Страница 46 из 50
Глава X. Сенобит из гвоздей и крючьев
Рок Стейлер или то, что от него осталось теперь, был превращен в сущих адский кошмар. Сшитый и скроенный из остатков его собственного тела. С вывернутыми в обратную сторону руками и ногами. Доработанный еще самим Левиафаном и миром ада в настоящий ходячий ужас. Связанных стальной перекрученной проволокой и вбитыми такими же железными скобами и гвоздями в его ободранное, почти до костей тело.
Пинхед лично сам и долго собирал мозаику его разодранного стальными цепями и крючьями мужского лица. Эта были останки окровавленной кожи и плоти, ломаных дробленых костей. Но все же, Пинхед собственноручно собрал все до последнего пазла и воскресил своего личного еще одного монстра. Но, не всем был еще доволен.
- Ну, что же - произнес булавочноголовый сенобит Пинхед - Что вышло, то вышло. Придется отдать на доработку архитектору костей, мышц и сухожилий. И так каждый раз. Все же мясник с палачом работают аккуратней.
Щелкунчик был тоже погружен в работу.
Тот тоже перебирал еще одни останки преступника и бандита из прошлой жизни с юга Африки чернокожего маньяка и насильника детей, сорокалетнего Мхаронгу Наемару, что лично сам освежевал точно на скотном дворе корову. Он не довольно, громко щелкал своими зубами в вывернутом наружу безгубом рту.
У него все никак не получалось лицо этого преступника африканца. Все остальное было уже собрано и лежало в операционной Левиафана в руках хирурга и мясника. А вот сама голова и лицо никак не получались, как именно хотелось самому Пинхеду.
Рядом стояли сестры проволочные близнецы. Они, почти никогда не покидали тронный зал Пинхеда. Эти две близняшки женщины сенобиты, терлись все время возле своего командира и предводителя. Тут же ползал на своих руках сенобит с именем Тело.
Эти две полуодетые адские демонические дамочки, сейчас не обращая на Пинхеда свое внимание, лобызались своими губастыми ртами и толкали длинные черные вьющиеся змеями языки друг другу в рот. Издавая нудные долгие и внутриутробные любовные стоны. Две порочные лесбиянки сенобитессы, были сейчас совершенно безучастны к пристрастному увлечению булавочноголового Пинхеда и его коллеги к такому рода искусству Щелкунчика.
- Ничего, брат мой в единой вере – произнес ему гвоздеголовый Пинхед – Все получиться еще. А если и не получиться, то и так будет выглядеть неплохо. Этот вполне заслужил то, что заслужил. Сейчас на подходе еще двое желающих заглянуть в мир сладостной живой телесной боли и душевных самых изощренных страданий. Никогда еще не было такого, как двадцатом веке, брат мой. Такими усердными темпами, здесь будет грешников больше, чем в самом огненном аду Люцифера.
Вдруг Пинхед подпрыгнул на одном месте и, вытаращив свои черные жуткие демонические глаза, громко произнес - Измена! Рокси, сучка адская! Она обманула меня! Меня своего хозяина, тварь такая! Я должен был догадаться, что тут, что-то не так! Что этих двоих, что-то вместе связывало!
Он быстрым шагов выбежал из своего тронного зала, а за ним следом все сенобиты, что были сейчас здесь с ним.
Пинхед ощутил все и понял. Сами каменные стены шкатулки выдали ему то, что было далеко за пределами этих стен. Он ощущал каждый уголок этой конструкции и слышал все звуки этого громадного сооружения.
Пинхед поднял вверх свою правую руку с черными ногтями и замер на одном месте. Он закрыл свои глаза и произнес уже без крика, но с диким звериным злом, от которого содрогнулись даже все каменные стены древнего адского лабиринта.
- Шкатулка, Левиафана – он произнес – Она ведет Мариса Залесского к нашему Богу. И я знаю, зачем.
Пинхед раскрыл все пальцы на поднятой верх правой руке. И шкатулка, остановилась, блокировав все переходы и длинные свои переходные коридоры и тоннели. Упали с потолков вниз стальные в них решетки и исчезли входы и выходы. А все живое в лабиринте, просто мгновенно взбесилось и стало носиться по стенам, потолкам, прыгать друг на друга и рвать зубами на кровавые ошметки и куски, заливая все кругом бурлящей и летящей во все стороны кровью.
Вспыхнул яркий лучистый белый свет и лабиринт задрожал и завибрировал. Его стены стали расходится в стороны перед стоящим булавочноголовым Пинхедом и всеми сбежавшимися на его призыв сенобитами. Впереди которых был полуголый сенобит из гвоздей и крючьев. С четырьмя длинными, почти до каменного пола руками и гибридными похожими на собачьи, ошкуренными ногами. В черных из прирощенной кожи к бескожему телу коротких до колен штанах. В такой же из черной кожи безрукавке в металлических иглах и клепках. С черными из человеческой кожи с шипами и длинной цепью, что была в левой руке самого гвоздеголового Пинхеда.
Он, задрав вверх свою человекоподобную жуткую сшитую и скроенную перепоясанную грубыми страшными швами безглазую и безволосую голову. Стал своим с большими ноздрями носом, всасывать воздух в направлении открывшегося сквозного выхода сквозь все стены и переходы лабиринта. Пол, которого преобразовался в широкую длинную до самого верха громадной конструкции каменную лестницу. Ведущую прямо под вертящуюся с громким сотрясающим вибрационным звуком все вокруг пространство над лабиринтом громадную двустороннюю висящую в воздухе остроконечную четырехгранную пику. В конечной финальной конфигурации куб тетраэдр. Испускающий черный пожирающий все вокруг пространство губительный свет, глаза Левиафана.
***
- Ты, сломал ее! - прокричал двадцатишестилетний вор карманник из Аделаиды Бартон Стамос на своего друга и подельника, такого же ворюгу и лоботряса, каким был сам, домушника Райли Деймона. Швырнув с размаху в стену своей засранной до самого верха всяким хламом и грязным тряпьем жестяную банку с недопитым пивом.
- Ты что?! Что за херня, какая-то?! – испугался до самой воровской задницы, сидящий на полу перед своим другом подельником Райли Деймон.
- Что ты сейчас сделал с ней, дурила! – он орал на всю комнату в городской пятиэтажке на окраине города и в самом захудалом районе. С живущими там и отвергнутыми самой жизнью и обществом отбросами в виде людей. Я отдал этому из торгового антикварного лабаза полтыщи баксов! Я убью тебя сейчас, урод!
- Сам ты дурила и урод! Я ничего не сделал ей! – тот принялся отпираться и отнекиваться – Она, просто сама выскочила у меня из рук и из пальцев. Я даже не ожидал такого!
Шкатулка и вправду перестала издавать свои музыкальные звуки. И, точно слилась в единое целое всеми своими четырехгранными квадратными сторонами. Превратилась в этакий сплошной монолит и даже стала тяжелее, чем была.
Шкатулка было уже, почти открылась. Она уже светилась ярким лучистым светом, испуская яркие голубые микромолнии и разряды. Что-то там звенело, точно трущихся, одна о другую, толи цепей, толи скрежет металла. Звучала странная, но приятная слуху музыка. Она видоизменяла свои виды и формы, перестраиваясь в различные фигуры. И вдруг, случилось такое. Она сложилась обратно в маленький кубик и замерла.