Страница 44 из 83
Мальчик запрокинул лицо к огненной птице, спросил, чтобы хоть чем-то заполнить тишину:
— Почему «капитан»?
— Потому что малыш украл эту лодку. По законам пиратства: кто добыл судно, тот и капитан. Хотите, господин?
Джази поднёс к губам Алека самокрутку, тот замешкался, но втянул горьковато-сладкий дым. Закашлялся. В уголках глаз дрогнули слёзы.
— Что за дрянь? — просипел он.
— Никшек. Разбавленный, но тоже неплох, — Джази сделал глубокую затяжку, прикрыв глаза.
— Ну и гадость!
— Согласен, — выдохнул пират густое облачко и вновь затянулся, сказал: — Сейчас бы выпить…
Алек поморщился и перевёл взгляд на Рихарда, влекущего лодку вперёд. Когда его насильно спустили несколько часов назад и накормили, в лицо юного Феникса никто старался не смотреть. Черты плавились, искажались, синева глаз пропала за белым огнём. Жар, идущий от тела, колол и жалил, одежда болталась мешком. Все движения были порывистыми, незаконченными, как и слова. Единственное, что удалось разобрать: «Только верёвка… Пламя вокруг неё… Чтобы не сжечь… Осторожно… Нельзя потушить…». Поэтому кормить мальчика с ложки пришлось Джази, его искусственной руке огонь был нипочём. А вот палуба почернела. В те минуты, когда пират помогал капитану, Алек видел его истинные чувства: ни грамма спокойствия, ни улыбки-усмешки, ни лёгкости… Лишь напряжённость и ужас в глазах. А потом, когда Рихард приказал его поставить на ноги и взлетел, Джази так и остался сидеть на палубе, весь дрожа.
— Украл, говоришь? — повторил Алек и подбородком указал на самокрутку.
Джази вновь поднёс её. Дым жёг изнутри, но Алек знал, что это не так больно, как сейчас было маленькому птенчику на том конце верёвки. Пират кивнул и глянул на кольцо, в синем камне которого уже проявилась красная полоса сверху — берег близко. Алек пытался удержать дым внутри себя подольше, чтобы понять, что такого особенного в этом процессе, но голова закружилась, и белое облачко с кашлем вырвалось изо рта и ноздрей. Джази наклонился и втянул его в себя, щурясь разноцветными глазами, тихо сказал:
— Простите, хвалиться нечем, но я в его годы творил кое-что и похуже, но тут у нас совершенно обычный малыш. И ворует, смотрите-ка на него.
— А я тоже воровал, — признался Алек. — Несколько лет.
— Простите, господин, не расскажете?
— Возможно, однажды.
— Я буду ждать, — улыбнулся Джази, щелчком отправил окурок в воду и глянул на четыре меча, лежащих позади. — Приступим, господин?
Алек кивнул, подхватил свои клинки и ловко спрыгнул на палубу. Джази, кувыркнувшись, оказался перед ним, принял стойку, объясняя, на что сейчас следует обратить внимание. Пират, когда очнулся после внезапного обморока, сразу предложил обучить бою на мечах. Алек не мог упустить такую возможность, а в мыслях сравнивал его подход с грубоватыми упражнениями Пильчака и Соржента. За сутки он успел по ним заскучать.
* * *
Рихард услышал лязг клинков далеко сзади, снизу, но даже не обернулся. Ему было абсолютно всё равно, кто и чем занимался на лодке, лишь бы был верен курс, да не прогорела верёвка, обвязанная вокруг пояса. Огонь плясал над ней, не касаясь. Мальчик думал о сухой плетёнке как о продолжении своего тела, ощущал каждый её сантиметр. И если лопалась хоть одна из множества нитей, он вздрагивал и чуть ли не кричал, будто это у него рвалось сухожилие. А когда эти недотёпы грубо смотали верёвку, сдёрнув с небес на палубу, он и вовсе готов был сжечь всё вокруг от боли, которую себе вообразил.
