Страница 5 из 28
Наступило молчание. Мелик размышлял.
– Кто был в курсе того, что вы собираетесь подписать контракт?
– Никто.
– Иранцы не могли проявить неосторожность?
– Исключено. Они ни с кем не встречаются в Баку. Кроме того, мы условились о сохранении строжайшей тайны.
Но Мелик не верил в волшебство.
– Ваша секретарша была в курсе? – спросил он. – Или кто-нибудь еще из вашего окружения?..
Толстяк помрачнел.
– Только Рима. Но я отвечаю за нее, как за самого себя. Кроме того, она ничего не выиграет от моей смерти. Пока я жив, я выдаю ей по пятнадцать тысяч баксов в месяц. После моей смерти она лишится всего.
Мелик ничего не ответил. Что творится в голове женщины, узнать невозможно.
– Я бы очень хотел познакомиться с Римой, – сказал он. – А пока необходимо усилить вашу охрану. Кстати, могу я вас кое о чем попросить?
Бакинец настороженно нахмурил брови.
– Разумеется.
– Скажите вашей жене, что после встречи со мной вы оставили сомнения и договор с иранцами собираетесь подписать…
Мамед Садуллаев побледнел, щеки его задрожали.
– Вы… вы хотите убить меня, – пробормотал он.
Золотистые глаза Мелика внимательно посмотрели на Мамеда.
– Вы только что сказали, что полностью доверяете своей жене.
Следовательно, вы ничем не рискуете.
Бакинец вынул носовой платок и вытер лоб. В дверь постучали, и в комнату вошла Уля с круглым горячим дымящимся хлебом в руках. Она что-то сказала Мамеду по-азербайджански и, многозначительно взглянув на Мелика, вышла.
Мелик был турок, но он не все понимал на азербайджанском. Как ни крути, все же это разные языки. Мелик с удивлением смотрел на хлеб.
Для ленча еще рано.
Азербайджанец разломил хлеб на две части, и из него выпало три рулончика из свернутых банкнот. Да, деньги Мамеда Садуллаева не всегда были чистыми…
Бакинец сунул банкноты в ящик стола, смел хлебные крошки и взглянул на Мелика.
– Напрасно я впутался в эту историю, – вздохнул он.
– Может быть, кто-нибудь, кроме Римы, все же был посвящен в это дело? Или есть какой-нибудь другой след?
Мамед дрожащей рукой закурил сигарету, затянулся и сказал:
– Я знаю, что в тот вечер, когда был убит Эльдар, он в последний момент был с одной девушкой. Она утверждает, что видела убийцу и могла бы его узнать. Плотный мужчина в очках, с седыми волосами…
– Кто она?
– Метиска, шлюха из из престижного клуба..Зовут Милой. Я могу вам дать ее адрес.
Мелик протер свои черные очки. Какая странная история, снова подумалось ему.
– Вы азербайджанец, – сказал он, – и вы занимаете высокое положение. Почему полиция ничего не предпринимает для вашей защиты?
Вы же им сообщили о том, что угрожающие вам люди, ранее планировали убит Эльдара Хусаинова.
Мамед Садуллаев иронично улыбнулся.
– Полиция даже довольна всем этим, потому что никак не может уличить меня в торговле героином. И не хочет даже вмешиваться в эту историю. Полицейские только допросили Милу.
Он посмотрел на карманные золотые часы величиной с гранату.
– Я должен идти. Я отвезу вас по дороге. Передайте Файнеру, что я ничего не подпишу, пока вы не найдете убийцу редактора.
Он тяжело поднялся с кресла и нажал на кнопку переговорного устройства.
– Фуад! Рауф!
Не дожидаясь ответа, он вышел из кабинета в сопровождении Мелика.
Проходя мимо Ули, что-то сказал ей по-азербайджански. К нему подошли два парня, здоровых и свирепых усача. Он объяснил Мелику:
– Это горцы, которых мне прислал один друг, отец Ули. Я финансирую его избирательные кампании. Ребята смелые, но к городу еще не привыкли, так что это скорее моральная поддержка.
Вся небольшая группа вышла на лестницу. Оба телохранителя спустились первыми и, стоя в дверях, подозрительно оглядели безобидных торговцев фисташками.
– Самое ужасное, – сказал Мамед, – что я не знаю, чего мне нужно опасаться.
