ЗАПАДНЯ

Повинуясь нарастающему желанию (даже в этот момент она излучала поистине дьявольскую привлекательность, привлекательность, не основанную на внешней красоте, хотя назвать ее некрасивой нельзя – тело у нее – тело богини), я подошел к постели и ласково провел рукой по ЕЕ телу.

Тело подалось, ответив на ласку. Я продолжил, не оставляя без внимания ни сантиметр ее восхитительно нежной, бархатистой кожи, покрытой еле заметными шелковистыми волосками. От губ до грудей – все ниже и ниже.

Сладостная истома волной прокатила по всему ЕЕ телу. Но ОНА не проснулась, что на ее месте сделала бы любая другая женщина. Впрочем, ОНА И НЕ БЫЛА женщиной.

Я смутно припомнил, что самки пауков – уж не знаю, точно ли ОНА из их рода или только принимает на себя такой облик – в состоянии любовного экстаза почти полностью неподвижны, почти парализованы – самец может передвигать ее по паутине, как мебель, и она ничего не способна сделать. Премудрая природа таким образом нейтрализует хищнический инстинкт паучихи в самый важный момент в ее жизни, чтобы ничто не смогло воспрепятствовать деторождению. А если это так, то может быть, если...

И тут у меня в голове созрел ПЛАН.

Никогда в жизни я не делал и, наверное, не сделаю того, что я делал тогда. Вся жажда жизни, что теплилась в моей душе, вся ненависть к этой гадине, которой поистине нет названия, вся страсть к мести за друга и благородное желание спасти других, потенциальных жертв ЕЕ хищничества… Все это слилось в один страстный порыв, неразрывно смешавшись с настоящим желанием ЕЕ тела, вылилось в поток ласк, которыми я, словно паутиной, опутал ее.

Не буду приводить подробностей. Несмотря на откровенность моего правдивого рассказа о встрече и борьбе с чудовищем в женском обличье, об этом я писать не могу. Мне неприятно вспоминать, но в тот момент сплав желаний был таков, что моя кровь буквально кипела в венах, взор заслонял розовый туман, глаза жег липкий пот страсти, поэтому в тот момент мне было все равно.

Когда ЕЕ блаженство приближалось к пику, я замедлил темп, продлевая ЕЕ удовольствие. Ведь конец ЕЕ удовольствий мог означать и МОЙ личный конец. Судьба несчастных любовников паучих всех разновидностей не выходила у меня из головы даже в эту сладостную минуту. Но у меня было, в отличие от них, одно преимущество – они были рабами инстинкта, заставлявшего делать это вопреки здравому смыслу, а я… Я был человек, у меня был разум, знания, я мог предвидеть последствия моих и, главное, ЕЕ поступков!

Она закатила свои невидящие глаза, вцепившись потными ладонями в спинку кровати, до крови закусив губы. Я взглянул на ее перекошенное страстью лицо, на хлопья розоватой пены, выступившей у уголков губ, и только сейчас заметил, что до этого агрессивно шипевшие волосы – щупальца успокоились и, наоборот, как ласковые кошечки стали льнуть к моим рукам. Я нежно провел руками по ним, пропустив их через мои пальцы и кожей почувствовал, как сладострастно они завибрировали.

И только тогда во всей полноте мне открылся смысл таинственных слов: «В волосах ЕЕ сила»!

Я стал нежно массировать волосы, как никогда до этого не делал, вложил в эти нехитрые движения всю силу моей страсти. Волосы затрепетали еще сильнее, обвивая, словно лианы стволы деревьев, мои руки еще сильнее, требуя все больше ласк. По телу Диана прокатились новые волны наслаждения. Она закричала от восторга.

Продолжая делать то, что начал, я стал постепенно разделять волосы ее на две пряди – они не сопротивлялись, целиком отдавшись моей воле. Затем я неспешно стянул обе пряди в толстый жгут – и снова – ничего. Волосы с восторгом отдались той игре, что я затеял.

Затем, соединив оба жгута у основания шеи, я перекинул их на грудь и стал постепенно затягивать узел, одновременно продолжая массировать и ласкать их.

