Полёт совиного пёрышка

Глупая, глупая Дэри.

Пальцы свело судорогой и маска мёртвой бабочкой выпала, снова приземляясь на пол.

– Дэри… Проклятье, – с крайней досадой сказал Райдер.

И выпрямился.

Я сделала шажок назад. И ещё один. Райдер медленно вытянул ладонь – и маска поднялась в воздух, чтобы в следующее мгновение оказаться в его цепких пальцах.

– Как же не вовремя-то! – простонал маг, которого я больше не могла называть своим. – Дэри, родная моя, ты…

Я отшатнулась назад, одновременно резко сжав руку в кулак: дверка между кабинетом и спальней захлопнулась, выиграв мне несколько драгоценных мгновений. Только бы успеть!.. Отбежала подальше, к окну, страшась того, что на следующем шаге дверь сорвёт с петель разгневанный маг. Нужно переиграть всё, каждый шаг, но прежде срочно назад, в замок. Ррох! А «ключ» ли на самом деле та милая камея в моём кармане?!

Сколько лжи…

– Гердерия! – рявкнули из-за двери.

Из меня рвался вопль, но я только крепче сжала зубы, а что-то огненное пульсировало в горле, обжигая гортань. Я потянулась за пёрышком в кармане, и тут уши заложило от грохота и звона разбитого стекла.

– Дэри!!

Топот по коридору. Кажется, к другой двери спальни – про неё-то я и не вспомнила. Большое окно в комнате своими осколками забрызгало и диванчик, и столик, и мягкий, гасящий шаги ковёр. Как во сне, я сломала кончик пера. Когда прореха в пространстве затягивала меня, маленькая дверка всё же поддалась ответному заклинанию и распахнулась под натиском лэйр-Альвентея.

– Дэри, стой! Ты не…

Я так и не сказала ему ни слова.

Верховный судья, чьим глазам так хотелось верить…

Я бы с превеликой радостью перенеслась в любое другое место, но проклятая магия возвращала туда, откуда взяла. Падение-полёт казался медленным. Я успела столько всего вспомнить, сопоставить, взглянуть по-новому! Только понять не могла, что Райдеру было нужно от меня на самом деле. И в чём ещё он лгал? Разоблачение Лиз и Вергена, моё якобы оправдание и то, что мне якобы не нужно было скрываться от правосудия – сколько в этом правды?! А тот пожар рядом с антикварной лавкой айта Гюдо, так удачно уничтоживший артефакт?..

Я закашлялась, падая на пол комнаты, откуда убегала в Лордброк менее получаса назад, полная предвкушения и надежд, чувствуя головокружительный аромат свободы. Мы ещё успеем убежать, если камея с цветком окажется не пустышкой. Ну вдруг, каким-то невероятно счастливым образом. Я бы тогда изменила маршрут, чтобы ни несущийся во весь опор Верген, ни бросившийся в погоню Райдер не достали нас. Я посидела с полминутки, приходя в себя, и принялась прислушиваться к тишине, разлившейся в кромешной темноте. Рене уже должен был обозначить своё присутствие хоть голосом, хоть птичьим свистом. Не торопясь подниматься на ноги, я активировала магический светильник. Часть комнаты окутало мягкое розоватое свечение, позволяя разглядеть обстановку. И я вздрогнула.

На одном из стульев, закрытом чехлом, как и остальная мебель, сидела замковая экономка Яола. Мы схлестнулись с ней взглядами: её, в слабом освещении казавшийся чёрным, излучал чистую ненависть.

– Что ты здесь делаешь? – осведомилась я.

– Тебя жду, ведьма, – выплюнула Яола. – Сколько раз пыталась понять, что за ведьмовские штучки ты применяешь, куда пропадаешь то и дело! Думала, кажется мне, думала, хозяйка просто бродит по замку, ан нет, вон оно что!.. А хозяин-то сомневался: нету в моей жене магии, говорил, ни капли нету. А что же это тогда, а?

Я выдохнула сквозь сцепленные зубы. Ладонь начало покалывать: мой дар жаждал вмешаться, помочь своей невезучей хозяйке выпутаться из очередной передряги. Я должна справиться с внезапным любопытством экономки, найти Рене и выяснить, работает ли «ключ».

– Ты ничего не знаешь, – сказала я женщине, сидевшей с очень прямой спиной.