Он протянул связку ключей Фуаду. Горец побежал к черному "Джипу", припаркованному на противоположной стороне проезжей части. На улице бурно шла торговля. Вдали виднелась голубая полоска Каспийского моря.
Фуад сел за руль. Если машине суждено взорваться, то погибнет горец. Мамед угадал, о чем думает Мелик, и сказал, тряся всеми подбородками:
– Азербайджан – еще молодая страна, окончательно не сформировавшаяся. Здесь так много насилия, особенно в периоды избирательных кампаний, на пороге которых мы стоим. Во время этих кампаний в стране расходуется больше боеприпасов, чем, скажем, за месячную войну. Поэтому не стоит ничему удивляться.
Мамед Садуллаев невозмутимо пересек улицу и сам сел за руль.
Мелик сел рядом с ним, а оба телохранителя устроились сзади.
Благодаря затемненным стеклам снаружи нельзя было увидеть, кто находится в машине.
Хотя Мамед Садуллаев, разумеется, не был защищен от винтовки с оптическим прицелом. Особенно если бы она находилась в руках профессионала.
Он вел машину медленно, не обращая внимания на разъяренные окрики таксистов и спекулянтов.
– Я не могу так жить дальше, – снова заговорил он. – Мое сердце не выдержит. Я не могу выйти, пройтись по улице, пойти в клуб.
Мелик посочувствовал этому эпикурейцу-негодяю, вовлеченному в кровавую историю.
– Вы можете меня подбросить на улицу Нефтяников? – спросил он.
– Разумеется, – ответил Мамед и предложил:
– Приходите завтра к нам на обед. Рима будет дома.
"Джип" вырулил на улицу, спускающуюся к Нефтяникам. На углу возвышался каркас строящегося высотного здания. Как во всех восточных городах, современные здания чередовались здесь с пустырями и старыми домами.
Мелик простился с Мамедом Садуллаевым, вышел из машины и стал подниматься по эскалатору в холл отеля "ИДР Глаза".
Зазвонил телефон. Мелик выскочил из ванной, чуть не поскользнувшись, и снял трубку. Никто, кроме Ефима Файнера, не знал, что он в Баку.
– Мелик бек? – спросил робкий голос.
– Я слушаю.
Небольшая пауза.
– Это Уля. Господин Садуллаев попросил меня быть вашим гидом в Баку.
Мелик улыбнулся: да, бакинец любил жизнь.
– Где вы находитесь? – спросил он.
– Я в холле. Хотите, чтобы я поднялась?
Мамед Садуллаев широко представлял себе гостеприимство. Мелик вспомнил о чувственных губах девушки. Но прежде всего он хотел выйти на след Милы. Уля могла задержать начало его расследования.
– Я спускаюсь сам, – твердо сказал он. – К тому же я спешу.
Уля многозначительно вздохнула.
– Очень жаль.
Глава 4
– Мила уехала на каникулы.
Шеф ночного клуба "Семь красавиц" Бабаев весело наблюдал за неприкрытой растерянностью Мелика. Видимо, Мила пользовалась известной репутацией…
– Вы хотите оставить записку? – спросил Бабаев.
– Да, – сказал Мелик.
Он пропустил Улю в лифт и вошел вслед за ней, нажав на кнопку четырнадцатого этажа.
Здание было современным и опрятным, в центре города, на площади фонтанов, в двух шагах от Нефтяников.
– Эти шлюхи предпочитают жить на содержании, чем работать. Она укатила с каким-нибудь богатым банкиром или прокурором.
Мелик скосил глаза на Улю. Она была разряжена, как царица
Томирис. На каблуках высотой с Эйфелеву башню, в парчовом, расшитом золотом платье. Она не сводила с Мелика восторженных глаз, и он терялся в догадках, чему это приписать: своему обаянию или ее послушанию шефу.
Она была откровенно разочарована, что он не пригласил ее в свою комнату.
– А что значит имя "Уля"? – спросил он. Она лукаво улыбнулась.
– Пылающий огонь…
Мелик просунул под дверь 906 свою визитную карточку. Уля заинтриговано и с некоторой ревностью наблюдала за ним.
Как только они вошли в лифт, она спросила:
– Вы уже закончили сегодня свою работу?
– Надеюсь, – ответил Мелик.
Чувственный рот азербайджанки посоветовал:
– Не надо все время думать о работе.