Страница 12 из 25
– Согласна. – пискнула.
– Катя. Облачко, давай вставать. – выклянчивал я.
– А сколько времени?
Я поднёс часы к свету:
– Почти десять.
Она откинула одеяло и встала голенькая, наклонилась и начала выискивать своё кружевное бельё. Это было невыносимо, и я похлопал её по такой соблазнительной попе.
– Антон. – пискнула, разворачиваясь со своими кружевными в руках.
У меня сил не оставалось смотреть на неё, ещё секунду и всё начну по новой… Что бы избежать соблазна, нашёл в себе силы отвернуться, выдернул простынь с красным пятном, обтёр себе низ живота, количество пятен увеличилось:
– Наш флаг! – произнёс торжественно, расправив её.
– Отдай, – ухватила она простынь. Перетяжки с полуодетой дивицей быстро закончились моей полной победой, и я выскочил из комнаты. Там кто-то, что-то прошипел, но на такие происки слабаков, я внимания обращать не стал. В ванной налил в таз холодной воды и замочил простынь.
Вдруг под ухом:
– Ты ранен?
Мама стояла за спиной, вглядываясь в моё тело, отыскивая раны. Вода в тазу порозовела, и она это привычно истолковала. Я скорчил ей угрожающую физиономию, кивнув подбородком в сторону комнаты, и прошипел:
– Не моя.
У неё глаза полезли на лоб:
– Антон, не дай бог обидишь!
Я начал мягко выталкивать её из ванной:
– Ты меня не так воспитала, что бы обижать слабых и… – хотел добавить и убогих, но сама мысль об убогости Катьки-облачка, показалась настолько дикой…
Мама тихонечко прокралась мимо комнаты, повернувшись на пороге гостиной, погрозила мне кулаком. Отец, сидел в кресле, повернулся и недоумённо поглядел поверх газеты.
Я, в своих, запятнанных семейных, зашёл в комнату. Она уже включила свет, одетая, наводила красоту, заглядывая в маленькое зеркальце.
– У тебя всё класс?
– Нет, не класс. – сказала озабоченно, продолжая смотреть в зеркало. А я начал натягивать джинсы:
– Катерина, не пугай. – решил и сам перейти в нападение, которое гораздо лучше обороны.
– Простынь моя. – заявила решительно: – Завтра принесу замену.
Я нагло кивнул на небольшое пятно на матрасе:
– А матрас – мой! – перекривил я её.
– И мой. – прижалась.
Я уже натянул свитер, собирался выходить. Она испуганно:
– Они меня увидят? Надо попрощаться?
– Как хочешь.
– Никак не хочу. Мне стыдно. Подай сапоги.
– Да, ладно, я их сейчас изолирую.
Вышел в гостиную, где отец, сидя в кресле, читал газету, поглядывая в телевизор, ему коридор хорошо просматривался, по этой причине его надо было как-то изолировать. Но я поступил круче, задёрнул дверную занавеску и закрыл дверь. Ох, уж эти девичьи прихоти:
– Выходи.
Быстро выскочила уже в сапогах, а я держал наготове её шубку. Она прямо влетела в рукава. Но разве от мамы что-то или кто-то ускользнёт:
– Катенька, вы уже уходите?
– Да, да, торопится она, ей ещё уроки делать, домашнее задание…– усиленно я начал оправдывать её. И старательно отгораживал её от мамы.
– До свидания.– пискнула, выскакивая из квартиры, уворачиваясь от маминого пытливого взгляда. Я прихватил куртку и за ней. В дверях, повернулся и состроил маме гримасу, пытаясь донести до мамы неуместность её выхода. Она погрозила кулаком. Ну, это мы проходили.
Не буду описывать сюси-пуси, как мы спускались по лестнице, как она прыгала ко мне с высоты ступенек, всяких там поцелуйчиков и зажималок-обнималок…
Когда подошли к её подъезду, я остановился, рассчитывая, что на этом проводы закончились. Но, ни тут, то было, она потянула меня в подъезд. Когда зашли в квартиру, к дверям уже выскочили и папан и маман:
– Катерина, ты, где была? – строго прикрикнула маман: – Мы с отцом совсем извелись.
