Ветер

К огромной поляне на поросшей лесом сопке пришли, когда солнце начинало склоняться к закату. По дороге разведчики выловили десяток стикинцев различного возраста и пола, от взрослых охотников до трёх пацанов лет десяти и девчонки, что собирали ягоды. Пленников вязали по рукам и ногам и заткнув рот кляпом несли на плече.

У подхода к поляне Дондук с ещё двумя калмыками опередили отряд и вернулись через полчаса с ещё тремя пленными. Индейцы не совсем безалаберные были, выставили дозоры. Целых два. Теперь нет ни одного.

— И что дальше по вашему плану? — немного неуютно себя князь Болоховский чувствовал. Он Дондука знал с детства, часто встречались на различных соревнованиях между школами устраиваемых, в том числе и по футболу. Старшим всегда как бы он был, а тут с ним даже полным планом не поделились.

— Николай Николаевич, если пойдёт по плохому варианту, то вы забудьте про честь дворянскую. Мне нужно вернуться с задания без потерь и выполнить его. И я его выполню, даже если мне придётся убить в этом племени всех до единого мужчин. Если мы начнём стрелять, то и вы не зевайте.

Дондук отошёл к своим и те начали исчезать в еловом лесу окружающем становище индейцев. Между тем солнце всё ближе опускалось к горам на западе.

Выстрел прозвучал неожиданно даже для готовящегося к чему-то подобному капитану. Люди, лежащие между кустов и деревьев приникли к прицелам винтовок.

Бах. Бах. Бах. Со всех сторон загрохотало с задержкой в пару секунд.

— Пошли, — Дондук выдернул из кустов одного из проводников, взвалил на плечо пацана пленного и, держа в свободной руке кольт, пошёл к стойбищу стикинов.

Событие шестьдесят пятое

Переговоры — самый сложный способ демонстрации силы.

Бах. Бах. В землю рядом с сотником впилось несколько пуль, и не понятно было, это специально мажут или это такие стрелки, что с пятидесяти метров попасть не могут. В ответ со стороны небольшого холмика на западе бахнули более весомо стеновые ружья. В посёлке забегали часть народу бросилась в противоположную сторону к широкому ручью, но оттуда тоже раздались выстрелы и стикинцы, пометавшись между шатрами, сгрудились на большой… хрен знает как это называется, пусть будет площади.

Дондук поднял руку и по этому сигналу выстрелили в воздух все калмыки, полностью окружившие Стикин. А от того места, где остались офицеры и алеуты целым залпом через несколько секунд ответили.

В селении вновь поднялся ор и люди ещё плотнее стали сбиваться к площади. Не все. От одного из шатров отделилась фигура с ружьём. Индеец встал на колено и выстрелил в Дондука. Бах, бах, с холма дважды выстрелили, и индеец свалился на землю, принялся визжать и кататься по ней. Его пуля просвистела у Дондука над ухом.

— А ну прекратить огонь, а то всех перестреляем, — крикнул сотник и выставил вперёд переводчика. У этого так грозно не получилось, но смысл индейцы уловили и шуму стало поменьше.

— Мне вождь нужен. Я с миром пришёл! — снова прокричал на русском Дондук, капитан второго ранга Розенберг говорил, что многие воины в племени знают русский, так как учились в школе в Ново-Архангельске. Тем не менее, переводчик на гавкающем языке повторил это и не менее громко.

Пару минут пошумели на площади и оттуда отделились три фигуры и потопали в сторону переговорщиков. А что, прав был Розенберг, там человек пятьсот, и возможно двести воинов и не выставят стикинцы, но если юношей привлекут, то сто пятьдесят и в самом деле могут организовать.

Вожди шли не сильно торопясь, важность свою видимо показывали, и что не боятся проклятых урусов. Правда, когда подошли и монгольскую физиономию Дондука увидели, то удивились и на своём чего-то залопотали.