Лишь полёт доставлял удовольствие и покой. Силы Феникса стали понятными, податливыми, крылья — послушными. Они зачёрпывали воздух, скользили в невесомых потоках, отталкиваясь от них, оставляя позади сотни метров пустого пространства. Они плавно опускали тело к самой воде, и тогда Рихард вглядывался в своё отражение, пытаясь понять, тот ли он ещё мальчик, который покинул Красные горы десять дней назад, или уже другой. А затем, когда Феникс удовлетворял свой взор, крылья вновь выталкивали его ввысь, куда не доставали солёные брызги.
Но иногда в своём отражении мальчик видел то отца, то дядю. Первого он проклинал за то, что так и не потрудился объяснить, как пользоваться силой, не подготовил к жизни после инициации, что позволял слишком многое, кроме действительно необходимого. А второго — за недостаточно жёсткий первый и последний урок. Лучше бы вместо никому не нужной истории рассказал о силе, об управлении пламенем через предметы, про контроль и последствия. Но обоих в то же время очень сильно любил.
Да, Рихард знал, что последствия будут. Правая рука, проткнутая над лопаткой клыком агачибу, так и висела безвольной плетью, почерневшая и опухшая, — на это тоже стало плевать, — но и левая перестала слушаться в отличие от пламени, что сейчас было руками, ногами и телом маленького птенчика. Ну и крыльями — само собой. Но оттого, как покалывало спину и плечи, мальчик понимал, что этот полёт свободы-спасения, это маленькое приключение, не пройдёт для него бесследно. И тогда он предполагал самое ужасное, накручивал себя, «драматизировал» — как сказала бы Лукреция. Лу…
Да, Лу. И мысли перескакивали на неё. На девушку, с которой всё началось, и которая сейчас и носа не высовывала из надстройки. Боялась огня. Рихард фыркнул. Как можно бояться блага, которое приведёт их всех на сушу? Если приведёт… И мысли становились ещё чернее… Если он всех здесь не бросит, конечно же. Бросит. Лишь одним способом. И тогда синяя бездна внизу казалась мягкой периной, манила. «Не сейчас», — улыбался он ей, делал глубокий вдох и взмывал ещё выше. «Я подожду», — махала вслед волнами она.
Иногда ему чудились чьи-то слова — чужой голос, не Джази, не Феникса, который уже давно молчал, бросил своего птенца с момента ранения. Рихард подгонял себя — быстрее, быстрее, быстрее! — глядя на белую звезду впереди. И чем ближе был к ней, тем яснее в гуле ветра шелестел чей-то шёпот: «Ты слышишь меня?». Наверняка показалось — решил он и ответил бездумно: «Слышу». Тихий смех окутал его лёгким порывом ветра, перебрал огненные пёрышки на грудке и лапах, погладил крылья, пропал.
Рихард хмыкнул: даже быстрый попутчик-ветер от него отставал, а надо быстрее. И он ещё ускорялся, чувствуя единение с миром, вновь окидывал взглядом лазурные дали, с жаром шепча: «Это всё моё! Я могу добраться куда угодно!». И летел дальше. Лишь иногда снизу раздавался голос Джази, который правил курс. До суши оставалось меньше суток.
Глава 83
Утро перед боями в Макавари
Арчибальд Ястреб снял очки и сухими пальцами потёр глаза. Последний разговор с Соломеей всё не давал покоя. Наставница, которая за несколько десятилетий так и осталась в теле маленькой девочки, велела присматривать за ребятами, живущими у него в ночлежке с самого отлива. Арчибальд любил детей и жалел. Хранители. Кто-то из них был хранителем-Фениксом. А эта роль слишком жестока для детей. Даже через пять лет, когда они повзрослеют, будущего им не видать.
Давно, казалось в прошлой жизни, он слышал о других хранителях. Сильных, смелых, преисполненных долгом. Они жаждали стать героями, пойти на смерть, на битву с богами и в непримиримой вражде отстоять право видов на жизнь. А те ребята, что сейчас окружали Ястреба, были беспечны, юны, неумелы. Да, тень судьбы уже накрыла их, но всё же не изгнала надежду. И старик от всего сердца желал им оставаться такими же вопреки судьбе.