Тайные грехи

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Фидлер и снова откашлялся.

– И тогда, разумеется, совершенно случайно я схватила его за… В общем, вы поняли за что. – Она улыбнулась. – А остальное произошло так, как происходит всегда. Или вы хотите, чтобы я рассказала со всеми подробностями?

– В этом нет необходимости. Я прекрасно представляю, как все происходило.

После грума в жизни Мары появлялось множество мужчин, последними же были Льюис О’Тул, ее главный бухгалтер, и Роберт Хантер, глава юридической фирмы, представлявшей «Тэйт интернэшнл индастриз».

Фидлеру больно было сознавать, что вечером Мара отправится домой, чтобы заниматься любовью с одним из этих мужчин, они же с Рут будут лежать в постели: она – читая последний романтический шедевр, а он – пытаясь сосредоточиться на последнем номере журнала «Психиатр» и одновременно рисуя в своих фантазиях Мару и О’Тула в самых непристойных позах, а также Мару и Хантера, а иногда – всех троих, устроившихся на просторном ложе.

Фидлер отвел взгляд от стройных ног Мары и заставил себя обратиться к записям в блокноте.

– И у вас никогда не возникало желания выйти замуж?

– О! Несколько раз у меня появлялась такая идея, но разум всякий раз брал верх над чувством. Видите ли, я очень серьезно отношусь к браку. Вступая в брак, берешь на себя огромную ответственность. Если я когда-нибудь выйду замуж, я захочу иметь полный набор благ, главное – уютный коттедж на лоне природы, окруженный частоколом из белого штакетника. Представляю себя и своих детишек: мы стоим на закате у ворот в ожидании любимого супруга и отца, который вот-вот вернется с работы…

Фидлер запрокинул голову и громко расхохотался:

– О Господи! Мара Тэйт в домашнем платье и в белом переднике! Меняющая детям мокрые подгузники! О Господи!.. – Фидлер даже прослезился от смеха. – Да мне легче представить Джека Кеннеди в качестве торговца обувью.

На лице Мары появилось какое-то ностальгическое выражение.

– По правде говоря, – сказала она, – из Джека Кеннеди получился бы чертовски удачливый торговец обувью. Он добился бы успеха в любом деле, за какое бы ни взялся. Я в этом отношении на него похожа. Если предпочту бизнесу жизнь жены и матери, то буду чертовски хорошей женой и матерью.

– Не сомневаюсь, что будете.

Фидлер ухватился за возможность продолжить разговор на тему, от которой Мара всегда старательно уклонялась. Она избегала говорить об этой стороне своей жизни даже на сеансах психоанализа.

– Почему вы не расскажете мне о президенте Кеннеди? Он был для вас… чем-то особенным?

Мара грустно улыбнулась, и Фидлер понял: эта улыбка ему не предназначалась.

– Был ли он для меня чем-то особенным? Джек – особенная личность для всех своих друзей. Он вообще необыкновенная личность.

– Я имел в виду совсем не это. Занимал ли он особое место среди ваших привязанностей?

– Конечно. Я была влюблена в него. И по-прежнему влюблена… Послушайте, Макс, я отношусь к браку очень серьезно, я уже говорила вам об этом. Причем не только к своему возможному замужеству, но к браку вообще. На случай, если я почему-либо не говорила об этом прежде, скажу вам. Я никогда не заводила романов с женатыми мужчинами. И никогда не зарилась на собственность других женщин. Джек Кеннеди и все остальные женатые мужчины, которых я знаю, – они для меня не существуют.

Теперь Фидлеру казалось, что он начинает постигать психологию Мары, однако ему предстояло исследовать глубины ее подсознания, и куда приведет этот извилистый путь, пока еще было неясно. Если бы ему повезло, то, возможно, этот путь превратился бы в радугу, озаряющую все вокруг; временами эта радуга уже возникала перед его мысленным взором.

«Я женатый мужчина – прочно, надежно и навсегда. Поэтому для меня нет надежды на какие-то любовные отношения с Марой Тэйт!»

Радуга потускнела и исчезла, и его «эго», уже выросшее до размеров огромного воздушного шара, лопнуло и съежилось.

«Я всего-навсего маленький смешной комик вроде Чаплина в мешковатых штанах».

– Хотите мне рассказать, что вас терзает, Макс? – неожиданно спросила Мара.

Он снял очки и выключил магнитофон.

– Ничего, просто устал. Думаю, на сегодня достаточно. А как вы? В последнее время спите лучше?

Она вынула из портсигара сигарету.

– Я так и подумала, что на сегодня сеанс окончен.

– Да. Притом он проходил в атмосфере дружеской беседы. Только, пожалуйста, уберите сигарету.

– Тиран, – пробормотала Мара, но подчинилась. – Я стану спать гораздо лучше, когда это проклятое дело с «Коппертон куквэйр» будет улажено.

– Я прочел в «Таймс», что дело направят в суд на следующей неделе. Это плохо?

– Ничего не может быть хуже. Знаете ли, ведь нам приходится сражаться не за «Коппертон». Комиссия по безопасности и Департамент юстиции уже много лет жаром дышат в затылок моему кузену Шону, но до сих пор ему везло. Везло еще и в том отношении, что я всегда оказывалась рядом и брала его на поруки, помогала выпутаться из разных переделок, в которые он попадал по доброй воле или по глупости.

– Вы платили за него и брали его на поруки?

– Я оплачивала его карточные долги, выражаясь фигурально. Конечно, не в Вегасе, хотя не сомневаюсь: он просаживал там кучу денег, и это продолжалось много лет. Шон постоянно заключал сделки, рассчитывая получить прибыль от предыдущих сделок. Иногда он ухитрялся жонглировать сразу пятью шарами, если можно так выразиться.

– Почему же вы позволяли ему безнаказанно заниматься такими делишками? Ведь вы главный распорядитель в компании.

– Ну, начнем с того, что в основном это были сделки частного характера. Шон знает, что его положение в «T.И.И.» благоприятствует ему и дает особые права. Он – Тэйт, а Тэйты всегда заботятся о членах своего клана, таковы наши традиции.

– Но похоже, вы слишком часто выручали его.

– Да, похоже на то. Прокурор собирается вытащить на свет Божий все грязное белье Шона и полоскать его на людях, чтобы все фишки попадали по принципу домино. Одна потянет за собой другую. Черт возьми! Если мне нельзя закурить, то уж выпить-то можно?