Золотой капкан

– Золотом занимаются совсем другие структуры.

– Боюсь, это по нашей части. Дело в том, что МУР просит дать координаты прииска. И прислал нам данные химического анализа золота, которое там добыто. Обычная процедура. Такие запросы рассылаются во все районы области, где идет золотодобыча. Вам это известно.

– Ну и?..

– Нет в нашем районе ни такого прииска, ни разведанного и законсервированного месторождения. Я уже справлялся у геологоразведчиков. А вот золото – есть.

– Как это?

– Согласно экспресс-анализу, проведенному нашей лабораторией, в портмоне убитого обнаружен золотой песок с химическим составом, который идентичен указанному в запросе МУРа.

– Срочно запросите дополнительные данные.

– Уже сделано, товарищ подполковник. Вот ответ. Савин протянул Седлецкому распечатку.

«На ваш запрос… исходящий №… от… сообщаем… Вышеозначенный драгметалл весом 935 гр. изъят при обыске у гражданина Красильникова Иннокентия Семеновича, 1940 года рождения, кличка Батон. Проживает по адресу: г. Москва… улица… дом… квартира… Судим… Статья… Показаний не дал. Просим сообщить…»

– Что еще за Батон? – спросил Седлецкий.

– По нашей картотеке он не числится.

– Вот что, Борис, введи в курс дела Кудрявцева и поезжай-ка ты в Москву, – несколько раздраженно приказал подполковник.

– Я об этом и хотел просить. С заездом в Магадан.

– Зачем?

– На предмет консультации по поводу гравировки. По нашим данным, там живет один человек, очень сведущий в этом вопросе.

– Решено. Все свободны…

– Ну, Сашка, удружил ты мне с этим дельцем. Век буду помнить, – обиженно бубнил Савин на ухо Кудрявцеву в коридоре райотдела.

– Да брось, Борька, дело как дело.

– Это ты теперь кроликам расскажи. А у меня за год второй «висяк» образовался. И что мне теперь с ним делать?

– Работать.

– А я что, балду гоняю? Или мне больше нечем заниматься, как разыскивать дырку от бублика?

– Между прочим, не забывай про сроки.

– Мне твое напоминание нужно как зайцу стоп-сигнал, – обиженно сказал Савин.

– Не заводись, Боря. Честное слово, я не предполагал, что заварится такая каша. Думал, что все будет как обычно, по накатанной схеме. Мало ли прежде находили безымянных покойников в тайге?

– Хочешь сказать, что во всем виноват Мышкин со своими экспертными заключениями?

– Ну.

– Сукин ты сын, Сашка!

– Не ругайся. Виноват, когда-нибудь исправлюсь.

– Учти, я злопамятный, выбьюсь в начальники, отплачу тем же.

– Давай. Буду рад.

– Будешь. Погоди…

В Магадане штормило. Злой промозглый ветер врывался в бухту и волнами накатывался на берег. От его порывов трудно было удержаться на ногах.

Чертыхаясь и пытаясь поплотнее запахнуть плащ, Савин перебежками от столба к столбу наконец добрался к подъезду дома, где жил старый гравер Журавлев. Дверь открыл сам хозяин.

– Входите… Из милиции? Прошу, сюда… Лысый грузный старик провел его в гостиную. Его круглое добродушное лицо не покидало приветливое выражение. Похоже, он был из славной когорты старых колымчан, которым любой гость в любое время дня и ночи не в тягость, а в радость. К сожалению, подумал Савин, таких людей с каждым годом становится все меньше и меньше.

– Паша! – позвал Журавлев жену. – Накрывай на стол. Заметив протестующий жест Савина, Журавлев улыбнулся.

– У нас обед, – сказал он, – уж не побрезгуйте… На обед у супружеской четы Журавлевых был украинский борщ, жареная и копченая рыба, красная икра, маринованные грибы и овощной салат.

– А по рюмашке? – спросил старый гравер.

– Под такую закуску сам Бог велел, – весело ответил Савин. В уютной квартире Журавлевых капитан сразу почувствовал себя уютно и непринужденно. Как будто он вернулся в родной дом, на «материк», где его ждали старики.

Борщ был потрясающе вкусным. Капитан съел свою порцию без остатка и даже хотел попросить добавки, но постеснялся. Он неожиданно для себя набросился на еду с такой жадностью, словно не ел, по меньшей мере, два дня. Впрочем, в его холостяцкой жизни такие обеды случались не часто. Это чтобы не сказать – очень редко.

