Страница 57 из 63
Я методично вешал Насте и Шурику "лапшу на уши", но лап шато таковой была лишь наполовину. Человек без специально го медицинского образования, даже достаточно эрудированный, мог все воспринять серьезно и вполне поверить легенде. Серь езный врач или биохимик, конечно же, обнаружил бы ляпсусы, в основном, намеренные, в моем рассказе.
Вопрос: Как я мог решиться на убийство человека или на та кой риск для себя? Может, тут была какаято хитрость?
Ответ: На самом деле обе горошины были изготовлены из не скольких толченых таблеток нитроглицерина, свободно прода ваемого в аптеках, и клея. Те, кто пользуется или пользовался нитроглицерином, знают, какие неприятные ощущения в голо ве вызывает даже одна таблетка - кажется, что она должна ра зорваться от сильнейшей пульсации крови. Но вреда от этого лекарства нет никакого. Таблетки сладковатые на вкус и дей ствительно почти целиком состоят из сахара - нитроглицери на там крохи.
Я прогнозировал поведение Шурика следующим образом. Мы одновременно берем по горошине в рот, я тут же глотаю ее и показываю пустой рот. Проглоченный нитроглицерин хоть и действует, но гораздо слабее, чем спрятанный под языком или за щекой. Шурик осторожно пробует горошину на язык, чув ствует сладость и полагает, что ему попалась "плацебо". На вся кий случай он не глотает горошину, а прячет ее под язык, чтобы она не была видна при открывании рта. И тутто нитроглице рин ударит по Шурику во всю мощь трех таблеток, слепленных в горошину. Минуты через три, когда горошина рассосется и вы плюнуть ее уже будет нельзя, начинаются "удары кувалдой" по голове и сильнейший страх смерти для непосвященного. А даль ше я предполагал действовать по обстоятельствам.
Все произошло так, как и планировалось. Настя, казалось, была шокирована происходящим настолько, что, раскрыв рот и вытаращив глаза, просто молча наблюдала за происходящим. "Старка" придала Шурику уверенность - после того как я, мор щась, как бы от неприятного вкуса горошины, проглотил ее, он, прикоснувшись языком к своей, тут же запрятал горошину под язык и открыл рот для проверки. Я долго заглядывал ему в горло, но потом признал, что все честно.
Мы с Шуриком уставились друг на друга, ожидая исхода, а Настя - со страхом смотрела то на одного, то на другого. И тут я со злорадством увидел, как расширяются от ужаса глаза Шу рика. Он хватается за голову, вскакивает с места и начинает метаться по комнате.
- Я, кажется, съел эту гадость! - стуча зубами, сказал онмне. - Что, я умру сейчас? А если я откажусь от нее, - он паль цем указал на Настю, - ты можешь спасти меня? Ну, сделай же чтонибудь!
Я понял, что "кувалда" заколотила Шурика по голове. Он на чал плеваться, совал два пальца в рот, пытаясь вызвать рвоту, но ничего не получалось. Он рухнул на колени передо мной и об нял меня за ноги.
- Помоги, умоляю, у тебя должно быть лекарство! Рабомтвоим буду всю жизнь, спаси! - Шурик бился в истерике. Вслед за ним рухнула на колени Настя и принялась умолять меня спа сти Шурика, целовала мне колени и гладила по бедрам.
"Не помер бы от испуга, - подумал я, - бывает и так!"
- Ну хорошо, - произнес я, вставая, - ты проиграл! - театральным жестом я указал пальцем на поверженного и плачу щего Шурика. - Так неужели тебе захочется жить, если я забе ру себе Настю?
- Да, да, захочется, забирай ее себе, только спаси меня какнибудь! - причитал Шурик. Опасаясь, что действие нитрогли церина может закончиться, я быстро спросил у Насти:
- Так ты - моя?
Она быстро закивала, не в силах произнести слова от стра ха. Тогда я достал из портфеля огромную трехграммовую таб летку чистой аскорбинки для витаминизации пищи и протянул ее Шурику.
- Грызи и глотай ее быстрее - может, и спасешься!
Обезумевший Шурик с хрустом принялся жевать эту кис лейшую в мире таблетку и, икая, заглатывал кашицу аскорби новой кислоты. Я велел ему прилечь на кровать Зины (чтобы вдруг его не вырвало на теперь уже "нашу" постель!) и глубоко дышать. Он дышал и часто икал от ужасной кислятины. Настя продолжала стоять на коленях, сжимая себе виски руками, как будто голова должна была расколоться у нее самой. Зрелище было незабываемое, Станиславский рыдал бы от восторга!
