ЗАПАДНЯ

– В смысле?

– Нам удалось установить, что незадолго до смерти все умершие переводили крупные суммы на какие-то сомнительные оффшорные счета. Мы сейчас пытаемся напасть на след, к кому попадали эти деньги. Но это долгая история. Счета были номерные, анонимные, а зарубежные банки очень неохотно раскрывают такого рода информацию. Привлекаем Интерпол, но это очень долгая песня.

– Но разве это не банальное ограбление?

– Нет. Серия подобных смертей, с таким же почерком, обнаруживается на протяжении многих лет во многих городах России (по зарубежью мы пока уточняем данные), и жертвами были как раз простые люди, с которых взять нечего.

– Но…

– Я предвижу ваш вопрос. Что греха таить, до сих пор резонанса не было. Их квалифицировали на местах как несчастные случаи, и только…

– …когда стали погибать «тузы» с такими же симптомами, обратили внимание и на простецов, – мрачно закончил я. – Насколько мне известно, медицина бы не развилась до такой степени, что мы победили чуму, оспу, холеру и прочие бичи древнего человечества, если бы от них не умирали и «сильные мира сего». Вот и рак, и СПИД, наверное, научатся лечить со временем – на деньги богатых и, в первую очередь, ради спасения богатых…

– Вам лучше знать, Вы – специалист в этом, – улыбнулся одними губами Николаев. – У Вас есть моя визитка, звоните в любой час, в любое время. Я сам приглашу Вас и назначу место встречи.

– По рукам. Чувствую себя посвященным в рыцари, – улыбнулся я, а сердце уколола ледяная игла. Мне показалось, что Николаева я вижу в последний раз в моей жизни.

Ко времени окончания нашей беседы ресторан практически опустел. Лишь пара пьяных ребят о чем-то спорили, обнявшись за столом. Да несколько женщин тихо шептались в уголке.

Я пожал жесткую, неприятно шершавую как наждак ладонь Николаева.

В этот момент откуда сверху на лацкан его пиджака что-то упало – маленький паучок. Видимо, выпал из вентиляционной отдушины.

Николаев механически смахнул его на пол, а потом, увидев крошечное существо на полу, побледнел и отпрянул в сторону. Затем, взглянув на меня, видимо, устыдился и хотел было раздавить его, но я помешал ему:

– Не надо. Он тоже жить хочет. Да и пауки падают к счастью, примета такая. К богатству, – я неловко попытался улыбнуться.

Но Николаев юмора не понял. Он как-то отстраненно, словно не замечая меня, посмотрел на паучка и мрачно сказал:

– На телах всех повешенных были найдены пауки. Живые.

После этого он развернулся и ушел, не прощаясь.

Больше я о нем ничего не слышал. А из газет, неделю спустя, узнал, что дело раскрыто, что спецкор Алексей Ершов страдал от наркотической зависимости, что у него была запутанная личная жизнь и т.д. и т.п. В общем, следствие закрыло дело. И больше я о подобных делах ничего не слышал.

Глава 2. Диана.

1.

Признаюсь, несмотря на то, что в разговоре с Николаевым я старался придерживаться иронического тона, ухватился я за это дело, как мальчишка. Детективы не были моим слабым местом. Однако тайна, загадка – здесь меня поймет любой коллега – историк – всегда притягивала меня.

Ведь, если разобраться, что такое работа историка? Это распутывание нитей, уводящих куда-то во мрак, в черные бездны прошлого, спрятанных от нашего глаза пеленой забвения.

История, которую мы все дружно ненавидим в школе или в университете, вызывает в нас омерзение именно своей чрезмерной, искусственной и лживой открытостью. Даты, имена, события, с обязательными доктринерскими выводами в конце параграфов, не допускающих и тени сомнения, что все было ровно так, как написано. Герои и злодеи ткут полотно истории, словно заботясь лишь о том, чтобы увековечить в нем свои имена да помучить несчастных школяров бесконечной зубрежкой. «Кто скажет, кто такой Суппилулиума II – получит зачет автоматом», – с садистской усмешкой говорил нам наш «историк», силясь убить в нас интерес к этому по-настоящему захватывающему предмету. В моем случае – тщетно.

История учебников и монографий – это труп истории, погребальный саван мертвеца. Подлинная История с большой буквы – это распутывание загадок, поиск новых источников, сизифова работа по их сопоставлению, объяснению противоречий между ними, поистине инквизиторский нюх на распознавание лжи, полуправды.

В этом смысле я занимался всегда подлинной Историей, живой историей, а не патологоанатомическим вскрытием трупа – никогда не писал и никогда не буду писать учебников и преподавать в школе собрание мертвых мифов и заблуждений. Музой для меня всегда была Ее Величество Тайна, а работой – Таинство поиска Истины – единственной Дамы, которая не стесняется показаться перед всеми нагой.

Благо, обстоятельства совпали удачно. Весенняя сессия только что закончилась, работа по отчетностям также миновала. Наступила пора летних отпусков – особенно длинных у работников науки и преподавания. Будучи не обремененным семейными делами, как многие мои коллеги, я целиком погрузился в порученное мне дело.

Я посетил все доступные мне библиотеки и архивы столицы. Цель у меня была одна – выяснить значение таинственного символа, ценность которого после истории, рассказанной Николаевым, для меня несказанно возросла.

Сразу скажу, накопать удалось немногое. Оказалось, что ни в одной описанной религиозной традиции мира, этот символ не встречался.

Я не случайно заметил, описанной. Ибо многие древние, да и современные религии тоже, до сих пор не известны научному сообществу. Что касается древних, здесь я могу авторитетно заявить, что самая древняя религия мира, о которой мы можем только догадываться, и которую, возможно, исповедовали еще неандертальцы, – религия Богини – Матери, распознаваемая по пузатым, почти безголовым фигуркам женщин с непропорционально большими грудями, до сих пор в деталях нам не известна. Что уж говорить о таинственном Стоунхендже – памятнике религии мегалитической протоцивилизации, остатки монументальных святилищ которой рассеяны по всему миру, о религии Хараппской или Критской цивилизаций, чей язык до сих пор не расшифрован? И уж тем более мало известно о религиях малых народностей, затерявшихся в непролазных джунглях Амазонки, Конго или Индонезии, откуда не каждый миссионер вернется живым, не то что ученый – исследователь! Наши знания – это всего лишь маленький островок света посреди необъятного, поистине бескрайнего темного океана неведения.

Но то, что рисунок носил ярко выраженный религиозный характер - для меня, как специалиста в этой области, не было сомнений.

Я снова и снова детально рассматривал распечатку, изучая каждую черточку, каждый штрих.

Рисунок вписан в круг – это древний как мир религиозный символ мироздания. С этим все ясно.

Следующий элемент – тонкие волосяные линии, расположенные строго симметрично относительно друг друга, постепенно сужаются к центру круга, на манер спирали. Тонкость линий и навели меня на мысль о паутине, однако расположение внутри круга не совсем похоже на паутину. Во всяком случае, на обычную паутину. Ловчая сеть паука действительно словно по спирали постепенно сужается к центру, однако спираль – это только один из элементов. Главная, несущая конструкция, паучьей сети, осевые линии, на схеме не обозначены.

Это и навело меня на мысль о лабиринте, классическом Лабиринте Минотавра. Волосики – нити в этом смысле можно рассматривать как стены, если смотреть на конструкцию с высоты птичьего полета, которые с какой-то фатальной неизбежностью ведут жертву к центру, где сидит чудовище.