Кешбэк из поцелуев.

Ах, как хочется на улице под солнышком побегать, в грядках сорняки пополоть, земельку порыхлить! Самое время. И стресс бы сразу ушёл, и слёзки бы не капали из ясных глазок на подбородок.

Девчонки забегают ко мне в комнатку, во всём помогают. Ну, например, сходить в туалет, не сходить конечно в прямом смысле, а сделать данное телодвижение в вовремя подставленную утку. Для меня это целое событие, которого я всё равно стыжусь, не смотря на его естественность. Я устала от лежачего положения, сил больше нет ни моральных, ни физических так валяться.

С тоской засыпала в очередной раз. Открыла глаза утром, или глубоко ночью, не знаю. Тускло горел свет. Судя по потолку, я точно не была дома, лепнина поражала изяществом, а значит и дороговизной. Где же я? Но что важно, я по-прежнему не могу пошевелиться, руки такие же безвольные, как и дома. Хотела позвать на помощь, но не смогла, как и дома изо рта вырвалось только мычание. Я что парализована? Дома плохо лежать болванкой, а в чужом месте ещё хуже, ещё горше сознавать собственное бессилие.

С великим трудом, но я сумела немного повернуть голову вправо и обнаружила, что очнулась в кровати, но конечно в другой и связанная, точнее пристёгнутая наручниками. Во рту похоже у меня находился кляп, судя по ощущениям. Меня, что похитили? Неужели с целью выкупа? Не похоже. Я чувствовала себя совершенно нагой, ничем не прикрытой, а перед моим лицом замаячила всклокоченная голова и похоже Ричарда. Граф игриво улыбаясь, копошился вокруг моего нагого тела:

— Луизочка, золотко, ты просто богиня в этой позе!

В какой ещё позе? Я догадалась приподнять немного голову и заметила, что мои руки пристёгнуты к изголовью, а ноги привязаны к другой спинке кровати, их также что-то удерживало. Да я была совершенно в стиле ню, точнее голая, ни бюстгалтера, ни трусиков даже в виде стрингов не наблюдалось. Одно хорошо, тело дышало свободно. Ричард широко улыбался в предвкушении наслаждения. Он чуть-чуть оттягивал сладостный момент слияния. Его напомаженная стильная причёска была сильно взъерошена, аккуратно подстриженные бровки подняты домиком. Даже подкрашенные виски и бакенбарды топорщились перед штурмом моего тела. Граф шумно дышал, а его лицо пылало от возбуждения. Глаза Ричарда сияли и манили в страну наслаждений. А старичок-то снова в деле! На шее у графа была прицеплена галстук-бабочка и составляла всю одежду его благородия. Надо признать, аристократ поддерживал своё тело в полном порядке, пресс на животе был накачан до состояния кубиков. Мускулистые руки в спешке освобождали от верёвок мои лодыжки.

— Луизочка, солнышко, я освободил твои ножки, — мужик страстно целовал мои ноги, массировал пяточки, облизывал каждый пальчик. Я замерла в шоке, инстинктивно сжалась и сдвинула ноги вместе.

— Любушка моя, — с придыханием ползал у моих конечностей Ричард. Я впала в ступор окончательно, когда граф принялся медленно по чуть-чуть раздвигать мои коленки и приближаться со своими жаркими поцелуями прямиком в потаённое место.

— О роза моих мечтаний, о моя песнь-песня наслаждений, — хрипел у подножья граф, изнемогая от страсти и по миллиметру продвигался всё выше и выше. Потом он чуть-чуть приподнялся, дотянулся руками до моего лица и наконец вытащил кляп, стало намного комфортнее.

— Луиза, — выдохнул сипло граф, навис надо мной и через секунду впился разгорячёнными губами в мои сухие губы. Это был долгий и страстный поцелуй. И кто бы устоял? Надо мной нависало шикарное, не смотря на пробег, накачанное тело, да ещё к тому же изнемогающее от любви ко мне. Поцелуй завершил задуманное, я ответила страстью на страсть. Мне захотелось поуправлять своим телом, я так долго валялась без движения. Эх, разомну косточки!

