CBK

— Дай мне водки, Корнеев! — опроставшийся от крамолы, попросил капитан, — Нога болит и на душе у меня хреново! В буфете должно быть, посмотри там справа.

Оглядев вязки и убедившись, что подвоха от пленного ожидать не приходится, я шагнул к указанному предмету мебели и распахнул правую створку. Там действительно стояли две зелёные поллитровки «Русской».

Сорвав с одной из них жестяную крышку, я поднёс горлышко ко рту Губанова.

А тот с болезненным недоумением вылупился в ответ.

— Нет, руки я тебе развязывать не буду, даже не проси! — безжалостно порушил я его надежды, — Так пей, я подержу!

К моему удивлению, скулить и унижаться с просьбами освободить конечности, бывший мент не стал. Поймав горлышко бутылки ртом, он изогнулся и начал жадно пить. Водку он поглощал так, будто это была прохладная минералка или лимонад «Дюшес». Ни разу не оторвавшись, Губанов опорожнил бутылку меньше, чем за минуту.

— Не отпустишь ты меня, Корнеев, я это понял! — глядя на меня трезвыми глазами, невесело ухмыльнулся он, — Как кончать меня будешь? Застрелишь? — продолжая скалиться, поинтересовался он. — Духу-то у тебя на это хватит! Я же, как и ты, Корнеев, такой же мент!

Смотрел он на меня, скорее, с неприязненным любопытством, нежели со страхом или ненавистью. Что ни говори, а он был профессионалом и, сложив в голове нехитрую мозаику, отлично понимал, что нет у меня других вариантов. Кроме как вычеркнуть его из списка живых. Надо было его как-то уравновесить, хоть и не выглядел он сейчас взволнованным.

— Слово тебе даю, что не буду я тебя стрелять! — глядя в глаза злодея, заверил я его, — Резать тоже не буду. Ни я, ни мой друг тебя не тронем, если подскажешь, как ловчее Маньку прижать! Ты же сам хотел её на ленты порезать! Или уже передумал?

Вопреки моим ожиданиям, на лице капитана не появилось ни надежды, ни радости. Как и признаков опьянения. Он продолжал смотреть на меня с всё той же ухмылкой.

— Не ври, лейтенант, не верю я тебе! — перекосив лицо в болезненной гримасе, откинул он голову назад, — Живым ты меня не оставишь, не для того ты меня калечил!

Забывшись, Губанов попытался сесть поудобнее, но у него это не получилось. Слишком крепко я его притянул к стулу. А изувеченную ногу он, видимо, потревожил. Взвыв от боли, и закусив губу, капитан затих с гримасой боли на лице.

— Дай еще водки, Корнеев! — не попросил, а приказал он, — А про суку эту, я тебе всё, что знал, рассказал! Добавить мне нечего. На этот счет тебе лучше с её комсомольцем поговорить, ты его знаешь!

— С Вязовскиным? — на всякий случай уточнил я, и без того зная, что других младокобелей вокруг Маньки нет.

— С ним! — обессилено опустил подбородок бывший опер, — Водки дай, хреново мне!

Вторую бутылку Губанов употребил без прежнего гусарства. Выпил он её в три или четыре захода, неряшливо залив на груди пиджак и рубаху.

Опустошив тару и громко втянув носом воздух, капитан вдруг пьяно выматерился. Громко и ни к кому конкретно не адресуясь. А я еще раз внимательно осмотрел его путы и, удостоверившись в их надёжности, вышел во двор. Пришло время по беседовать со вторым похитителем Елизаветы.

По моей просьбе Нагаев вытащил его из багажника «копейки» и втянул на веранду.

Мужик испуганно стрелял глазами и ничего хорошего для себя от нас он явно не ждал.

— Володь, иди к Лизе, успокой её! — попросил я друга.

Дождавшись, когда обиженный друг удалится, я с зоологическим интересом начал рассматривать своего второго кровника. Ему моё пристальное внимание пришлось не по душе и он, ёрзая по полу задницей, потихоньку начал от меня отползать.

— Ты куда собрался, ублюдок? — задал я вопрос крадуну несовершеннолетних девок, — Мы же еще с тобой не договорили!

