Путь к колодцу

Анатолий Иванович кисло улыбнулся: – Это пахнет для тебя даже не благодарностью, а чем-то посущественней… Готовь магарыч. Генерал очень доволен, масштаб операции позволяет, а стратегия ведения таких дел даже требует, в таких случаях, наград повыше.

Но меня, его обещания не очень обрадовали, по сути, моя награда, это взыскание нашим коллегам, занимающимся подозрительными прогулками сотрудников различных консульств, и Анатолию Ивановичу, который должен был несколько раньше эти прогулки выявить. Но скрывать тоже трудно, похвала всегда приятна, лгут те, кто прикидываются равнодушными. Не верю им, ведь не награда важна – внимание, осознание и подтверждение правильности собственныхдействий, твоего поведения, а значить и жизни, что ли? Что и говорить, когда начальство довольно тобой – это хорошо, а если оно ещё и бурно выражает свой восторг…

Анатолий Иванович, понимающе улыбнулся, похлопал меня по плечу:

– Считай это предварительным поздравлением, надеюсь, не сглажу. Но, перейдём к делу, мы тоже не сидели без дела, из Центра прибыла ещё одна группа. Проверка информационных зон выявила огромный массив неожиданной и важной информации, как за рубежом, так и у нас. Жаль только, что в своё время отнеслись мы к их газетным сообщениям, как к очередной газетной утке.

Он подошёл к сейфу, открыв его, достал пачку фотоснимков, бросил их веером передо мною на стол:

– А вот у нас – туманные объекты во всей своей красе. – процедил он

сквозь зубы, отворачиваясь к окну: – Оказывается у наших коллег в ВВС таких снимков множество. С мая кому-нибудь из них каждую неделю удаётся снимать такие объекты аэрофотоаппаратом. Они давно этим занимаются, а нам, конечно же, ни слова.

Растерянный, я перебирал снимки. Объекты были самой разнообразной формы – и диски, и шары, и цилиндры… Собственно не было двух одинаковых. Менялся и их цвет, что было заметно даже на этих черно-белых снимках, от молочно-белого до полностью чёрного… Съёмки велись и на фоне леса, и на фоне облаков, были снимки объектов в окружении нескольких реактивных истребителей-бомбардировщиков. На снимках были запечатлены и одинокие объекты и целые косяки их… Их было множество, и это пугало, наверное, с таким ощущением больной рассматривает снимки собственной раковой опухли, у меня холодели от страха кончики пальцев.

Иванович, заставил меня оторваться от созерцания снимков, загипнотизировавших меня, и взглянуть на него.

глазах его сверкнуло насмешливое упорство.

вопросительно взглянул на меня Анатолий Иванович. Но у меня в груди что-то ёкнуло, вспомнилась непроизвольно наша, с пилотом вертолёта, невольная стоянка на берегу озера, о которой я как-то не решился подробно докладывать.

шутливом ключе: – Ни каких подозрительных следственных действий, просто два сотрудника лесного ведомства прибыли с целью инспекции заповедника.

Во мне, правда, его весёлый тон, ответа не нашёл, слишком свежи были недавние воспоминания, что-то во мне начало ломаться. Ощущение страшной противоестественности происходящего уже крепко поселилось во мне, и я уже чувствовал наше бессилие перед тем, что там происходит. Но, судорожно сглотнув, я выдавил из себя, соглашаясь:

– Когда выходим?

– Сейчас домой, а завтра в восемь в аэропорт. Форму одежды походно-туристическую и паёк на неделю получим в аэропорту. Вопросы есть?

холодок под ложечкой.

–––––––––––––––––––«»––––––––––––––––––––––––––––

Какой-то залётный циклон, пару дней тому назад посетил наш край, и теперь стояла плюсовая температура, всё вокруг таяло, и к кабинетам терапевтов в городских поликлиниках было не протолкнуться. Обычная для нашей зимы картина, и, для меня более приемлемая и предпочтительная, чем суровая зима с её постоянными морозами.

