Путь к колодцу

Оглушённый стоял я, на берегу этого океана безумия, прижавшись к стене, завороженный могучим ритмом его прибоя, корчащего тонущих в нём… Взглянув на Лайф, увидел я растерянность и страх в её глазах, и взял её за руку, меня пронизал мраморный холод её ладошки, отвернувшись на мгновенье от зала, уткнулась она лицом мне в плечо.

А толпа бесновалась в диком угаре первобытных ритмов, закатив глаза, выгибаясь в конвульсиях, почти касаясь волосатыми затылками пола. Каждый агонизировал сам по себе, без видимой взаимосвязи с соседями.

Кивнув Оборотню, которыйс раскрытым ртом ошалело, рассматривал происходящее, я, прижав к себе одной рукой Лайф, стал продираться сквозь бесчинствующую толпу, подчиняясь неведомому чувству, влекущему меня вперёд.

Сплошное безумие окружало нас океаном со всех сторон – перекошенные лица, оскаленные, как у вампиров, зубы, остекленелые белки закатанных под лоб глаз, скрюченные в параличе пальцы тянулись к нам… И всё это в рёве угрожающей музыки и в противоестественном освещении. Казалось, все силы ада в единый миг бросились на нас, что бы разорвать в клочья…

Отбиваясь, протискивался я сквозь толпу, утратив в этом пекле всякую способность соображать. Если бы не Лайф, не страх за неё, я бы и сам попал под гипноз бешеного ритма телодвижений, судорогой сводящего мои мускулы. Но достаточно было мне взглянуть на неё, заглянуть в полные сострадания глаза её, что бы вновь почувствовал я себя человеком в этомдиком ужасе вожделения.

Несколько раз приходилось мне вытаскивать из толпы Оборотня, который, уже, дыша взахлёб, дёргался всем телом в такт со всей толпой. Я бил его по лицу, а он, не чувствуя боли, продолжал дёргаться, подкатывая глаза под лоб.

Даже приблизительно не могу сказать, сколько времени мы продирались сквозь джунгли из переплетённых тел, сколько раз приходилось мне проводить в чувство Оборотня, когда я почти терял сознание от страха, не находя рядом Лайф… Сколько раз я терял её и находил её… Страх за неё – это единственное, что владело мною тогда всецело, всё остальное утратило тогда всякий смысл, ни о чём другом даже мысли не возникало.

Я уже настолько был уже задёрган, в самом буквальном смысле этого слова, что ровным счётом ничего не почувствовал, когда вдруг наткнулся на препятствие, поняв, что нахожусь уже у противоположной стены зала. Я только прислонился к ней спиной, улыбнувшись Лайф. Только благодаря нейудалось переплыть этот океан безумия, не сбившисьс пути.

Пройдя вдоль стены, мы вышли к широкой нише, со светящимся желтым электрическим уютом зевом коридора, в глубине её, и устремились по нему вперёд.

Долго мы уже следовали его изгибами, уже даже самая низкочастотная составляющая музыкального рёва не беспокоила нашего слуха, когда вдруг раздалось сзади равнодушно-снисходительное:

– Женя, куда же это ты?

Я резко обернулся, сзади, у открытой двери, как в старых гангстерских фильмах, стояло трое парнейс затенёнными полями шляп лицами. Одетые в двубортные костюмы, в застёгнутых на все пуговицы пиджаках по моде сороковых годов. Один из них, Главарь, кривил губы в презрительной улыбке, уперев в меня равнодушный взгляд хищной рептилии. Остальные, тяжело ворочали челюстями, оценивая нас сонно-безучастными взглядами наёмных убийц.

– Ты ведь нас разыскиваешь? Прошу…– Главарь широко распахнул дверь, лёгким кивком подбородка, приглашая войти. Я почувствовал, как сразу вспотели от страха ладони, и защекотал холод страха между лопатками, перевёл взгляд на Лайф. Стояла она, прижавшись спиной к стене и столько ненависти было в обращённом на них её взгляде… И мой страх прошёл… Взяв её за руку, я кивнул Оборотню, что бы шёл первым. В дверях Главарь галантно пропустил нас вперёд, и мы вошли в уютный зал небольшого кафе. Погружённый в полумрак, и только оббитая цветным пластиком стойка была ярко освещена, да выделялся светлым пятном стол, покрытый зелёным сукном. «Карточный» – сразу же догадался я, вся остальная обстановка терялась в сумраке, отсвечивая тусклыми разноцветными бликами на потолке.