— Я Дондук, — калмык скинул связанного пацанёнка с плеча и положил перед вождями. — С миром пришёл. Хотели бы, перестреляли всех. У нас точные и скорострельные ружья, которые бьют на версту. И у нас стрелки, которые попадают куда целятся. Тот охотник ранен в ногу, а не убит, потому что я дал команду пока никого не убивать. Его мы потом отвезём в больницу в Ново-Архангельске. Назад не отпустим. Возьмём, как вылечат, с собой на большой корабль. Три года будет матросом, потом вернётся к вам.

— Что вам надо? — остановил переводчика индеец в кожаных штанах и обрезанном до пояса европейском кафтане. Кафтан был с золотым шитьём, если его сняли с убитого, то какого-то важного господина жизни лишили. Говорил он с заметным акцентом, но разобрать можно.

— Ваши люди напали на Горячий ключ, сожгли дома, одного, лечащегося там человека, убили и одного ранили.

— Это наша земля.

— Конечно. За это вы сделаете следующее. Первое — построите на том же месте точно такие же дома, но в два раза больше. Три было, мне сказали, построите шесть…

— Это наша земля и мы не дадим на ней ничего стоить.

— Конечно. Это ваша земля. Но так как вы начали спорить, то построите девять домов. Следующее возражение и домов будет двенадцать, и мы убьём десять воинов, мне достаточно руку поднять. Ясно! — гаркнул вождям в лицо Дондук и начал поднимать руку.

— Говори, воин, чего ты хочешь? — вытянул обе руки вперёд другой вождь.

— За убитого воина вы заплатите. Плата сто мизинцев воинов. С левой руки. Если попадётся детский мизинец или женский мы всех убьём.

— Этого не будет, они захватили нашу землю…

Дондук начал вновь поднимать руку, говоривший бросился на него, но сотник успел выхватить из кобуры на ремне кольт раньше и выстрелил в ногу индейца, и сам отскочил назад. Нападать на него было не просто между вождями и сотником теперь лежало два тела, воющего нападанца и связанного мальчика. Калмык навёл револьвер в лицо старшему из вождей. Этот пока не сказал ни слова.

— Повторяю, я пришёл с миром. Вы, уважаемые, дослушайте меня до конца, а потом вернитесь к своим и обсудите. И когда будете обсуждать, то имейте в виду, что мне нужно только поднять руку и от племени не останется ни одного человека… живым. Мы убьём всех и стариков и женщин и детей. Потом бросим всех мёртвых в воду, чтобы их сожрали крабы и акулы. Сжечь не дадим ни одного. На небо они не попадут.

— Говори, Дондук, — поднял руку перед собой этот старший вождь.

— Третье, чтобы вам не пришла в голову мысль поквитаться с ними, вы отдадите нам на три года двадцать детей — мальчиков в возрасте тринадцать — пятнадцать лет. Они будут заложниками… Будут с нами на кораблях, матросами. Это должны быть в том числе и ваши дети, — сотник ткнул пальцем в каждого из вождей, в том числе и сидящего на земле с прострелянной ногой и пытавшегося перетянуть себе рану.

— Они вернутся? — теперь разговаривал только старший из вождей.

— Я же сказал — три года. Потом богатыми и сильными вернутся. Если будет куда возвращаться. Четвёртое. Отсюда мы пойдём на войну с ситхинцами. Вы к нашим воинам выделите сто своих. Мы убьём всех мужчин у них. Вы убьёте всех женщин. Детей не трогать. Их мы погрузим на корабли и отправим в Форт-Росс — это наше поселение на юге. Там их раздадим в семьи и вырастим умными и умелыми людьми. Всё, что есть в становище ситхинцев достанется вам. Колошный рынок начнёт вновь работать, как только мы вернёмся в Ново-Архангельск. Думаю, против четвёртого моего предложения у вас нет возражений. Насколько я понял, с ситхинскими колошами у вас вражда. Теперь не будет. Вся земля вокруг Ново-Архангельска будет ваша.

— Пальцы…

— Нет. Пальцы необходимое условие. Вы должны уяснить, что убивать русских нельзя, так же нельзя убивать тех, с кем мы торгуем. За убийство больного русского вы должны заплатить. И учтите, что если хоть один русский или их союзник будет улит, вами или другими индейцами, то мы придём и не будем убивать, мы отрубим всем воинам обе кисти. Ну, или перебьём всё племя.