Три героя

Нахмурившись, Делуция не смогла не нарушить молчание, чтобы спросить:

— Королевская казна? Это то, что ты хотела мне показать?

Делуция бывала в сокровищнице и раньше… много раз. Драгоценности короны, находившиеся внутри, представляли собой впечатляющее зрелище, но она все еще не могла понять логическую причину ночного желания ее матери увидеть их.

— Пойдем, Делуция, — вот и все, что сказала Осмада, целеустремленно шагая через арочный золотой дверной проем, направляясь прямо к панели TCУ рядом со входом в хранилище.

Только кто-то из рода Кавелле мог открыть хранилище, панель безопасности требовала не только отпечатка руки и сканирования сетчатки, но и капли крови, чтобы подтвердить королевское происхождение. Его было совершенно невозможно взломать, и если бы кто-нибудь попытался проникнуть внутрь, они обнаружили бы, что золотые арки запечатывают их внутри, а воздух высасывается из комнаты, пока они не потеряют сознание. Позже они просыпались в камере, готовые к допросу.

К счастью, Делуции и ее матери не пришлось беспокоиться ни о чем из этого, и Осмаде потребовалось всего несколько секунд, чтобы пройти протоколы безопасности, в результате чего облицованная мироксом дверь хранилища — подарок древних меяринов перед их исчезновением — исчезла, как туман. Независимо от того, сколько раз Делуция наблюдала, как это происходит, это никогда не старело, так как спустя четырнадцать лет она все еще понятия не имела, куда ведет дверь, и как она снова появляется после их ухода.

Войдя вслед за матерью, Делуция осмотрела витрины от пола до потолка, демонстрирующие богатства королевской семьи, разложенные на презентационных стендах и развешанные вдоль стен. Мягкое верхнее освещение отражалось от драгоценностей, создавая эффект отражения, отчего комната казалась еще более впечатляющей, чем она была на самом деле. От ожерелий, колец, брошей и браслетов до кинжалов, стрел, мечей и щитов — все это пространство буквально ломилось от драгоценных металлов и бесценных драгоценных камней. Это было красиво нарочито… или нарочито красиво. Делуция так и не поняла, что именно. Все, что она знала, это то, что она всегда чувствовала себя униженной богатством, содержащимся в хранилище, и историей, которую оно рассказывало.

Прикосновение к пальцам Делуции заставило ее подпрыгнуть, но это была всего лишь мать, потянувшаяся, чтобы снова взять дочь за руку. Осмада молча повела Делуцию глубже в хранилище, прямо к задней части.

Они остановились перед столом, покрытым черным мерцающим материалом. Были выставлены три подушки, на каждой из которых покоилась корона — одна для короля, одна для королевы и одна для принцессы.

Глаза Делуции были прикованы к рукам ее матери, когда Осмада потянулась за самой маленькой короной. Она была изящнее, чем те, что принадлежали королю и королеве, с бриллиантами, расположенными в виде спиралей и завитков, а также с несколькими отдельными прядями, похожими на фейерверк, вырывающийся из центра.

Делуции всегда нравился дизайн ее короны. В то время как у ее родителей были тяжелые, украшенные драгоценными камнями шедевры, ее корона была гораздо более скромной. И все же это было не менее ошеломляюще.

Корона принцессы — вот что было в руках ее матери. И, повернув Делуцию так, чтобы она оказалась лицом к позолоченному зеркалу на стене рядом с витриной, Осмада встала позади нее и медленно опустила корону, пока та не оказалась на голове Делуции.

— На днях твой отец сказал, что эта корона — тяжелое бремя, — тихо сказала Осмада, не сводя глаз с Делуции через зеркало. — Мы обе знаем, что он не лгал. Обязанности и ответственность, отсутствие личной жизни и независимости — наши короны могут быть как проклятием, так и благословением.

Дыхание Делуции участилось — реакция на то, что она услышала свои собственные мысли, произнесенные устами матери. Проклятие ее короны — жизнь, в которой она родилась; судьба, в которой, к лучшему или к худшему, у нее не было выбора, кроме как жить.