Постепенно Шурику стало лучше, я налил ему "Старки", и он, шатаясь, вышел из комнаты. Вся сцена японской дуэли заня ла около получаса. У нас с Настей осталось почти полтора часа до прихода Зины.
Я поставил на стол шампанское, мы выпили его гранеными стаканами; я слышал, как зубы Насти лязгали по стеклу - ее охватила нервическая дрожь. Я приказал ей раздеться и лечь, чему она повиновалась, как зомби. Степенно, как хозяин, раз девшись, я потушил свет и лег с Настей. Зубы ее продолжали стучать, пока я своими поцелуями не укротил эту дрожь.
И совсем несвоевременно я стал размышлять о том, правиль но ли я поступил, так жестоко разыграв Шурика и Настю. Но по том решил, что если даже поступил я неправильно, то, по край ней мере, на всю жизнь запомню эту маленькую, но насыщен ную действием пьесу.
ИЗНАСИЛОВАНИЕ В ПРАЧЕЧНОЙ
Эта душераздирающая история произошла в том же бога том приключениями общежитии. Надо сказать, наконец, поче му я в нем оказался. Готовилась Спартакиада Профсоюзов СССР и спортсменов из республик Закавказья должны были летом разместить именно в этом общежитии. Только я прибыл туда на месячишко раньше других, надеясь "пробить" свое изобре тение (скрепер с маховиком) в Москве. На официальное время сборов меня поселили вдвоем с акробатом Толей.
И вот прибыли остальные спортсмены, пустующие комнаты заполнились, в общежитии стало людно, зазвучала речь на всех языках народов СССР. В соседнюю с нашей комнату поселили трех спортсменок из Армении - то ли толкательниц ядра, то ли метательниц диска. Огромные такие тетки, килограммов по сто двадцать, несмотря на молодость. Глаза огромные, черные, во лосы курчавые, кожа смуглая.
- Вот с такими - не хотел бы оказаться в койке? - пошутил Толя и, как оказалось, достаточно пророчески. Теткам не си делось у себя в комнате, они то и дело ходили в своих криво стоп танных шлепанцах на кухню и обратно, громко разговаривая через весь коридор поармянски:
- Че! Ха! Ахчик, ари естех! Урэс гнум? Инч бхавунэс? Глхткотрац?! - гремели "мелодичные" армянские словечки из края в край этажа.
Както утром мы с Толей принимали душ в нашей "закон ной" мужской душевой. И вдруг туда одна за другой ввалились наши спортивные тетки ("телками" назвать их даже язык не по ворачивается!) и на ломаном русском говорят:
- Женски душевой весь польный, ти не протиф, мы здесьмоимся? - и плотоядно хохочут - откажись, попробуй!
Мы с Толей забились в крайние кабинки, правда, кабинок, как таковых, и не было, были только коротенькие перегородки, тетки же заняли всю середину. Мы стояли под душем, глупо улы бались и не знали, как достойно исчезнуть.
А дамы не терялись. Намывшись, они стали бриться. Нет, не подумайте, что они стали брить себе бороду и усы, хотя и это следовало бы сделать. Они сперва стали брить ноги, на которых росла черная курчавая шевелюра. Затем, поднявшись повыше, побрили поросшие черной проволочной щетиной лобки и яго дицы, на которых тоже курчавились волосы, правда, пожиже, чем на ногах. Такой же густоты волосы были и на животах. Наши с Толей взгляды поднимались вверх вместе со станком безопас ной бритвы, срезающей шерсть, мохер или меринос (не знаю, что ближе к истине!) с тел наших "граций". И, наконец, мы уви дели то, что перенести было невозможно - меж арбузных гру дей с темнокоричневыми, почти черными, сосками свисала вью щаяся шевелюра, напоминающая пейсы у ортодоксального иудея.
Мы прикрыли наши донельзя поникшие достоинства ладо нями и, сгорбившись, под улюлюканье наших дюймовочек, вы бежали в раздевалку. Наскоро вытершись и сбросив с ног на липшую курчавую шевелюру (бежатьто приходилось почти по ковру из бритых волос!), мы, дрожа то ли от холода, то ли от животного ужаса, бросились к себе в комнату и заперли дверь.