Путь к колодцу

сумленья обовязка справить не могу?

– Это почему же? – подыгрывая, спросил Анатолий Иванович: – Какие такие обязанности? – закинул он вопрос, кинув на меня испытывающий взгляд.

– Работа, уже давно ведётся работа, а я всё сообразить не могу, – спохватился я: – Да ведь это не простой бомж, мы-то ведь, уже почти в лагере!

Противная рожа мужичка обладала феноменальной мимикой и сейчас приняла приторно-слащавое выражение, и начал он с ехидцей, да так что у меня под шапкой волосы зашевелились от страха:– А такой у меня обовьязок, что бы вас, дураков неразумных, советами губить. А я всё сумневаюсь, чего вам губительного присоветовать.

И он вновь с размаху ткнулся глазёнками своими, щёлочками, на острые свои кулаки, и заорал, запричитал пуще прежнего, о горе своём горьком. Анатолий Иванович поднял на меня задумчивый взгляд, но я был в полнейшем шоке, не понимая ни чего.

– А вы кто такой?–– вероятно, глупее вопроса задать я не мог, разве что потребовать документы.

Мужичёк, оторвавшись от своих кулачков, взглянул на меня с неприкрытымзлорадством:

– А Лешай я! Лешак, тутошний! Аль не признали? – с восторгом обвёл он нас блестящими поросячьими глазками из-под белёсых век.

– А чего ж плакать да убиваться так, – начал Анатолий Иванович:– Лучше обязанности свои выполняйте, а то ведь уйдём мы и совет спросить позабудем.

Услыхав это, Леший быстренько встал, засуетившись, с помощью пальцев шумно прочистил свой чрезвычайно подвижный морщинистый нос, густо поросший кустиками чёрных волос.

– А вот я и сумлеваюсь, чего вам присоветовать, да что бы погубительнее да повреднее было… А то, мож, промолчать? – Подняв руку, он стал загибать длинные узловатые пальцы, покрытые густыми чёрными с проседью волосами, с длинными рыжими когтями вместо ногтей: – Ежели нарушить ваш умысел и присоветовать, держаться подальше, от того места куда тёпаете…– сверкнул он в нашу сторону хитрым взглядом, давая понять, что уж он-то и о планах наших и о маршруте осведомлен основательно: – То хош и расстрою умысел ваш, да вреда не принесу. А вот ежели верно дорогу скажу… Ух! И получится может! – скорчил он радостную гримасу: – Глядь-ко, а Мюнец-рыжий и стретится! А уж на Болоте чего творится, совсем Порода закосела! И Русалочка скучила совсем. Нет! –– взгляд его приобрёлзадумчивую мечтательность. Носовсем не хорошо мне стало от этой его мечтательности, как будто прикидывал он с чем мы будем лучше – под майонезомс зелёным горошком или фаршировать нас яблоками… В этот миг особенно стала видна вся его нарочитая противоестественность, от слов его, надёрганных, кто знает откуда и соединённых в самой противоестественной манере, до замшелых кургузых валенок у него на ногах.

И вдруг запел он сладенько, сложив губы трубочкой:

– А вы идитько…Идитько… дитько…– и замахал плавно руками, как будто отталкиваясь от нас. И стал уменьшаться, уплывая медленно вдаль, всё дальше и дальше.

Глава 7

– Вот и прибыли. – мрачно произнёс Анатолий Иванович, хмуро глядя в сторону, где всё, уменьшаясь, среди груды валежника, исчезла фигура этого сумасшедшего лешего.

– Давай хорошенько подумаем, стоит ли нам идти дальше? Угрозы мне его пустыми не кажутся.

– Странная встреча. – только и нашёлся я ему в ответ. Анатолий Иванович внимательно смотрел на меня, обдумывая что-то своё:

– Здесь, судя по этой встрече, надо приготовиться ко всем чудесам вмести взятым и ни чему не удивляться. Я не представляю, что тут происходит. – медленно, как будто для самого себя, говорил он: – Но происходит… А раз так кому-то в этом надо разобраться… Как оно происходит? Кому нужно то, что происходит и зачем?

Он улыбнулся и подмигнул мне, ободряя, но глаза его оставались холодно-бесстрастными, глазами снайпера, таким я Анатолия Ивановича ещё не знал.

– Так что, Женя, идём в гости к Русалочке, может, встретим и этого… – Он щёлкнул пальцами, припоминая: – Мюнеца-рыжего, да и что там Порода на Болоте делает, глянем заодно.