— Но, моя дорогая дочь, есть кое-что, чем я хотела бы поделиться с тобой сегодня вечером, — продолжила Осмада. — Кое-что, что я хочу, чтобы ты взяла завтра с собой в Акарнаю, чтобы хранить в своем сердце в ближайшие дни.

Королева провела пальцами по волосам Делуции, прямо там, где покоилось основание короны.

— Это то, кем ты была рождена, чтобы быть, моя милая девочка. Но это не все, что ты есть. Эта корона — часть тебя, но она не определяет тебя, и ты не должна этого позволять.

Осмада опустила пальцы и медленно повернула Делуцию, пока они снова не оказались лицом друг к другу. Взгляд матери стал мягким, когда она сказала:

— Не позволяй проклятию быть Кавелле помешать тебе жить той жизнью, о которой ты всегда мечтала. Потому что эта корона… это то, что ты будешь носить с собой вечно. Но это не значит, что ты должна жертвовать своим собственным счастьем, чтобы носить ее.

Она обхватила ладонями щеку Делуции и понизила голос, чтобы закончить:

— Ты принцесса, но ты также и просто девушка. Помни об этом, когда завтра отправишься в Акарнаю, и не отказывай себе в даре быть и тем, и другим… потому что это означало бы отрицать этот дар мира.

Делуция почувствовала, как слезы подступают к глазам, слова матери затронули самое ее сердце. Дрожащим голосом она спросила:

— Что, если я не знаю, как быть и тем, и другим? — Слеза скатилась по ее щеке, когда она почти неслышно добавила: — Или что, если… принцесса… она должна нравиться людям, но что, если… что, если им не понравится девушка?

Осмада протянула руку, чтобы вытереть слезу, лицо королевы стало нежным, когда она прошептала:

— Тогда они ее не заслуживают.

Упала еще одна слеза, Осмада вытерла и ее, сказав:

— Ты слишком особенная, чтобы жить жизнью, определяемой мнением других. Корона или нет, твоя ценность здесь. — Она прикоснулась пальцем к груди Делуции, прямо над сердцем. — И если они этого не видят, тогда тебе — принцессе и девочке — будет лучше без них.

Сквозь слезы Делуция видела, что ее мать ожидала ответа, но у нее так сдавило горло, что она смогла только кивнуть, и при этом пролилось еще больше слез.

Слишком долго Делуция позволяла мнению других — и особенно Макстона — управлять своей жизнью. Слишком долго она смирялась со своей изоляцией, уверенная, что любой, кого она подпустит поближе, увидит только принцессу, а не сердце, движущее ею. Слишком долго она была одна, решив оставаться такой из страха узнать, что это был не ее выбор — остаться без друзей… но потому, что она никому не была нужна.

Слишком долго… но больше нет.

Завтра в Акарнае она будет девушкой с сердцем принцессы… и принцессой с сердцем девушки. Потому что она была и тем, и другим. И как бы она ни была напугана, какой бы уязвимой это ее ни делало, надежда, которую она чувствовала, была такой сильной… надежда, что она сможет жить жизнью своей мечты, как и говорила ее мать.

Она не позволит своей короне определять ее.

Она не позволит мыслям других одолеть ее.

Но самое главное, она не позволит проклятию украсть ее жизнь.

Когда решимость поселилась глубоко внутри нее, Делуция посмотрела на мать, ее кивок на этот раз был гораздо увереннее. Осмада улыбнулась нежной, гордой улыбкой в ответ, прежде чем протянуть руку, чтобы снять корону, вес которой — как физический, так и метафорический — покинул Делуцию, когда королева вернула ее на стол.

Раскрыв объятия для своей дочери, Осмада крепко обняла Делуцию и прошептала:

— Я буду скучать по тебе, милая. Очень сильно. Но если ты сможешь разрушить некоторые из тех стен, которые возвела вокруг своего сердца, красоте, которая ждет тебя впереди, не будет конца. Обещай мне, что попытаешься.