По-хорошему, то есть, по протоколу общения со спецконтингентом, ему эту самую секунду следовало бы со всего размаха пнуть по рёбрам. Чтобы сломать их первым же ударом и не менее двух-трёх. Но находясь на тонкостенной веранде с одинарным остеклением, позволить этого я себе не мог. Исключительно из-за ненадлежащей звукоизоляции.

Пришлось доставать безотказный револьвер и демонстрировать его жулику.

— Пискнешь, сука, и я башку тебе прострелю! — скорчил я зверскую рожу, — Губанов сказал, что с большим трудом мою племяшку от тебя сберёг, это правда? Ты, оказывается, не просто п#здострадалец, ты у нас по малолеткам специалист?

Подойдя к упёршемуся спиной в стену утырку, я наступил каблуком ему на гениталии.

Гражданин Скобарь, предупреждённый о режиме тишины, громко выть не решался. Своё болезненное недовольство он выражал на пониженной громкости и сквозь стиснутые зубы.

Убедившись, что реакции злодея на прикосновение к его эрогенным зонам правильные, я убрал ногу с его ширинки. И он почти в ту же секунду затих.

— Прости, начальник! Бес попутал! — горячо заблажил шепотом жулик, — Ты не верь ему, врёт он! — без всякой логики начал оправдываться он.

— Жить хочешь? — негромким проникновенным голосом задал я сакраментальный вопрос потенциальному насильнику Лизы, снова придавив ему яйца.

— Хочу, начальник! Очень хочу! — дрожащим шепотом заблеял генетический мусор социализма, — Спрашивай, а я, что знаю, всё тебе расскажу! И под протокол показания дам. Любые и на кого укажешь! Я всё подпишу!

По всему судя, в подсобный аппарат его вербовали у «хозяина». Такие мразотные «шурики» обычно получаются после жесткой ломки. А это себе могут позволить только зоновские опера. Оно и на воле такое случается, но бывает достаточно редко. В том случае, если пациент к тому располагает.

— Жизнь, пидор гнусный, её еще заработать надо! — перенёс свой вес я на причиндалы Скобаря, — Мне из вас двоих только один живым нужен! А ты, козлина, мою племяшку изнасиловать хотел! И не ври мне, тварь! — прошипел я, пресекая очередную попытку оправдаться.

Мерзавец извивался, скрипел зубами, но шум поднимать не смел. Мне показалось, что для сотрудничества с органами следствия он созрел. И я приступил к завершающей стадии вербовки.

— Слушай меня внимательно, урод! — убрал я ногу с промежности Скобаря, чтобы не отвлекать его от правильного выбора, — Одно из двух, сам решай! Или ты его режешь на глушняк, или он тебя! Ну, что выбираешь? — я вполсилы ткнул оторопевшего утырка стволом револьвера в лоб. — Быстро решай, или я сейчас этот вопрос твоему корешу задам! Ну?!! — повысил я градус стрессовой ситуации у губановского пособника.

— Не кореш он мне, начальник! — решивший выжить любой ценой стукач, без колебаний отрёкся от своего куратора и подельника. — Не вопрос, дай мне перо и я приколю эту суку! Ты мне только руки развяжи! — воодушевился грядущим спасением Скобарь.

— Руки я тебе развяжу, — пообещал я перебежчику, — Но ты, сука, помни, чуть шевельнёшься не в ту сторону и я тут же тебе в башке дырку сделаю!

Для достоверности пришлось снова ткнуть стволом «нагана» куда-то в лицо губановского «шурика».

Я сунул револьвер себе за пояс и подхватив жулика под мышки, потащил его вовнутрь дома.

Губанов, оплыв на стуле, насколько позволяли верёвки, спал тяжелым сном сильно пьяного человека. Дышал он тяжело, периодически издавая стоны, более походящие на мычание.

Бросив рядом с ним его подельника по криминалу, я поднял с пола послужившую кляпом занавеску. Сначала протёр ею дрель, начиная от рукоятки до сверла, которое не поленился извлечь из патрона. А затем и нож из кухонного арсенала Паны. Его я решил не выбрасывать.

Взяв через тряпку нож в левую руку, правой я достал из-за спины револьвер. Вряд ли Скобарь сможет сразу же кинуться на меня, но его путы я резал, уперевши ствол «нагана» ему в голову.