Диана хрипела и трепетала на кровати от сладострастного восторга. Ноги и руки ЕЕ бились в любовной дрожи, как от разрядов электрического тока. А между тем я затягивал узел все туже и туже, сам изнемогая от наслаждения – наверное, в волосах был какой-то яд, как это водится у многих пауков и даже растений. Ребра, казалось, трещали от бешеных ударов сердца, я задыхался, словно делал марафонский забег, от щипавшего глаза пота я смежил веки, но – о, чудо! – даже сквозь закрытые веки я прекрасно видел, что делаю, что происходит вокруг!

Когда узел был готов, я стал стягивать пряди волос все сильнее и сильнее, но тут сказалось действие яда. Мышцы отказывались повиноваться, словно на костях моих – вареное мясо. Я задыхался. Пальцы предательски дрожали и мне трудно было сохранять вертикальное положение, словно я по какой-то прихоти эволюции вновь превращался в беспозвоночное.

В этот момент я понял – это конец. Сил затянуть узел у меня не было, а иначе закончить этот кошмар нельзя. На мгновение мысль моя прекратила свое течение и все застыло. Я словно наяву увидел, что будет дальше. Я бессильно упаду на подушки ее такой необъятной груди, завершу начатый акт звериной, нечеловеческой «любви» и те же самые волосы, что так ласково льнули к моим рукам, из «кошечек» превратятся в удавов, а приготовленная для НЕЕ петля – станет моей. И я присоединюсь к бесчисленному сонму паукообразных рабов бесчеловечной госпожи, кровожадной демоницы Шеб Ништурат, словно посланной на землю самим Адом в возмездие за наши грехи. А потом будет «террариум», потом будет какая-нибудь «черная вдова», которая сожрет мою заключенную в паучью тельце душу под сладострастным взором этой бесчеловечной ТВАРИ.

Внезапно словно кто-то коснулся моего сознания. Я почувствовал, как яркая точка света, словно фейерверк на полночном небосводе, разорвалась в моем мозгу. Я смог открыть глаза и ощутил в груди, в руках, во всем теле поистине нечеловеческую силу.

Чья-то могущественная воля без всяких слов приказал мне завершить начатое и я что было сил затянул петлю…

Длинные ногти отчаянно впились мне в спину, разрывая не только кожу, снимая мясо. Кровь хлынула во все стороны. Но дикая боль, возможно, спасла меня от худшего – от хрипа, от видения ее перекошенного страданием все еще прекрасного лица. Я потерял сознание и мой разум погрузился во тьму...

Не знаю, сколько времени я провел в забытьи. Очнулся от жжения в правом плече, словно к нему прикоснулись раскаленным докрасна железом, словно желая поставить мне клеймо. Я закричал от боли и открыл глаза. Глаза прорезал невероятно яркий свет – свет, граничащий с тьмой.

«Дай руку. Они близко» – промелькнуло у меня в голове.

Я протянул руку и что-то горячее, жгучее взялось за нее и резко потянуло меня куда-то в сторону.

От боли я буквально сходил с ума. Теряя сознание, у тонкой грани между реальностью и миром грез, я увидел того самого светящегося юношу в античных доспехах, в высоком шлеме с плюмажем на гребне, с зеркальным щитом на левой руке. Но теперь у его пояса висела отвратительная отрубленная голова чудовища, с огромными бесцветными – без зрачков и радужной оболочки – глазами, в которых навсегда запечатлелся лютый нечеловеческий ужас и целым ворохом мертвых змей вместо волос.

«Ты должен выжить, как я. Ты должен написать, как обо мне».

Молнии – мысли, в последний раз осветив полночный небосклон моего разума, погасли и разум мой снова погрузился во тьму.

Эпилог. «Сизиф»

Узкий бокс. Зарешеченное окно. Вечно отсутствующая входная дверь. Вечно горящий люминесцентный свет в длинном как кишка коридоре. Железная с панцирной сеткой кровать. Давно прохудившийся ватный матрас. Стерильное постельное белое, еще пахнущее крахмалом. Деревянный стул и стол. Кипа исписанных бумаг на столе. Скрюченный в три погибели старик, седой как лунь, с серебристо-ржавой колючей щетиной на морщинистом, как печеное яблоко, лицо. Быстро-быстро пишет огрызком карандаша что-то мелкими, витиеватыми печатными буковками.