Блики пламени

И, как Витёк, а ему частенько приходилось изменять своим пассиям, или они изменяли ему, так он принял на этот случай, безоговорочно, старую истину: «Если твоя девушка ушла к другому, то неизвестно, кому повезло больше!». И кто попробует это оспорить? Всяко бывает, ведь барышня может и от кого-то уйти к тебе. И, опять-таки, и в этом случае, проблемы с везением остаются.

Самое неприятное в ревности, в том, что она не зависит от личности. Как боль, как сердцебиение, гормональная, иммунная и прочие системы организма, ревность, это воздействие из глубин подсознания на личность. Но, когда осознаёшь, что это внешнее чужое враждебное воздействие на тебя любимого, то управлять ревностью становится на много легче.

Недавно прочёл в газете жалобу барышни (41 года, двое детей) Поймала мужа, что тот живёт на две семьи, в сердцах, устроила истерику, собрала вещи и ушла. Теперь мается, полная безысходность и депрессия.

Оценив ситуацию, я решил, что, наверное, пророк Мухаммед прав, и многожёнство вполне допустимо, особенно там, где избыток женщин. Осталась бы эта барышня с мужем без фокусов, и дети бы не пострадали и сама была бы вполне довольна. Почему ей должно быть плохо, если её любимому мужу хорошо? В конечном итоге, муж не виноват, тут не измена, иногда мужчине очень жаль одинокую хорошую женщину… Трудно удержаться , глядя, как она страдает, нуждаясь просто в человеческой поддержке! И таких женщин довольно много, но в силу христианской моральных принципов, часто мужчины держат их на расстоянии… Но, иной раз, не выдерживают, и заканчивается это вот такой жалобой.

С утра иду на последнее дежурство. Страшное слово – последнее, надо бы использовать слово, которое предполагает какое-то будущее. Крайнее дежурство? Да плевать. Какое бы оно не было, на пожарку я, на жаль, больше не приду.

После практики, дипломная работа, лагерные сборы, диплом и самостоятельная жизнь специалиста… Эта страничка жизни переворачивается, открывается новая глава.

Но так получилось, что это дежурство и впрямь чуть не стало последним.

Начало первого ночи, ревёт сирена – тревога! Прыгая через бордюр, Неживенко, водитель нашей машины, гонит её на полной скорости. Хрипит сирена.

– Чего там? – Козак наклоняется к Карандашу.

– Хреново! – повернулся к нам Карандаш: – На станции оборвался контактный провод, прожёг цистерну с жидким пропаном! А она в середине целого эшелона.

Ни хрена себе! Боже спаси нас! И помилуй! Хуже только пожар на нефтебазе, там без жертв очень редко обходится.

Уже на подъезде слышен рёв реактивного двигателя, стоит зарево на полнеба, и бухи слышны, и бахи. Неживенко с разгона пробивает жиденький бетонный забор, гонит через пути, прыгаем по рельсам до потолка,

Мы подъезжаем первыми, ещё никого. Вылетаем, разматываем рукава, каждый без команды знает, что делать. Кто-то уже ворочает лафетным стволом, закреплённом на кабине.

Сейчас главное, непрерывно поливать ещё целые цистерны, чтобы хоть чуток охладить. Может, удастся избежать принципа домино, когда одна за другой, начнут взорваться все цистерны эшелона.

Стоит страшный рёв, но работаем, каждый чётко знает свои обязанности. Карандаш хлопает меня по плечу, что-то орёт, показывает на железнодорожника стороне, у стоящего вагона. Я бегу к нему, а Карандаш уже что-то орёт Козаку, вмести бегут туда же.

Из криков и жестов понимаю, надо срочно расцепить состав, отогнать живые цистерны, а то, такое будет…

–Но как их расцепить?

Железнодорожник показывает на какую-то железяку на сцепке вагона, хватает её: повернуть на четверть оборота в любую сторону и вынуть. Демонстрирует несколько раз. Понятно, Карандаш показывает мне на один конец горящей цистерны, Козаку на другой…

Вынимаю топор и бегу, что мочи. Мужики прикрывают из лафетного ствола, создают водяную завесу, сдуру бьют струёй в спину, сбивают с ног… Ну, я им припомню… Но сделали они это не случайно, боёвку надо намочить, какая ни какая, а защита от жара.

