Посредник

Валентина спит в моей постели.

На мгновение я ошеломлен. Я стою в дверях, и мне кажется, что кто-то ударил меня прямо в сердце. Она здесь, потому что знала, что я буду расстроен, и не хотела, чтобы я оставался один.

Все, о чем я мечтал, здесь, лежит передо мной.

И все это основано на лжи. Если она узнает правду о смерти Роберто, все будет кончено.

Я вхожу в комнату.

― Валентина, ― мягко говорю я. ― Привет.

Она просыпается.

― Привет, ― сонно говорит она, потом вспоминает, почему я уехал, и беспокойство наполняет ее глаза. ― Джорджио жив?

― На данный момент. Врач сказала, что следующие сорок восемь часов ― решающие.

Она приподнимается, простыня соскальзывает на талию. На ней одна из моих футболок.

― Где он? Он ведь не в Бергамо?

― Нет, в Милане.

― А, территория Создателя Королей. Что дель Барба хотел получить в обмен на защиту?

― Моего Спайдера.

Она морщится.

― Мне жаль, Данте. Я знаю, ты любил эту машину. Я никогда не видела, чтобы кто-то так сильно зеленел, как ты, когда я выезжала на А4.

Я сбрасываю пиджак и расстегиваю рубашку.

― Ты так уверена, что я отдал ее?

― Конечно, отдал, ― говорит она так, словно у нее нет ни малейших сомнений. ― Под этой убийственной внешностью скрывается хороший человек. ― Она одаривает меня дерзкой улыбкой. ― Но ты раздражающе заботливый. Еще раз тронешь ее телефон, и я сломаю тебе запястье. Я уверена, что Нил чуть в штаны не наложил.

Я знаю, что она делает, она намеренно возвращает мои мысли к более приятным вещам.

― Он заслужил это. Он схватил твой телефон.

― Похоже, у него действительно проблемы с границами, ― соглашается она. ― Ты идешь спать?

Она остается на ночь. И мне даже не пришлось просить.

Это был долгий, тяжелый день. Но сейчас все снова кажется правильным.

Расскажи ей о Роберто. Ты не можешь скрывать это от нее. Она воспримет это как предательство своего доверия.

Если я скажу Валентине, что его смерть была несчастным случаем, она мне поверит. Она не будет меня винить, она не такая.

Но если я скажу ей правду, все изменится.

Я ждал этого момента десять лет. Назовите меня мудаком, назовите трусом. Когда дело касается Валентины, я и то, и другое. Потому что она здесь. В моей спальне. Свернувшись калачиком на моей кровати. В моей футболке. Ждет, когда я вернусь домой.

Дело не в сексе. Это похоже на отношения. Все, чего я когда-либо хотел, принадлежит мне, и я не сделаю ничего, чтобы рискнуть это испортить.

Я не могу.

Когда она узнает, она поймет, сколько у тебя было возможностей сказать правду. И тогда она никогда не сможет тебя простить.

― Я быстро приму душ. От меня пахнет больницей. ― Я отбрасываю рубашку в сторону и тянусь к ремню, ее глаза следуют за моими руками. Мой член тут же реагирует, ненасытный ублюдок. ― Оставайся в постели. Я на минутку.

― Как ты себя чувствуешь? ― мягко спрашивает она.

― Я злюсь. В ярости. Чем больше я думаю об этом, тем больше подозреваю, что это был Призрак. ― Я обнимаю ее за талию, и она прижимается ко мне. ― Он не смог взломать нашу сеть, поэтому застрелил моего информатора. Это война. ― Мои губы поджимаются. ― Призрак скоро поймет, что я очень плохой враг. У меня есть кое-что для тебя. ― Я достаю из кармана куртки устройство, которое дала мне Мара. ― Телефон Джорджио.

― Значит, мы начинаем? ― уточняет она.

― Да. Мы собираемся покончить с этим, раз и навсегда. Верратти на мели, его деньги скоро закончатся. Сейчас самое время действовать. Назови мне имена всех, кому он платит, и я обращусь к ним с лучшим предложением. ― Я мрачно скалюсь. ― Мы собираемся захватить Бергамо на деньги Верратти. Что касается Призрака, ― мой голос твердеет от решимости, ― мы выясним его настоящую личность. К тому времени, когда мы закончим, ему негде будет красть деньги и негде будет прятаться.