– У бабушки.– чирикнула.
– Не правда, мы звонили. – взгляд маман был строг и пылал праведным гневом:– Ты ушла от неё около семи, а сейчас… Знаешь сколько времени?
– А мы у Антона его записи слушали. – и глазом не моргнула, стягивая с меня куртку. Актриса.
Подвергся и я внимательному осмотру. Смотрю, успокоились, я вежливо поздоровался с маман и поручкался с папан. Знали б они, какие и как, мы «записи слушали»?
– Ты ужинать будешь? –строго посмотрела маман: – А вы Антон?
– Спасибо, я дома поел. – хотел уже откланяться, пытаясь отобрать у неё своё добро, но она быстренько повесила мою куртку в шкафчик. И хитрая дивица, тут, же заявила:
– Мы у него его записи послушали, а теперь я познакомлю его с моими. – безо всякого смущения заявила, затягивая меня в свою комнату. И мне сразу захотелось слушать записи, так же, как мы их слушали в моей коечке. Она быстро разделась, оставшись в белье, накинув халатик, упорхнула в ванную. Если бы хоть на секунду задержалась, то не скоро бы туда попала, уж очень меня кружева её нижнего белья заинтересовали. Очень соблазнительно выглядели.
Скоро вернулась и стала усиленно стягивать с меня, всё, что на мне оставалось.
– Облачко, а я, ведь, не мытый.
Толкнула меня на кровать, достала пачку влажных салфеток и принялась меня обтирать. Нависла надо мною, совершенно нагая, до того соблазнительная, что я закрыл глаза и вцепился, зажав в кулаки со всей силы одеяло. А она методично с азартом, не спеша, обтирала меня.
И всё время, при этом шёпотом комментировала, все мои анатомические особенности.
Аромат салфеток пьянил, но её шепот сводил с ума. А когда она, с особой тщательностью, взялась обтирать, по её словам, показатель моего возбуждения… Потом, змейкой, плавно скользнула по мне, и…
Подробности уже не интересны, мы «слушали записи», потом засыпали, потом опять «слушали записи», репертуар был неизменным, но потрясающим каждую клеточку организма.
Но и её кровать, нечета моей коечке, полуторный шедевр кроватного искусства. С всякими, как там их, балясинами и прочим наворотами, такое, произведение искусства, уже койкой не назовёшь. Рядом стояла высокая импортная дека, по-моему. Так что музыка мурлыкала всю ночь. А уж, что там маман и папан думали, догадаться было не трудно. Пошла, единственная доця, в разнос. И попробуй, останови…
Насилу упросил, что бы в начале четвёртого выпустила. Встречаться утром с её маман и папан? После такого? Девать отчёт и смотреть им в глаза. Это выше моих сил.
Выскочил на улицу, глянул на окна их квартиры. Светится окно на кухне. Видно, начался разбор полётов, жалко мне её стало, но так, сама виновата. Сразу бы отпустила…
Ну а дальше, как в таких случаях, Витёк называет это – показать чудо любви, этому, мне у него, учиться и учиться.
Встречались почти каждый день, уже больше двух недель, кроме дней, когда я был в карауле. По выработанной традиции усиленно «слушали записи», то у меня, но чаще у неё.Я как-то даже испугался, что, наверное, её метода «слушать записи» постепенно, со временем, сойдёт на нет, и придём к традиционным методам.
– Как это у тебя, получается?– спросил как-то, раздувая её кудряшки.
– Что, получается? – насторожено взглянула на меня из-под моей руки.
– Ну, вот то, как мы с тобой «записи слушаем»?
Опять уткнулась мне в плечо:
– Не знаю, как-то… Я не соображаю, оно само начинается… Превращаюсь в облачко и плыву себе. – смеётся: – Никому не мешаю. Может что-то не так? – встревожилась: – Тебе не нравится?
– Ты чудо, Облачко. И я не хочу ни чего другого.
– Но, ты знаешь, – я попытался натолкнуть её на мысль, что у нас с ней не совсем традиционно – Ты, же в фильмах видала…
Но она слегка толкнула меня, чем выказывая своё недовольство: