Полёт совиного пёрышка

– Уэлт? – недоверчиво переспросила я. – Слуга? Со столь необычными для слуги способностями?

– О чём ты?

Верген шагнул в комнату и остановился возле самой двери.

– Об играх разума, – подсказала я. – О моей памяти, из которой то и дело исчезали целые куски. Как он это делает? Не припомню, чтобы хоть раз Уэлт находился ко мне достаточно близко, тем более касался головы, или…

– Пташечка, ты бредишь? – скривился мой муж.

– Хватит врать, Верг. Никому бы и в голову не пришло, что маг ведёт простую неприметную жизнь слуги! И, полагаю, его имени нет в соответствующем реестре, да? Как же так вышло-то?

– Потрясающая догадливость. Сама додумалась или надоумил кто? И как же ты смогла поставить щиты? Разве подобному не требуется долго учиться?

Надо же, я сумела хоть немного расшатать самоуверенность этого человека! Только вот неправильность происходящего так и царапала и сбивала с толку.

– Щиты – это ерунда, – с фальшивой небрежностью отмахнулась я. – Почему маг-менталист вместо того, чтобы занимать соответствующее положение, довольствуется столь скромной ролью – вот вопрос! Ты платишь ему огромные деньги? Шантажируешь? Почему он тебе служит?

Верген замялся с ответом, недоверчиво смотрел мне в лицо. От того, как я вела себя с мужем, мелко потряхивало. Надеялась только, что это не слишком бросалось в глаза. Зная его замашки, крутой и вспыльчивый нрав, ощущая, как болит разбитое лицо, я могла ожидать новой вспышки гнева.

Но пока супруг держал себя в руках. Крайне неохотно, но заговорил.

– Не все маги хотят известности, представь себе. Не у всех амбиции и желание занимать какое-нибудь важное министерское кресло, а то и вовсе тратить силы в каком-нибудь отделе дознания, взламывая чужую память. Или внушать что-нибудь кому-нибудь по указке императора.

– По твоей – лучше? – удивилась я. – И кто же такой Уэлт?

– Просто человек, не очень-то желавший пользоваться своей силой и тем более регистрироваться как маг. Историей нашего знакомства утомлять тебя не буду, но оно оказалось лично мне крайне полезным и выгодным. А Уэлта вполне устраивает жизнь слуги, к которому хозяин относится со всем уважением. У него отличные условия, удивительно непритязательные требования. Я же плачу ему высокое жалованье, хотя тратить его Уэлту не на что. И он не видит ничего сложного в том, чтобы исполнять мои просьбы… в отношении тебя, – с широкой улыбкой договорил мой муж.

Меня передёрнуло от отвращения.

– Сволочь. А ты? В твою голову Уэлт не влезает?

– Я ношу защитный амулет, – так же неприятно и широко улыбаясь, пояснил Верген, пропустив грубость мимо ушей. – Довольно об этом, моя неприятно проницательная жена. Есть более важные темы. Ты, оказывается, планировала покинуть этот замечательный замок и даже не собиралось попрощаться со мной! Итак, я тебя внимательно слушаю.

Супруг, сощурившись и сложив на груди руки, прислонился к дверному косяку. Я отзеркалила его взгляд и нарочито тщательно расправила на коленях звенья цепи.

– Нет, это я тебя слушаю, – любезно поправила я. – И про то, какой дорогой ты добрался в Бейгор-Хейл, если ещё вчера ночью храпел на всю спальню в Риагате. И о том, на ком ты женат на самом деле. И про завещание отца я бы с интересом послушала.

Глава 37.3

На дрогнувшее лицо, растерянное выражение было приятно посмотреть.

– Какое завещание? – кашлянул супруг, разом подавшись вперёд.

Я не знала, сколько правды было в словах лэйр-Альвентея, что вообще во всей нашей истории было правдой. Мне врали, со мной играли, так почему бы и мне не попробовать блеф?

– То, которое написал мой отец. Неужели ты думал, что я никогда об этом не узнаю? Ни об этом, ни о том, что вся моя семья давным-давно оправдана и мне ничего не грозит?