Никакого насилия, как я и обещал Антонио. Мне не нужна кровь на улицах, чтобы провернуть это дело.

У меня есть Валентина.

Глава 26

Валентина

Осознавала ли я, что посылаю сигнал, когда ждала Данте в его спальне? Да, конечно, осознавала. Я не идиотка.

Речь больше не идет о сексе. Или терапии. Когда я надевала футболку Данте, потому что хотела сохранить его запах на своей коже, я делала это, прекрасно понимая, что это значит.

У меня есть чувства к Данте.

Но потом он отдает мне телефон Ачерби и говорит, что мы делаем это вместе. Дословно он сказал:

― К тому времени, как мы закончим, ему негде будет украсть деньги и негде спрятаться.

К тому времени, как мы закончим.

Мы ― команда, Данте и я. И благодаря этому я не схожу с ума, когда понимаю, что влюбилась в него. Я просто… счастлива.

Данте кладет руку мне на живот.

― Ты слишком сонная для секса?

Он шутит?

― Помнишь, я призналась, что у меня не было секса десять лет? Это очень много сдерживаемого желания, Данте. Не думаю, что ты понимаешь, когда я говорю…

― Понимаю, ― язвительно говорит он. ― Поверь мне.

Подождите. О чем он говорит? Я приподнимаюсь на локте.

― Что это значит?

― А ты как думаешь? У меня уже давно никого нет.

― Как долго? ― спрашиваю я.

― Правда? Мы будем обсуждать это в три часа ночи?

― Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.

Он проводит рукой по моей груди.

― Я однажды переспал с Мариссой, ― говорит он. ― Два года назад. Это было ошибкой. ― Его пальцы поддевают верх моих трусиков. ― Когда я был с ней, я закрыл глаза и представил, что это ты. Тогда я порвал с ней отношения. До Мариссы была трехлетняя засуха. После нее никого не было.

Я считаю. Данте говорит мне, что за последние пять лет у него был секс один раз. Один раз. Он не был травмирован, как я. Он не боялся секса, не испытывал ужаса перед близостью.

Все потому, что он хотел быть со мной.

Радость переполняет меня.

― Как давно ты положил глаз на Спайдера, которого подарил Чиро Дель Барба? ― поддразниваю я.

― Валентина, если ты пытаешься провести какую-то параллель между моими чувствами к Феррари и моими чувствами к тебе, то я буду прямолинеен и назову тебя идиоткой. Спишем это на недосыпание.

Я смеюсь над его недовольным тоном и обвиваю руками его шею, позволяя радости поглотить меня.

― Заткнись и поцелуй меня, Данте.

Мы занимаемся любовью. Без веревки, без вибратора, без ухищрений. Все происходит медленно и неторопливо, перемежаясь множеством поцелуев. Данте не приказывает мне мастурбировать. Он не приказывает мне скакать на его лице. Он не связан, и мое сердце не колотится от нервного напряжения.

Когда он толкается в меня, заполняя своим членом, это кажется правильным. Он делает толчок, и я впиваюсь ногтями в его спину, обхватываю ногами его бедра и приподнимаюсь навстречу ему. Когда он ласкает мой клитор, уткнувшись лицом мне в шею, и говорит ― я хочу, чтобы ты кончила вместе со мной, ― я чувствую, что нахожусь там, где всегда должна была быть. А когда мы засыпаем вместе, это похоже на… Знаете, когда вы поднимаете телефон, чтобы сделать снимок, но изображение получается размытым? Потом объектив настраивается, и все оказывается в резком фокусе? Вот на что это похоже.

Следующая пара недель проходит просто замечательно. Выступление Анжелики ― это настоящий триумф. Она самая красивая и грациозная балерина на сцене, и я говорю так не потому, что я ее мать и пристрастна.

Джорджио жив. Он держится первые сорок восемь часов, но затем, перед самым переездом в Венецию, у него поднимается температура, и врачи вынуждены накачивать его антибиотиками и успокоительными. Большую часть времени он без сознания и, похоже, ничего не помнит о событиях, которые привели к его ранению, но это не так важно. Врачи уверены, что он выживет.