– Так что там у вас, Борис Викторович? – спросил Журавлев, когда они уединились.

Старик раскурил трубку, и запах душистого импортного табака наполнил небольшую комнатушку, переоборудованную в мастерскую гравера.

– Да понимаете, Григорий Кузьмич, тут такое дело… – принялся объяснять Савин.

– Понятно… Паша, дай мне оптику. Журавлев сел за свой рабочий стол и взял лупу.

– У вас фотографии… – сказал он несколько разочарованно. – Это хуже. Впрочем, не суть важно. Я, знаете ли, сейчас на пенсии, уже не работаю. Выполняю иногда заказы, в частном порядке. Не ради денег – руки к работе сами тянутся. Сорок лет просидел с резцом – это немало. И тридцать – на Севере. Вот дочь зовет к себе, в Питер, а я не могу. Прикипел душой к Магадану – и все тут. Ну-ка, взглянем…

Журавлев долго всматривался в фотографии, недовольно хмуря кустистые брови. Наконец отложил лупу и задумался, поглаживая длинными пальцами гладко выбритые щеки.

– М-да… Талант… – сказал он с ноткой ревности в голосе. Еще раз просмотрев фотографии, Журавлев вернул их Савину.

– Редкий талант, – подтвердил старый гравер свой вывод. – И почерк своеобразный. Но сказать определенно, чья это работа, не могу.

Заметив разочарование на лице Савина, он сконфуженно прокашлялся:

– Кх, кх… И все-таки, думаю, это кто-то из троих – Григориади, Лоскутов и Меерзон. Больше некому. Старая гвардия. Из молодых, возможно, Пасечник… Впрочем, нет! Не та школа. Так красиво сейчас не работают. Что поделаешь – план, деньги, давай-давай, жми-дави. Машинка под рукой, включил – вжик, вжик – и готово. А здесь сработано резцом, да не простым, – алмазным, с подчисткой. Каждый штрих выверен…

В тот же вечер Савин вылетел в Москву.

Глава 11

Огонь в очаге постепенно разгорался. В избушке было жарко, и дверь отворили. Снаружи по-весеннему ярко сияло солнце, кое-где пробивалась первая зелень, а внутри царил полумрак. Связанный по рукам и ногам, до пояса оголенный, граф Воронцов–Вельяминов лежал на полатях. У стола сидели Кукольников и Деревянов, а Христоня время от времени подбрасывал в очаг сухие поленья.

Не успел уйти Владимир с добытым золотом, нашел все-таки его тайник Кукольников. Граф сговорился с якутами бежать, как только сойдет снег – чтобы скрыть следы. Но жандармский ротмистр не дремал и, устроив засаду в скалах, выследил всех троих.

– Как же так, господин подполковник? – спрашивал Кукольников. – Зачем вы нас так долго за нос водили? Где же ваша дворянская честь? И наконец, куда подевалась ваша христианская мораль? Разве делиться с ближним не одна из христианских заповедей? Он небрежно похлопал ладонью по мешку с золотом, который лежал на столе.

– Ну-ну, я не настаиваю на подобной формулировке… Кукольников с иронией сделал полупоклон в сторону графа, который пробормотал «подонки» и отвернулся к стене.

– Допустим, мы с вами не столь близки, чтобы рассчитывать на ваше великодушие, – сказал Кукольников. – Но поскольку мы попали в довольно затруднительное положение, как вам это известно, то имеем полное право рассчитывать на определенную компенсацию за заслуги перед Отечеством и монархией. Не так ли? Ротмистр впился своим змеиным взглядом в бесстрастное лицо графа.

– Молчите… – процедил Кукольников сквозь зубы.

Ротмистр стал мрачнее грозовой тучи.

– Тем хуже… для вас, – сказал он с угрозой. – Думаю, что мы все-таки договоримся, и вы нам подскажите, где находится ваш Клондайк, так как здесь, – он еще раз похлопал ладонью по мешку с золотом, – для всей нашей компании явно маловато. Я жду, граф. Не испытывайте мое терпение.

– Вы негодяй, ротмистр. Владимир с презрением посмотрел на Кукольникова.

– Впрочем, не буду метать бисер перед свиньями, – сказал он с нажимом. – Компенсацию за ваши… «подвиги» во имя монархических идеалов вы, естественно, получите. Только свинец чересчур благородный металл для вас, уж поверьте мне. А вот пеньковая веревка – в самый раз.