Творец слез

Глава 33. Творец Слез

Так родилась Любовь. Начала она ходить-бродить по миру и однажды встретила Море, которое было так очаровано Любовью, что подарило ей свою силу.

Любовь встретила Вселенную, и та поделилась с ней своими тайнами.

Потом она встретила Время и получила в дар вечность.

Наконец Любовь встретила страшную Смерть, она была больше, чем Море, Вселенная и Время. Любовь приготовилась к битве, но та подарила ей свет.

«Что это такое?» – спросила Любовь.

«Это надежда, – ответила Смерть. – Завидев тебя еще издалека, я буду знать, что ты идешь».

В детстве я слышала, что правда добавляет миру красок. Наверное, так и есть, ведь если правда от вас скрыта, вы не сможете увидеть реальность во всех ее оттенках.

Теперь, когда я узнала то, что знать мне не полагалось, по идее, я должна увидеть вокруг себя более красочный мир. И все же мир и я казались как никогда серыми.

В детстве я также слышала, что нельзя лгать Творцу Слез, потому что он видит тебя насквозь. Нет такой эмоции, которую можно от него скрыть. А самые печальные, мучительные, искренние чувства, которые трогают человеческое сердце, – это его рук дело, это он их в тебя влил.

Девочкой я страшно боялась его, как какого-нибудь злодея. Мне он представлялся черным человеком, который, если солжешь, придет и уволочет тебя с собой. Они хотели, чтобы мы именно таким его себе и представляли. Как же я ошибалась на его счет… Я поняла это только сейчас.

Лежа на койке с заплаканными глазами, полными новой правды, я наконец поняла смысл легенды, сопровождавшей меня всю жизнь.

Аделина мне все рассказала.

Слушая ее, я выстроила линию жизни, параллельную моей и прожитую в одиночестве. Каждый эпизод, каждая деталь встали на свои места, наполнив страницы истории, которую я наконец смогла прочитать.

С этого момента единственное, что меня интересовало, – это финал истории, которого я не могла знать.

На следующий день ко мне пришел полицейский, чтобы задать несколько вопросов. Он спросил меня о том, что произошло на мосту, и монотонным голосом я правдиво рассказала ему про встречу с Лайонелом, про драку и падение.

Под конец, записав что-то в блокнот, мужчина посмотрел мне в глаза и спросил, намеренно ли Лайонел толкнул нас вниз. Я помолчала, вспоминая ту сцену по секундам: ярость, обида, его лицо, искаженное отвращением… Потом сказала полицейскому правду: это был несчастный случай. Он кивнул и быстро ушел.

Услышав о том, что произошло, ко мне в больницу прибежали Билли с Мики. Мики приехала раньше и села на стул у двери моей палаты. А встала с него только тогда, когда увидела бегущую по коридору запыхавшуюся и плачущую Билли. Они посмотрели друг на друга: одна с поджатыми от беспокойства губами, другая с покрасневшим от слез лицом. В следующее мгновение Билли обняла Мики и разрыдалась. Они обнялись так крепко, как никогда не делали раньше, этим теплым объятием знаменуя долгожданное примирение. Они стояли так бесконечно долго, а затем медленно отпустили друг друга и обменялись взглядами, которые обещали ясное небо и солнечный свет после страшной бури.

Теперь они наконец-то будут разговаривать друг с другом. Помногу и подолгу. Времени для этого у них предостаточно.

– Ника!

Билли подбежала к кровати и бросилась меня обнимать. Сломанные ребра заболели, но я только зажмурилась, не издав ни звука.

– Не могу поверить, – всхлипнула она, – когда я услышала эту новость, я… Клянусь, я не могла дышать… Боже, какой ужас!

Мики сжала мою руку. Я заметила, что у нее чуть потекла тушь.

Я не осмелилась сказать Билли, что мне больно.

– Если мы можем чем-то помочь, – услышала я ее бормотание, но эти слова провалились в глубокую дыру, зияющую в моем сердце.