А ведь меня и в самом деле должны были ознакомить с содержанием этого документа, если бы таковой действительно был. Нет, наблюдать за дэйном Уинблейром оказалось почти приятно: немного портили общее впечатление оковы на моих руках и некоторые физические неудобства, но ради эмоций, сменяющих друг друга на этом неприятном лице, я бы и не такое потерпела. Впрочем, замешательство Верген демонстрировал недолго: опытный аферист и умелый актёр взял себя в руки.

– Вот как. И как же ты всё это выяснила?

– Птичка на хвосте принесла, – произнесла я расхожую поговорку.

А Верген со значением покивал и рассеянно помял в пальцах сигару.

– Птичка, – повторил он сам себе. – Сколько всего, оказывается, происходит в, казалось бы, затворнической жизни моей жены! И ведь сумела же сговориться с таким!.. Никогда мне это чучело лупоглазое не нравилось! Но нет, пожалел пернатого, позволил оставить у тебя. Знать бы сразу, что это за сова такая!..

Я чуть рот не открыла, изумившись, насколько буквально муж понял мои попытки сарказма. Но – пусть! Если он сам решил, что в раскрытии паутины лжи мне помогал Рене – пусть, разубеждать Вергена я не стану. О Райдере я точно говорить не собиралась.

– Надо же, – продолжал удивляться Верген. – И как много успела выяснить моя не в меру любопытная супруга?

– Всё, – с самым честным видом заявила я. – Включая гнусную ложь о твоей якобы дружбе с моим отцом. Папа был увлекающимся, помешанным на науке и магии учёным, но не настолько не разбирался в людях, чтобы держать в своём ближайшем окружении такого подлеца, как ты.

– Выбирай выражения, девочка. Да, я немного преувеличил степень нашего знакомства с дэйном эйр-Тальвеном. Но мы всё-таки были знакомы, это правда.

– Ты подделал письма, – не согласилась я. – Почерк в них папин, но содержание вызывает большие сомнения. Жалею, что поняла это так поздно.

– Ничего особо подделывать не пришлось, – возразил мой муж. – Эртон когда-то вёл курс зельеварения в Ландеруме, а я его посещал. С алхимией у меня не задалось, наука составления зелий давалась проще, а Эртон охотно давал дополнительные консультации, любил общаться со студентами. И позже я несколько раз писал ему по некоторым вопросам: твой отец охотно откликался на просьбы разъяснить какой-нибудь сложный рецепт, например. Если хочешь знать, я действительно был очень огорчён, узнав о его казни.

– О да, я сполна оценила всю степень твоего огорчения!

Меня продолжало меленько потряхивать, но, пока Верген проявлял хоть какую-то разговорчивость, надо попробовать вытянуть из него всё об этой запутанной истории. Заодно сверить, насколько она совпадает с тем, что говорил мне лэйр-Альвентей. Понять, как муж собирается поступать со мной дальше. И крепко подумать, как этого не допустить: в том, что ничего хорошего меня не ожидает, не сомневалась. Я продолжала смотреть прямо и очень старалась спрашивать так, чтобы Верген не заподозрил, как немного мне на самом деле известно и как сильно я не уверена в том, что выяснила.

А расположившийся напротив человек был скуп на подробности. Поведал, что об обвинении в адрес папы узнал случайно и в тот момент, когда приговор уже привели в исполнение. Были у Вергена какие-то полезные знакомства и в суде: умением заводить нужные связи он гордился, но как оказался в то время в столице, так и не открыл. Не говорил прямо, но, скорее всего, с помощью тех же связей ему стало известно и о последующем решении суда, оправдании меня и назначении опекуна до моего совершеннолетия. Упорно избегал детального повествования, лишь усмехался и пожимал плечами, но не стал отрицать, когда я предположила, что не обошлось без вмешательства, точнее, без внушения Уэлта. На неприметного молчаливого лакея не обращают внимания. Ну, сопровождает слуга своего хозяина везде и всюду – что такого? Может, у хозяина блажь такая. Однако во всех официальных бумагах в качестве опекуна стало значиться имя Вергена Уинблейра, и ни у кого не возникло вопросов.