Когда жаждущий слияния джентльмен слегка отстранился, стало заметно, что не только мускулатуру подкачал старичок-аристократ, но и тот самый важный орган, о котором не принято говорить. И вот теперь этот пылающий любовью стержень не терпел возражений и нежно, но весьма настойчиво ввинчивался в меня. О-о! Я обо всём забыла, я возжелала Ричарда всей душой и телом. Вдруг граф притормозил с любовным актом.

— Милая, — голос его срывался на всхлип. — Я ещё не успел тебя освободить от наручников.

— К чёрту наручники! — Простонала я в изнеможении и приподняла свою задницу в надежде подстроиться под трепещущий стержень. Я желала продолжения банкета, я очень хотела внедрения в меня этого прекрасного мужского органа.

— Не ругайся, милая, — сипел любовник. — Мне тоже не до наручников, я больше не могу сдерживаться.

Раздался всхлип, и я, не помня себя, ахнула, когда супруг пусть и Луизкин, сделал едва уловимое движение, и сей орган вошёл в меня. Казалось, я ждала этого вожделенного мига целую вечность. Мы разом задвигались, и это было прекрасно. Я закинула ноги на его крепкую спину и в тот самый сокровенный миг старательно прижималась к мужику в надежде, что стержень проникнет поглубже.

Когда любовные игры стихли, граф метнулся в ванную комнату, заботливо накрыв моё нагое тело пледом, видать боялся, что простужусь. Я лежала уставшая, как выжатый лимон. Наручники Ричард так и не снял, забыл, вот склерозник. В душ он побежал, напевая арию из оперетты «Сильва».

Я заскучала. Прошло с полчаса, и граф ворвался снова в опочивальню Луизы. Я наивная, решила, что сейчас он меня отстегнёт, но нет, взбалмошный избалованный богач вновь жаждал секса. Он, что виагры перекушал? Я только и успела прошептать:

— Не надо! — Как Ричард одним движением руки смахнул с меня плед, и властные губы запечатали мне рот поцелуем. Я была не в силах сопротивляться, мускулистое тело не старика, но мужа вновь жаждало страсти. Граф желал любовных утех и совсем не собирался останавливаться на достигнутом.

До сегодняшнего дня я спокойно воспринимала все графские выходки и даже умудрялась получать свою порцию удовольствия, но сейчас, именно в этот самый момент, я вдруг воспротивилась слиянию. Этот мужчина мне стал неприятен, и я отчаянно всеми фибрами своей души захотела оказаться в любом другом теле, только не здесь.

Что совершенно непонятно, моё желание сбылось. Никогда раньше не сбывалось, а тут вдруг я очутилась в Наташкиной кухне.

Сижу я на табуретке и чувствую, что пьяная в хлам, еле язык ворочается, в правой руке стопка с прозрачной жидкостью, в левой руке зажата вилка с ломтиком солёного огурчика.

— Выпьем за любовь! — Орёт Наташка, мы синхронно чокаемся стопками и залпом заливаем в себя, явно не первую, а очередную порцию и, как оказалось, водочки. Ух, хорошо пошла! Ломтик огурчика с вилки перекочевал мне в рот, я весело захрустела им и почувствовала, как приятное тепло из желудка поднимается и разливается по всему телу.

— Наташка, ты моя спасительница! Я не хочу спать со старым извращенцем! — Обрадовала я подругу.

— Каким ещё извращенцем? — Не поняла Натаха.

— Да с эти, как его? А-а, с графом не хочу спать. Надоел он мне со своими любовными играми. Выпьем?

— Выпьем! Снова за любовь? За любовь! — Вторила Наташка, и мы снова чокнулись и снова хлопнули по рюмашке. И когда она успевала наливать? Огурцы солёные мне в тот вечер особенно нравились, а водка пилась легко и непринуждённо. Конечно, мне было совершенно не свойственно так напиваться, но из двух зол выбирая меньшее, я остановилась на попойке. Сексуальные подвиги Ричарда в тот вечер меня совершенно не прельщали. В тот самый вечер я отчаянно не желала общаться с мужчинами вообще.

Мы пили и орали песни до тех пор, пока не выключился свет. Свет погас, или это я сама так выключилась самопроизвольно и без всякого участия посторонней помощи?