Совок

Лапина не прислушалась и продолжила. Бескомпромиссно наполнив старорежимную посуду водкой. На этот раз уже обе рюмки.

— Всё удобно! — с отважной решимостью заявила она, звякнув своим лафитником о мой, — И не спорьте со мной, Серёжа, сегодня вы ни в какую свою общагу не пойдёте! Здесь спать будете! Я вам в зале постелю. На диване. Он у меня раскладывается!

Убедившись, что, по крайней мере, на сегодня все мои конспиративно-бытовые проблемы вроде бы разрешились, я покорно кивнул ценной свидетельнице Азина. А уже потом со спокойной душой опрокинул в рот следующую релаксирующую лампадку. Допрашивать гостеприимную домохозяйку после выпитого и съеденного мне было лень, и я решил, что сделаю это завтра утром. Работа не волк и в лес от меня не убежит. Как бы я её туда не гнал. Высплюсь как следует и допрошу её со всем необходимым для дела пристрастием. Тем более, что самому мне торопиться завтра будет некуда. И гражданке Лапиной, если что, на вполне законных основаниях я от имени Азина выпишу повестку до обеда. Или даже на весь день. Свидетель она для советского правосудия нынче ценный и никакой Семёнов-Азин с этим спорить не станет. Поставлю на повестке печать из канцелярии прокуратуры и всех делов! Тем более, что в лености и разгильдяйстве он меня упрекнуть никак не посмеет. Народу по его делу я сегодня допросил изрядное количество. Если уж на то пошло, то дело он возбудил только сегодня, а моими стараниями в нём уже макулатуры в два пальца толщиной!

— Вы мне тогда, уважаемая Ангелина Васильевна, полотенце дайте, пожалуйста! — встал я из-за стола, — Схожу в душ, да и, пожалуй, спать потом сразу лягу. Устал я что-то сегодня. И, если честно, то я, и ночью тоже не выспался. Еще раз, спасибо вам за шикарный ужин!

Душ мне, само собой, добавил положительных эмоций, но усталую сонливость не отогнал. Развесив на сушилке в ванной постиранные трусы и носки, я прикрыл мудя влажным полотенцем и поплёлся на застеленный для меня диван. А за окном по-прежнему было всё еще светло. Но мне это не помешало отключиться уже через секунду. Сразу же после того, как я повесил полотенце на спинку стула и завалился на диван. Едва накрыв нагое тело простынёй. Спал я, как убитый младенец. Настолько безвинный, что будто еще ни разу даже не обоссавшийся. Без кошмаров спал и сновидений. Правда, недолго.

Проснулся я среди ночи. И даже не потому, что заплескало в ушах после выпитой накануне водки и пары стаканов абрикосового компота. Сон меня покинул от того, как я ощутил, что чья-то очень дружелюбная рука в темноте и с незлобливой нежностью оглаживала мой свисток. Делала она это ласково, но всё же как-то немного требовательно…

Да, эта рука производила свои манипуляции с соблюдением всех приличий, принятых в прогрессивном советском обществе. И даже поверх простыни. Но при всём этом, как-то бескомпромиссно. Правда, с чувством глубочайшего к нему, то есть, к свистку, уважения.

Просыпаться мне было лень. Соблазн закосить под беспробудно-спящего был настолько велик, что я уже решил поступиться проявлением ответной любезности. К ответственной квартиросъёмщице. Ведь даже не открывая глаз, я знал, что это была она. Но предательство собственного естества меня вероломно подвело. Оно, это восставшее предательство, так и не позволило проявить черную неблагодарность по отношению к гражданке Лапиной. Указующий перст отреагировал на коварную провокацию свидетельницы с простодушной подростковой непосредственностью. И, укрывающая мои первичные половые признаки простынь, предательски встала шалашом. Выдав моё бодрствование с головой. С обеими, сука, головами… Как же всё-таки херово быть искренним и честным человеком в этой советской жизни! Особенно с женщинами… Н-да…

— Вот видите, Серёжа, теперь и вы уже не уснёте! — нервно хихикнув, тихим шепотом, будто бы она находится в чужой квартире, известила меня Ангелина Васильевна, — Надо было бы всё-таки сразу разложить диван, как я предлагала! — с лёгким упрёком напомнила она мне о своей неизменной женской правоте.