Он опять улыбнулся своейзагадочной улыбкой, но мне было не до веселья. То, что он сохранял присутствие духа и запомнил всё, сказанное этим сумасшедшим бомжем с когтями вместо ногтей, это хорошо. А у меня же задумчивый взгляд этого Лешака отшиб всю память начисто, как взгляд удава у кролика…

– Анатолий Иванович, Я за вами – в огонь и воду…– мои слова, в этой обстановке, прозвучали без лишнего пафоса.

Когда же, после этой встречи, сделали мы несколько шагов, всё вокруг нас разительно изменилось…

Взметнули на невообразимую высоту свои стволы огромные незнакомые деревья, подпирающие голыми корявыми сучьями своих вершин небо, а исполинские корни их часто приходилось обходить. Казалось, какие-то великаны, в упоении своего безумства, скрутили газопровод в чудовищные узлы, разметав его среди леса.

Не меньше ста пятидесяти метров, – задрав голову, до хруста шейных позвонков, пытался я рассмотреть вершины деревьев.

– Пожалуй, метров восьми в диаметре будет. – озабоченный до предела, похлопал попокрытому струпьями растрескавшейся коры стволу Анатолий Иванович. Ничтожным муравьём выглядел он у подножья гиганта, среди переплетения корней.

Мрачным выглядел этот странный лес, в котором, наверное, итысячелетние секвойи выглядели бы молодой порослью. Огромныедеревья стояли, растопырив жадно свои голые чёрные ветви без единого листочка в абсолютной тишине. Не из доброй сказки был этот сказочный лес, черный и бездушный. Мёртвый…

Как два маленьких жучка, затерялись мы с Анатолием Ивановичем среди переплетения корней.

– Вы понимаете, что-нибудь, Анатолий Иванович? – шёпотом задал я вопрос, испугано оглядываясь по сторонам.

– Что тутможно понять? –поёжился он: – Того и гляди, избушку на курьих ножках встретим. Дай бог выбраться отсюда.

– А может, вернёмся? – нерешительно предложил я, вспомнив Ерёменко, как, не мудрствуя лукаво, вернулся он по своему следу, в сходной ситуации.

– Разве что для эксперимента. – задумавшись, потёр подбородок Анатолий Иванович. Мы вернулись назад, но ни чего не изменилось. Как бы ни пытались мы петлять, угрюмо стояли вокруг исполины-деревья, вцепившись намертво своими могучими корнями в вязкую землю. Валялся среди уродливо изломанных корней и местный хворост, величиной с добрый столетний дуб… С опаской покосился я вверх, упадёт такая «хворостина» метров, да хотя бы с пятидесяти, мы и сообразить не успеем, что с нами сталось… Теперь я начал понимать смысл пушечной канонады, время от времени нарушающий мёртвую тишину, царящую вокруг. Наш поход всё больше начал напоминать мне прогулку по минному полю.

Стараясь не думать об этом, шли мы, обходя корни, не встречая ни чего живого. И только когда зачавкала под ногами липкая серая грязь, обратили внимание, что уже меньше корней преграждает барьером нам дорогу. Мы вышли к болоту.

– Тьфу! Чёрт! – выругался, останавливаясь,Анатолий Иванович: – Ни как болото начинается? – он повернулся ко мне: – Что там он говорил, на счёт болота?

–– Плохо говорил. – выдавил я из себя. Не к месту Анатолий Иванович черта помянул, меня аж затошнило от страха. Ой, не к месту…

Опасливо озираясь, начали мы свой путь по чавкающей жадно серой грязи, погружая по щиколотку в маслянисто блестящую глубь её голубые сапожки-луноходы.

Рваные комья густого тумана, подобно вате, клочьями цеплялись за густые голые плети ветвей кустарника, и висели редкими слоями над болотом в полной неподвижности.

Мы шли не торопливо, особенно не избирая направления.Спутниковая система топопривязки, взятая Анатолием Ивановичем в этот поход, уже давно не действовала, выдавая сигнал отсутствия связи, а стрелка компаса лениво ворочалась в любом направлении, ни где не задерживаясь. Поэтому не мы избирали направление, а оно избирало нас, что называется – шли, куда глаза глядят. По времени так же трудно было сказать, сколько времени мы идём, почему-то наши часы вдруг начали показывать разное время, сначала я подумал, что мои ушли часа на четыре вперёд, но дата, которая высветилась на календаребыла на две недели позже того дня, когда мы вышли в этот поход. В небе, кроме белёсыхпятен тумана, не было ни чего, так что и по солнцу сориентироваться не удавалось.