И вот, сейчас, когда мы неторопливо углублялись в лес, нагруженныеогромными яркими рюкзаками с палатками, спальниками и харчами, заботливо подобранными коллегами из снабжения. Одетые в шикарные непромокаемые комбинезоны.

Снег вязкой кашей хлюпал у нас под ногами, но в глубине леса снег лежал в плотных голубовато-серых сугробах, и идти стало гораздо легче.

До лагеря надо было пройти километровдвенадцать. Мы специально высадились на таком расстоянии, поводов для этого было несколько: прежде всего – нельзя привлекать к нашему появлению чужого внимания, но не маловажным явилось и моё соображение о противодействии. Я обратил внимание на проявление непостижимого при подходе к зоне лагеря – тем энергичнее, чем более мощное средство проникновения использовалось – Ерёменко на лошади, Фомич пешком, мы с пилотом на вертолёте. И если для Ерёменко и Фомича дело в основним заканчивалось достаточно благополучно, а для Фомича даже полным доверием, то мы, с пилотом, чудом выровняли машину у самой поверхности озера, да и до берега насилу дотянули, а уж о нашем состоянии на берегу я постарался не распространяться.

Конечно, все эти соображения носили более чем сомнительный характер, но, в отсутствии более достоверной информации, приходилось полагаться и на них.

И вот топаем мы осторожно, замысловато рифлеными подошвами туристических сапожек-луноходов, по сырому валежнику да по побуревшим палым листьям.

Осенний лес и гол и беззащитен. Черно-белый лес, думалось мне по аналогии с телевидением. Впрочем, каквсегда в лесу, дышалось легко, и я испытывал лёгкость от свежего воздуха, от лесной тишины.

– Хорошо всё-таки.– с шумом выдохнул воздух Анатолий Иванович. Я обернулся к нему:

– Не бойсь, рады, что удалосьвырваться? – я обнаглел от свободы, а может обычный туристический демократизм, вновь взял власть надо мною. Анатолий Иванович только улыбнулся мне в ответ.

Шли мы, в основном молча, без привалов, и только изредка переговаривались, когда приходилось форсировать какой-нибудь из каверзных распадков.

Когда до лагеря, судя по карте, оставалось километра полтора. Когда долгая дорого притупила внимание, и успела подзабыться цель похода, вдруг сзади донёсся до нас скрипуче-капризный голос:

– А кудать тёпаете, голубчики?

Я мог поклятса, что секунду тому, вокруг нас ни кого не было, да и в по зимнему обнажённом лесу и спрятаться было негде, и, тем не менее, оглянувшись, мы увидали стоящего, метрах в трёх под деревом, сморщенного, всего как будто облезлого, мужичка с пегой торчащей во все стороны клочковатой бородёнкой. Весь он был, как кипятком ошпаренный.

– Да вот к речке направляемся.– с удивлением я услыхал нотку угодливости в голосе Анатолия Ивановича, Мужичёк ехидно захихикал себе в кулак, скрыв глубоко посаженные белесые глазёнки свои во множестве морщин:

– Ох, и врёте вы все и даже брешите…Знаю я вас… – он погрозил, посмеиваясь, грязным кривым пальцем, потом вдруг сел под дерево, поёрзал задом, удобней устраиваясь, сморщился и заплакал, всхлипывая и горько причитая:

– Ой! – у него это было похоже на икание: – Ой! Горе моё горькое! Ну, чаго ето я во всём такой сумлённый?

Анатолий Иванович подошёл к нему ближе, подступил и я, ни чего не понимая.

– Бомж какой-то, психически ненормальный – думал я. С брезгливостью рассматривая, просвечивающееся сквозь клочья чёрных волос, на его голове, безобразные бородавки и струпья грязи, глядя на несуразное рваньё, одетое на нём.

меня, Анатолий Иванович: – Да что же это за горе, и не горе это совсем, а достоинство. Сомневаться – значить думать диалектически.

Мужичёк, при этих его словах, враз прекратил свой притворный, на мой взгляд, плач, оторвал свои грязные худые кулаки от глаз и спросил сварливо:

– Умный больно, да? Сматри, какой утешитель? А коль я из-за этого