— К черту диван! — вздохнул я, уже окончательно поняв и приняв, что откосить от социальной ответственности МВД перед населением мне сегодня не удастся, — Пошли-ка лучше к тебе, душа моя, на твою кровать! Я полагаю, что там нашу с тобой дружбу намного удобнее будет осуществлять и выстраивать!

А по утру мне было грустно. Мои самые недобрые предчувствия, посетившие меня еще после ночной побудки, полностью сбылись. Да что там полностью! Они оправдались не на одну сотню процентов. Я снова оказался в этой несправедливой жизни самым виноватым. За все свои плотские недоимки последних нескольких лет Ангелина Васильевна Лапина отомстила почему-то именно мне. С женской принципиальностью безжалостно взыскав их с меня. Единовременно. За эту прошедшую ночь и сразу же значительную их часть.

Но удивило не это прискорбное для меня обстоятельство. Удивило меня другое. То, что проявив почти столько же физической активности, сколько затратил за ночь и я, утром она выглядела свежей фиалкой. Беззаботно цветущей на альпийском лугу. И это с учетом того, что в отличие от меня, хоть ненадолго, но задремавшего уже после рассвета, она, осталась без сна. Выбравшись из-под меня, Лапина уже не ложилась. Сначала упорхнула в душ, а потом принялась гладить мою рубашку, которую, оказывается, она постирала вчера вечером. А после еще готовила завтрак из нескольких мудрёных блюд. Понять бы еще, зачем? То есть, гражданка Лапина, а точнее сказать, теперь уже Лина, не спала этой ночью вообще. Но почему-то в отличие от меня, который моложе её, как минимум, в полтора раза, выглядела она огурцом. Абсолютно свежим огурцом!

Н-да… И после этого какие-то недалёкие идиоты еще смеют утверждать, что женщина ничем не отличается от человека! Нет, ребята, это человек всего лишь упрощенная модель женщины!

Повестку я Лапиной выписал до обеда. Освобождаться на весь день она сама не захотела. Потом был неспешный и почти семейный завтрак. И только после него допрос. Вытянув самыми щадящими формулировками из женщины максимум того, что в ней было, я пошел скоблить её подмышечным станком свою щетину. Как ни крути, а не позже, чем через час мне следует появиться в городской прокуратуре. Со всей своей наработанной макулатурой. У меня почему-то не было сомнений, что, если не сегодня вечером, то уж точно завтра к обеду старшего следака Азина-Семёнова-Цукермана обязательно потащат на заслушивание. И по херу руководящим товарищам, что дело практически раскрыто и, что возбуждено оно всего-то сутки назад! В области свирепствует Москва и только потому все областные и городские будут с нездоровым усердием плясать с бубнами. Москве надо бросить кость. Хотя бы на время заткнуть ей пасть наработанным результатом. И дело Евстропова для этого сейчас пригодится лучше всего.

Ровно поэтому старшему следаку горпрокуратуры Азину сейчас необходимо выдать на гора как можно больше реально проделанной работы. А мне, как всегда, нужно свободное время для манёвра в личных шкурных интересах. Нормальный такой бартер. Он сам обещал не создавать мне духоту, если я отнесусь к его поручению с пониманием.

— Молодец! Профессионал, уважаю! — просмотрев по диагонали все прочие протоколы допросов, Азин-Семёнов внимательно прочитал лапинский бланк, — Слушай, не в службу, а в дружбу! У меня к тебе еще одна просьба! Поможешь? — выкатил он на меня свои бессовестные глаза, шевеля бородой.

— Мы же договорились? — начиная злиться, я недобро прищурился, — Вы же сами видите, я за два дня объём работы сделал!

— Да ладно, ладно, чего ты! — простецки ощерился хитрожопый носитель п#зды под носом, поняв, что без конфликта его кидняк не прокатит, — Иди, решай свои дела, а послезавтра я тебя жду!