Бармен в белой накрахмаленной куртке, неторопливо протирал бокалы за пустой стойкой. Тихо вскрикнув, Лайф бросилась в глубину зала, я поспешил за ней. У крайнего столика под стеной в глубоком низком кресле, скорчившись, неудобно лежал г-н Сибуй, с закованными руками. Лайф осторожно повернула его, удобней укладывая. Даже сумрак не мог скрыть кровь у него на лице, изорванную окровавленную рубашку… Его явно пытали, Лайф, став на колени перед креслом, принялась за его раны. А я, вспомнив о своём оружии, повернувшись, стал изворачиваться, пытаясь достать автомат из-за спины, но ремень оказался чрезмерно затянут, и мне ни как не удавалосьпротиснуться в оставшийся промежуток между ложем автомата и ремнём, цепляясь головой за приклад, ремнём за локти… Автомат ни как не хотел появляться из-за спины, и я выглядел нелепо и был совершенно беззащитен, запутавшись головой в ремне с задранными вверх локтями, изогнувшись в три погибели. Но гангстеры невозмутимо наблюдали за мною, и только у Главаря в глазах читалась ирония, от жалких моих потуг вооружиться.

– Евгений, не суетись.– посоветовал он, поймав мой взгляд, когда я, наконец, проклиная и автомат, и его создателей, и ремни, выпутался из этой импровизированной западни. И, не зная на что решиться, застыл с автоматом на изготовку перед креслом, прикрывая Лайф и г-на Субуй.

– Да положи ты свою пушку и пойдем, поговорим. – кивнул он в сторону ярко освещённого карточного стола, я нерешительно взглянул на занятую возле г-н Субуй Лайф:

– Скажите им, что бы наручники сняли.– озабоченная, попросила она меня тихо: – И принесут спирта или крепкого виски…

Я не успел сказать и слова, как уже один из подручных, повинуясь едва заметному кивку Главаря, щёлкнув ключом, снял наручники. А Оборотень уже торопливо нёс от стойки бутылку и аптечку. Я осторожно прислонил автомат к креслу и взглянул на Оборотня, тот не спускал восторженно-угодливого взгляда с гангстеров. На него, конечно, положиться было нельзя, но: – Оборотень, – многозначительно взглянул я ему в глаза, он трусливо отвёл их в сторону и закивал головой, шепча:

– Всё сделаю… Положись на меня… не подведу…

Конечно, гнать бы его в три шеи… Да делать не чего, другого не дано,– скрипнул я зубами, вспомнив Артура.

– Лайф, надеюсь на вас. – шепнул, склонившись, она ответила мне взглядом, вселившим в меня спокойную уверенность.

Когда я подошёл к карточному столу, подручные и их Главарь уже расселись за ним. Один из них достал из деревянной шкатулки запечатанную колоду карт и, с хрустом разорвав упаковку, принялся тасовать карты с мастерством профессионального крупье.

– Тебе кинуть? – не глядя, добродушно спросил Главарь, кивнув на карты и закуривая, поданную одним из подручных сигарету. Я отрицательно кивнул головой, судорожно сглотнув вставший вдруг в горле ком. Гангстеры начали игру, обмениваясь односложными карточными терминами. Потянулись к лампе голубовато-сизые нити сладкого табачного дыма…

– Женя, на кой ляд они тебе? – вдруг, не отрывая глаз от карт, спросил Главарь, перекинув сигарету в угол рта: – Подумай сначала, прежде чем отвечать…– пыхнул он густой струёй дыма. Я сглотнул слюну, до головокружения захотелось затянуться сигаретой. Угадав моё желание, один из подручных достал из кармана и небрежно бросил на стол передо мною яркую пачку сигарет, не отвлекаясь от карт. Я торопливо закурил, глубоко затягиваясь дымом.

– И не надоело тебе их пресно-тоскливое скуление и голодный вой…– насмешливо глянул на меня Главарь: – Добро, зло! Хорошо, плохо…Когда я слышу такие разговоры, моя рука невольно тянется к пистолету. И можешь поверить, если я его достаю, то не для того что бы кого-то пугать…–взгляд его на мгновенье сверкнул холодной жестокостью, но тут же снисходительность скривила уголки его губ:– Долго мудрить здесь не приходится, всем ясно – за этими словами – желание обмануть, утащив вмести с душой и кошелёк…