Вскакиваю… Жар… Рёв… Надо всё делать предельно быстро, а то лафетник высушивает цистерну за пару минут… Бежать на прямую к горящей цистерне – самоубийство! Уже за сто метров от цистерны сгоришь, как свечка. Надо проскочить на пару, тройку цистерн вперёд, а потом пролезть под цистернами к горящей и расцепить сцепку.

Господи, только б не взорвалась! Только б не взорвалась...! Пока буду я расцеплять. А то от Тохи и горсти пепла не останется. Как-будто и не было Тохи… Но, надеюсь на везуху, ведь в случае чего, всё произойдёт так быстро, что ни чего не почувствую… Чего бояться? В голове только одно – Быстрее… Вперёд…

Смотреть на цистерну невозможно, жар и ослепительное пламя реактивной струёй бьёт из бока на огромную высоту. Летят брызги жидкого газа и тут же взрываются, разлетаясь клубами пламени.

Лезу под цистернами, бьюсь головой, цепляюсь спиной за какие-то железяки под цистернами к сцепке, трещит толи каска, толи моя голова, костяшки на пальцах сбиты о щебень до крови... Дополз… Где эта железяка...? Бью по ней топором, раз, другой, есть четверть оборота… Со всей силы бью, вылетает… Поджигаю фаер и выбрасываю его из-под цистерны, это сигнал, что расцепил. Кому надо увидит и поймёт.

Лезу назад к тепловозу, подальше от горящей цистерны. В голове колотит, одна мысль:

– Успели? Или нет? И сейчас, как грохнет! И от меня даже пепла не останется. Мгновенно испарюсь…

Никого не вижу, но колотит мысль: – Готово, расцепил!

Тлеет боёвка, чувствую, горит всё тело, слезятся глаза, теперь, скорее от цистерны.

Но уже чувствую, лязгнула сцепка, и цистерны медленно движутся, обгоняя меня. Переворачиваюсь на спину, цепляюсь за какую-то железяку. Меня волочит по щебню и цепляет ногами о шпалы, лишь бы сапоги не потерять, перебираю ногами. Но пока скорость не большая, я не отцеплюсь.

Скорость возрастает, я отцепляюсь, прижимаясь к шпалам. И вот цистерны прошли надо мною и уходят, всё ускоряясь.

Вскакиваю, бегу за цистерной, цепляюсь за сцепку, меня тянет, и я прыгаю, уходя подальше от горящей, спотыкаюсь, падаю, встаю и опять спотыкаюсь… Теперь можно и помедленнее… Жар уже можно терпеть, боёвка на спине высохла, но пар от неё обжигает спину.

Бегу к нашим, натыкаюсь на Козака, лупит меня по спине, морда счастливая, что-то орёт, хлопаю и я его по спине, без слов понятно, что орёт:

– Живём!

Уже полно машин. Прыгает через рельсы красный микроавтобус дежурного по городу. Работает с десяток лафетников, но струи, по-моему, до пламени и не долетают, испаряясь на подходе. Тянут рукавную линию от пожарного водоёма.

Но тут уже, ничего не сделаешь, явно сгорит, а не сгниёт. По соседнему пути подходит пожарный поезд.

А мы уже всё, наши цистерны пустые, лафетный ствол высасосал все наши запасы воды.

Карандаш успел зацепить тросом две задние цистерны с газом к нашей второй автоцистерне, и оттянул их подальше. Теперь нашу вторую автоцистерну придется перекрашивать, вся краска обгорела, пока Карандаш цеплял к ней задние цистерны и отгонял их, буксируя, от горящей.

Всё вокруг залито пеной. На хрена?

Уцелевшие цистерны, отогнали и проливают из десятков стволов, и наши, и ребята из пожарного поезда. Цистерны парят, и пар, в свете пожара, клубами поднимается вверх.. Феерия света, рёва и всех прочих мероприятий. Мы собрались около своего хода, сматываем рукава, собираем шмотки. Вокруг бегает масса народа, что-то там делают. Я так чертовски устал, что осел вдоль машины, опёрся спиной о колесо, ощущение такое, что, если шевельнусь, умру. Сижу и слизываю кровь с разбитых костяшек по очереди с обеих рук.