В этот момент Мики повернулась к Ригелю. Я вспомнила, как она сказала, что он кажется ей мутным парнем. Как и все, она видела в нем волка и не чувствовала душу, пульсирующую под его шкурой.

– О, моя фотография! – Билли улыбнулась, вытирая ладонью слезы. – Ты ее все еще хранишь…

Помятый снимок лежал на тумбочке, странным образом привязывая меня к невыносимой реальности. Сердце, или то, что от него осталось, заныло между ребрами, когда растроганная Билли прошептала:

– Не думала, что ты держишь ее здесь…

Я хотела бы рассказать ей, какая история скрывается за этой фотографией. Я хотела бы, чтобы она почувствовала жгучую боль, пожирающую меня изнутри. Быть может, однажды я все-таки на это решусь.

Однажды я скажу ей, что не все истории воплощаются на страницах книг. Что есть невидимые, безмолвные и сокрытые, которые живут тайно и умирают неуслышанными. Сказки без концовки, которым суждено навсегда остаться незавершенными. Возможно, однажды я расскажу ей нашу.

Они смотрели на меня выжидательно, стараясь сквозь мою апатию разглядеть знакомую им Нику, увидеть на моем лице хотя бы намек на прежнюю веселость. Я была не в себе, подумали они и решили пока оставить меня в покое.

Только когда подруги были уже у двери, я услышал свой тихий шепот:

– Он защитил меня.

Мики, которая шла последней, остановилась и оглянулась на меня, а потом, прежде чем уйти, взглянула на Ригеля.

Оставшись одна, я обвела глазами палату и наконец посмотрела на свои руки. Они были совершенно белые, как будто обескровленные, и голые от запястий до кончиков ногтей. Пальцы тут и там были усыпаны розоватыми отметинами, небольшими порезами и шрамами. Я медленно посмотрела вверх. Медсестра устанавливала капельницы у кровати Ригеля.

– Мои пластыри, – пробормотал я, – где они?

Медсестра поняла, что я за ней наблюдаю. В моих потухших глазах, наверное, загорелся слабый огонек, на который она не могла не отреагировать.

– Они тебе больше не нужны, не волнуйся, – любезно ответила она.

Ответ не показался мне убедительным. Медсестра подошла, указывая на мои пальцы.

– Мы продезинфицировали все твои порезы. С ними все в порядке.

Она наклонила голову и улыбнулась, но мне не хотелось улыбаться в ответ.

– Ты занимаешься садоводством? У тебя столько шрамиков на пальцах!

Я молчала, как будто не слышала вопроса, и смотрела на нее.

– Я хочу… свои пластыри.

Медсестра часто заморгала, силясь меня понять, и сказала:

– Но ведь они тебе больше не нужны.

Возможно, она подумала, что моя бессмысленная просьба была следствием пережитого шока. После моего приступа безумия, когда я кричала, царапалась, вырывалась и выдернула иглу из вены, медсестры в отделении посматривали на меня с опаской.

В любом случае медсестра почувствовала облегчение, заметив кого-то на пороге палаты. Она быстро повернулась и исчезла, вынудив меня поднять глаза на незваного посетителя.

Лучше бы я этого не делала. Воздух вокруг меня сгустился, стало трудно дышать, в горле застрял комок. В пространство палаты вторглось чужеродное тело – Лайонел.

Морщинки вокруг глаз, искусанные губы – это все что я успела заметить, потому что почти сразу же перевела взгляд на стену.

Я хотела остановить его, сказать, чтобы он не подходил близко, но не смогла издать ни звука из-за спазма в горле. Он встал возле моей кровати, и впервые за все время я хоть что-то почувствовала: сильно пожалела, что не могу бегать, а то меня здесь уже не было.

Минута, пока он, подыскивая слова, стоял рядом, тянулась вечно.

– Наверное, я последний человек, которого ты хотела бы видеть.

Он не смел взглянуть на Ригеля. У меня скрутило живот при мысли, что Ригель сейчас лежит рядом, находясь на грани между жизнью и смертью.