Страница 17 из 25
А что, надо было стать у ворот и смотреть, как ящики в буртах горят в середине склада?
Так что, дежурный по городу сейчас выступал зря. Карандаш ни когда не стал бы сидеть перед воротами склада и ждать, когда огонь дойдёт до ворот.
И теперь набились все в одну, чуток сами обгорелые, в обгорелую автоцистерну и вернулись в часть, где нас уже ждал третий караул, наши сменщики.
Они, ознакомившись с состоянием единственной оставшейся машины, тоже высказали своё мнение, которое не отличалось от мнения дежурного по городу, и в цензурном виде состояло только из: пи… пи.. пи..! Вывели мы из строя нашу часть, почти на неделю, пока не привели в порядок первую машину и не отремонтировали автоцистерну, которую пригнали из резерва, для второго отделения.
Не редко мне приходилось сталкиваться с состоянием страха, самое безнадёжное, это когда от тебя уже ни чего не зависит. Когда ситуация складывается подобно тому, как на тарном складе или в автобусном парке… Лихорадочно ищешь выход, но… Остаётся надежда только на чудо, на свой фарт… Другой тип страха, когда ты можешь вывернуться, и от тебя зависит, как от его избавиться. Такое бывает в драках, или, помнится, на практике, когда на шахте устроился в бригаду проходчиков. Мы проходили откаточный штрек по угольному пласту. Проходили буровзрывным методом, для чего по угольному пласту в центре выработки надо вырубить, так называемый отход – нишу семьдесят на семьдесят сантиметров и глубиной до двух метров. Залазишь в эту нишу с отбойным молотком, и представляешь все шестьсот метров породы, которые находятся над тобой… Но это ощущение скорее не страх, а благоговение перед невероятной мощью, когда чувствуешь себя настолько мизерным… Но особенно наслаждаться этим ощущением времени не было, упираешься в отбойный молоток и забываешь обо всём, вгрызаясь в угольный пласт.
Но самое интересное, это методика преодоления страха. Я придумал интересную методику преодоления страха высоты. Во время отработки нормативов на пожарке.
Иногда начальство радовало нас такими мероприятиями, тогда надо было бегать, прокладывать рукавные линии, тягать стремянки и огнетушители и т.д. и т.п. укладываясь в нормативы. Доказывая, что караул способен уложиться с развёртыванием в заданное начальством время.
Согласно одному из подобных мероприятий, надо было подняться по мехлестнице, почти на всю её длину, а это почти тридцать метров – больше десяти этажей. Ставили мехлестницу на площадку, и выдвигали лестницу на всю длину под углом градусов восемьдесят к горизонту, без всякой опоры. Надо было подняться по ней до самого верху и спуститься. Всего лишь! К счастью упражнение это было добровольным.
Козак и Карандаш сразу же довольно быстро смотались наверх, покачались там из стороны в сторону и лихо спустились. Все остальные даже разговаривать не захотели. Я, конечно, восторга от такого испытания нервов не испытывал. Но Козак начал подначивать, и я полез…
Карандаш предупредил: – Смотри только на перекладины, ни в коем случае не смотри вниз и вдаль, сквозь лестницу.
Я и принялся точно исполнять полученные ЦУ (ценные указания). Но когда преодолел середину лестницы, взгляд проник сквозь ступени и затерялся за горизонтом. И меня переклинило… Я вцепился в перекладину, и ужас начал своими ледяными пальцами зажимать все мои внутренности… И я перевёл взгляд вниз… Где-то там далеко, далеко внизу, куда уходит качающаяся лестница, стоит мизерный красный прямоугольничек, машинка… И как может быть надёжной опорой для лестницы эта красная точка? Но я вдруг обратил внимание на летающих неподалеку голубей, и возникла в голове мысль, что порадовало, есть ещё что-то, кроме ужаса в голове:
– А эти и высоты не боятся. – и тут же подумал: – Надо стать голубем. А лучше орлом, на качающейся вершине секвойи!
Представил эту картину:
– Я птица! Я птица! Я сейчас полечу! Я ни чего не боюсь!
Этого хватило, что бы благополучно спуститься. И на меня, после такого подвига, народ начал смотреть с уважением. Козак высказал общее мнение, похлопывая по спине:
– Но ты даёшь, Тоха. Мы не верили, что ты вообще полезешь. Больше середины преодолел! Следующий раз запросто на самый верх вышкрябаешься. Ещё и раскачиваться там будешь.
Но для меня и это раза было достаточно, все-таки, почти на высоту седьмого этажа забрался. И если бы я не представил себя бесстрашной птицей, то пришлось бы вызывать вертолёт, что бы меня спустить, и клещами отрывать мои пальцы от перекладины. Хотя наглеть с такими представлениями не стоит, а то, представив себя птицей, так и захочется полететь, помахивая ладошками. А уж куда такой полёт приведёт…
Но вывод сделал, попав в ужасную ситуацию, надо представить себя кем-то для кого эта ситуация норма. Например, окружил тебя пяток недоброжелателей, представь себя тяжёлым танком… Смех, смехом, но тут главное, что бы кроме ужаса в голове, ещё хоть что-то появилось. А вот это требует систематического аутотренинга, чему обычно внимания не уделяется.
Вот так и прошло почти полгода. Началась весна, первым признаком которой, для меня является появление на дорогах мотоциклистов. Выкатил и я, конце марта, из гаража свою тачку, как называл я её с любовью, периодически обтирая ветошью: – «Явочка?-Чиявочка?- Мояяявочка»!
Попытка прокатить с ветерком на мотоцикле Катю, натолкнулась на её решительный отказ. Видишь ли, мама запретила. А моя красавица очень послушная, мамины указания выполняет неукоснительно. Но посидеть на стоящем мотоцикле, крепко прижавшись к моей спине, не отказывалась.
Пора подводить итоги общения с Облачком-Тучкой, проанализировать сильные и слабые стороны. Самое главное достоинство, что мне, без неё уже чертовски скучно. Один её вид уже поднимал моё настроение, и вызывал, почему-то, желание поприкалываться над ней, от чего насилу сдерживался. Уж больно она всегда правильная, серьёзная и совершенная. Но как-то не сдержался, глядя, как она с умненьким видом философствует, и что-то сказал по поводу девичьего мышления. И сразу возмущённое:
– Ты меня не уважаешь!
Вот тут уж я сдерживаться не стал:
– Конечно, не уважаю! – заявил нагло. Повернулась, глаза удивлённо округлились и стали наливаться слезами. Но я продолжил с ехидством:
– У меня к тебе совершенно другое чувство. Я тебя люблю! – притянул поближе и зарылся в её кудряшки на макушке. И заметил поучительно:
–А уважаю я уголовный кодекс. Чувствуешь разницу?
Такое отделение уважения от любви, озадачило её и повергло в глубокую задумчивость. А я, в тихаря, надрывался от смеха.
Сейчас она проводила у нас почти всё время. Наша, общая с Витьком, мама-умелица, каждый выходной, что-то шила или перешивала, превращая какой-то из своих старых нарядов во что-нибудь сверхсногсшибательное модное. Шила она с азартом фаната, только швейная машинка тарахтела, пулемётом. Любое платье, костюмчик ей были по рукам. Но заявляла, неоднократно, что брюк шить не умеет. И это при двух сыновьях…
Благодаря этому шитью Катя и затусовалась с ней, часами сидели вдвоём придумывали фасоны и там ещё чего. Я, другой раз, подойду к ним, посмотрю, с каким азартом они обсуждают фасоны, и прихожу к выводу:
– Так вот, мама, тебе чего не хватает. Дочечку бы тебе, а не двух шалопаев сыновей.
– И от шалопаев не отказываюсь, но уже очень надеюсь на внучечку-крошечку.
Я покачиваю головой, соглашаясь, перевожу взгляд, смотрю в упор на Катю:
– Стараемся, мама, со всех сил стараемся.
Катя смущается и краснее.
Как-то, ехидничая, я спроси её:
– Дорогая, не угостила бы ты меня борщиком собственного приготовления?