и сделка, — пожал плечами Добромир. — Но не полная.
— А что ещё? — Репей сплюнул сквозь зубы, утёр рот рукавом.
— А ещё ты забываешь ту историю с чернявым и дружки твои тоже. Если что всплывёт…
— Ты так говоришь, будто… — Репей засопел и трубно высморкался, вытер пальцы о штаны, уже не глядя на собеседника, уставился в землю.
— Будто у меня есть знакомый, который с удовольствием бы сделал эту лавку процветающей?
На это Репей пожал одним плечом и кивнул, обернулся на амбар, да так и застыл, слушая Добромира.
— Допустим, есть. И это бы всем было в радость. Кроме, пожалуй, тебя.
— Да понял я! Забирайте! Забирайте тварюгу и проваливайте. И седло от неё забирайте! Сам сшил! — вскричал Репей, бросил хлыст на землю, вскинул руки. Лицо его пошло пятнами, на щеках задрожала влага. — Ты же всю душу вынешь, сердца у тебя нет! А ещё добрым зовёшься. Только обещай, — он в три прыжка оказался перед Дракатри, сложил молитвенно ладони перед грудью, прошептал: — обещай мне, Добрый, что детишки твои на юг его отведут, где ему самое место!
— Обещаем, — ответил за наставника Бэн.
Репей махнул рукой, подобрал хлыст и скрылся в амбаре.
— Цыпа-цыпа, ходь сюды, иди-иди, седлаться будем. Хороший мальчик, хороший.
И вскоре в полутьме амбара вспыхнул ярко-оранжевый глаз.
Глава 88
Вперед, за Ерши!
Рихард
Щиты не горели. Щиты из чешуи Боа-Пересмешников не горели. Это сейчас радовало Рихарда. А больше, пожалуй, ничего.
Когда горизонт позади обагрился закатом и показалась пастушья звезда, Феникс понял, что внутренний огонь больше не согревает, хилеет и редеет, и крылья не столь упруги и послушны, как были ещё вчера. Сила, отравленная ядом агачибу, окрасила их в болезненно-фиолетовый, едкий. А вскоре Рихарда начало знобить в полёте, и пламя стало почти серым, неживым. Боясь не дотянуть до берега, мальчик спустился на сомкнутые щиты, спросил, сколько ещё до цели.
— Долго, но меньше суток, — хмуро ответил Джази, глядя на кольцо.
— Мне надо немного передохнуть… — прошептал Рихард, утыкаясь носом в щиты.
Сон нахлынул тягучей волной. Виделся Лагенфорд с утёса: точёные башни и шпили, трепещущие на ветру флаги, нерушимый монолит стен. Телеги и люди двумя потоками текли в город и из него где-то там, далеко внизу. А за спиной было тепло. Там дом. Семья. Там горы и школа. Там то важное, что было всегда и впервые оказалось так ощутимо далеко, недоступно, почти потеряно. Мальчик улыбался, во сне оказавшись вновь у школьной библиотеки.