– Я знаю немного больше, чем ничего, – самодовольно усмехнулась Яола. – И всё, что я знаю, ваш муж тоже знает. А там уж сами разбирайтесь, кто прав. Только я бы на его месте заперла вас в самой дальней башне над ущельем, да держала на воде и хлебе, бесстыдницу. Ишь, чего удумали! Да как ловко исхитрились-то!

– Что ты несёшь? – огрызнулась я, продолжая незаметно собирать сгусток магии, готовясь к удару. Я ударю, в этом сомнений не испытывала.

Яола пошевелилась: тут только я заметила какой-то продолговатый свёрток у неё на коленях, накрытый мебельным чехлом.

– Правду, ведьма! Бесстыдница и есть! Перед законным мужем умирающую из себя строит, а сама с полюбовником развлекается!

– С кем?! – запинаясь, выговорила я.

– Ох ты ж, а глазки-то так и забегали! – торжествующе воскликнула Яола. – Я ж долго сама себе не верила, думала, слух мой обманывает, да вы такой мышкой тихой прикидывались… У-у-у!

– Что ты несёшь? – зашипела я, устав сдерживаться. Напряжение последних минут достигло предела. Окно в спальне Райдера, похоже, разбила я. И непременно разобью ещё что-нибудь прямо сейчас. И то, что Рене до сих пор не показался мне на глаза, было неспроста. Я подняла перед собой руку и разжала кулак. На ладони искрился бело-голубыми всполохами комок молний. – Ты ничего не знаешь, – повторила я. – Ни обо мне, ни о твоём хозяине. Где моя птица?!

– А, вот и про птицу наконец вспомнила! – засмеялась Яола.

И рывком освободила свой свёрток от чехла. Проклятье…

– А птица-то не проста, ай, не проста! Чем же ты его заколдовала, ведьма? Как хозяин-то в замок приезжает – так сова совой, а как за порог – так вы его, значит, обратно в мужика превращаете!

Рене не дождался моего возвращения человеком. И я пока не знала, как так вышло, что его поймали. Маленькое птичье тельце плотно опутывали слои порванной на лоскуты простыни или скатерти – отсюда не разобрать. Яола не поскупилась – обмотала и клюв, так что сычик не мог издать ни звука. Только огромные жёлтые глаза неотрывно смотрели на меня. А экономка, наконец, обратила внимание на сгусток магии на моей ладони.

– Даже не думай, ведьма. А ну как по красавчику своему попадёшь?

И не собиралась. Достаточно одного удара в голову… Не убью, только оглушу, но надолго. Не то улыбаясь, не то скалясь, я чуть отвела руку для броска.

Затылок взорвался болью. Падения я уже не почувствовала.

Глава 37.1

Этот сон был без сновидений. Тяжёлым, душным, неправильным. Он висел надо мной, точнее, я висела в нём как муха в паутине, не имея сил ни пальцем шевельнуть. Волнами наплывали и откатывались назад звуки: какое-то шуршание, ржавый скрип, голоса. Голоса я не узнавала: при малейшей попытке напрячься голову охватывала боль. Различала только, что мужские и женские и звучали они резко, вызывая новые приступы боли, то столь же резкой и визгливой, то вялой и ноющей. Мне не нравился этот сон, он мешал чему-то важному, путал сознание, давил на веки, склеивая ресницы. Душно и неудобно, но очень хотелось прикрыть плечи и спину. Я должна встать, иначе опоздаю.

Куда?..

Я полежала, собираясь с силами, и наконец разлепила веки. Совсем немного, насколько хватило сил. А сил почти не было. От неудобной позы затекли руки, но пошевелить ими не получалось. Меня окружала темнота, разбавленная несколькими пятнами слабого света. Я всматривалась в эти пятна, а зрение расплывалось и всё сильнее ощущалось неудобство, но в чём оно заключалось, никак не удавалось понять. А, вот оно: я лежала так, что волосы частично падали на лицо, закрывая нормальный обзор. И шевельнула рукой, чтобы убрать мешающую прядь. То есть попробовала пошевелить, но не почувствовала рук. При попытке дёрнуть головой вернулась боль. Я полежала, пережидая приступ, снова различая в темноте чьи-то голоса. Смысл слов не доходил, но один голос, мужской, наполненный негодованием, звучал на незнакомом языке. Рене, – всплыло из глубин памяти. Он превратился. Значит, спасение рядом.