Страница 8 из 27
Я же, будучи освобожден от вежливых реверансов, прилег на теплый песок и, закрыв глаза, погрузился в созерцание покоя внутри своей души. Меня никто не беспокоил, что было весьма кстати, потому что нужно было во что бы то ни стало разобраться в себе самом, например, почему без видимых причин меня окатывают волны необычайно устойчивого счастья? Почему с утра до сумерек в воздухе реет рассеянный свет? Ну да, солнце льет лучи с небес. От воды сияние поднимается вверх. Солнечный ветер перемещает потоки фотонов по всему пространству. Но вот я закрыл глаза и обнаружил таинственный свет внутри себя. После заката солнца свет по-прежнему сиял и растворяться в сумерках никак не хотел.
Вероятно, я тихонько вздремнул, потому что очнулся, открыл глаза и принялся пристально рассматривать людей вокруг себя. Их лица сияли! Пространство между ними наполнял рассеянный таинственный свет. Ко мне из будущего прилетела нечаянная мысль: а ведь эти люди мне вовсе не чужие. Мы все тут и везде — одно целое. Наверное, мне за них придется нести ответственность. Я не знал тогда перед кем и каким образом — но отвечать придется, возможно даже собственной жизнью. Или смертью?..
Перестав барахтаться в мыслях, я еще и еще раз оглядывал мой народ — именно так его стал называть — при этом понимал, что врастаю в него, мы становимся родными, я — ему, он — мне. В тот миг на меня нахлынула такая сильная жалость, такая любовь к этим людям! Сердце отозвалось частым биением. Мысли сами собой возникали и множились.
Дорогие мои, вас тысячу раз обманывали, грабили, унижали-оскорбляли, вели толпами на плаху, толкали в бездну — а вы не только выживаете, не только побеждаете, но и влюбляетесь, делитесь колбасой с вином, танцуете на песке, шутите, смеетесь, рожаете детей, воспитываете и ласкаете малышню, подаете милостыню, молите Бога о спасении ближнего, вкалываете за гроши до седьмого пота и непрестанно делитесь теплом сердца, раздариваете простую наивную доброту, словно извлекаете ее из бесконечного неисчерпаемого запасника. Да я счастлив жить среди вас, люди!
…Однако смеркается. Народ расходится, оставляя за собой чистую поверхность пляжа. Народ обменивается телефонами, обещает повторить чудный пикник на природе. Людка не ушла с Васей, осталась со мной. Всю дорогу она всматривалась в мое лицо, пытаясь понять, что же со мной приключилось, как далеко я «улетел». Я пытался неуклюже, сбивчиво, заикаясь объяснить девушке, что на меня нашло. Она поняла только одно, и только об одном попросила:
— Ты сумеешь нарисовать этот твой свет?
— Боюсь, это превыше моих сил. Да вот глянь на белый лист бумаги — тут имеется весь спектр оттенков, а вместе цвета составляют белизну. Посмотри на малое дитя — он в себе носит полноценную гениальную личность, только ему это без разницы. Оно есть и ладно, а не станет — тоже переживет.
— Да тебе, Лешка, стихи писать нужно!
— А я уже…
— Дашь почитать?
— Вряд ли. Я их не записываю, я их проживаю.
Остаток пути до общежития мы провели в молчании. И за это я Людмиле был благодарен.
Выполняя завет новопреставленной Евдокии, стал посещать церковь. Черная тетрадь звала к себе, иной раз открывал страницы, то в начале, то в конце, вчитывался в строки, написанные ровным почерком — и, уперевшись в стену собственной тупости, закрывал и опускал руки. Однажды после церковной службы заглянул в магазин по соседству и застыл перед скульптурой сидящего за столом монаха. Он задумчиво смотрел сквозь грубую материю окружающих стен в непостижимую вечность, свиток в его руках исписан таким же как в моей тетради каллиграфическим почерком. Вроде все просто и незамысловато — сидит человек и пишет, но одновременно и непонятно, и таинственно. Что он там видит? Да вот он ответ — прочти своими подслеповатыми глазами, попробуй вникнуть в смысл писаний, и кто знает, может быть, и тебе откроется нечто.
Ко мне сзади подошла женщина, кашлянула, смущенно спросила:
— Может вам нужна помощь? Вы спрашивайте, отвечу, как смогу.
— Видите, эту тетрадь? — показал ей манускрипт, достав из сумки через плечо. — Тут цитаты, выписанные неизвестным монахом из книг, которые ему понравились. Я вот подумал, может мне стоит почитать первоисточники?
Она бережно, как драгоценность, взяла из моих рук черную тетрадь, перевернула одну страницу, другую, сказала:
— Да тут целая россыпь мудрых изречений святых отцов. Давайте я для начала подберу три, четыре книги, из которых сделаны выписки. Вы почитаете и сами поймете, насколько вам они будут полезны и понятны. А там, как пойдет…
Всю дорогу в троллейбусе я читал книги, отобранные церковной женщиной. Увлекся, да так глубоко погрузился в смысл вроде обычных слов, но такой силой пахнуло на меня, таким тихим ураганом подхватило и понесло прочь от той самой грубой материи, сквозь которую привычно прозревал…
От монотонно-безжизненных сообщений в новостях по телевизору отец впадал в тоску. Поэтому мы все обрадовались, когда на фронте начались подвижки, плавно переходящие в те события, которые в сводках называются «нарастание активности». Отца словно подменили, он впадал то в эйфорию, то в поиск хоть какой-то помощи тем, кого он по привычке называл «повстанцы». Отец возвращался из Совета ветеранов, бегал из угла в угол кабинета, звал меня, предлагая срочно создать фонд помощи повстанцам. Бросался к телефону, сажал меня к компьютеру и требовал найти легальные или не очень возможности достать оружие, боеприпасы, обмундирование, а также тех, кто не смотря на запреты сумеет перебросить всё это за линию фронта.
В храме услышал проповедь, в которой запомнились слова: «то, что делается под воздействием страсти, даже если имеет благую цель, служит отнюдь не Богу, поэтому будет в конце концов разрушено». Выйдя из церкви, повторял, казалось бы, очевидную правду жизни, пытаясь разгадать таинственный смысл предупреждения. Улица, ведущая в храм, была на удивление пуста, глаза мои не рыскали как обычно в поиске кого-то или чего-то красивого, может поэтому в глаза бросилась крошечная наклейка на заднем стекле огромного полувоенного внедорожника. Подошел ближе, рассмотрел стикер — там огромный воин обнимал маленькую девочку, а вокруг яркие слова: «Стоим за Донбасс». Вспомнил памятник Воину-освободителю в Берлине, там тоже на левой руке воина обнимающая мощную шею девочка, правая рука исполина держит меч, попирающий фашистскую свастику. Вот оно сходство — и в Берлине, и на Донбассе — всё та же нацистская орда, которая просто обязана быть уничтожена, если мы не хотим, чтобы она уничтожила нас.
— Вижу, ты правильный мужик, — прозвучало, чуть ли не с небес. Глянул вверх, обошел слева аппарат, там увидел сидящего за рулем водителя, мощными габаритами напоминающего воина со стикера. Может он и стал прототипом героя.
— Я? Мужик? — на всякий случай уточнил, повертев головой в поиске более подходящей кандидатуры.
— Да, конечно, — кивнул водитель авто. — Если тебе судьба Донбасса небезразлична, значит, правильный мужик! А я как раз оттуда. Там острая нехватка оружия. Мы здесь создали фонд помощи. Подключайся! — Он протянул визитку, с таким же изображением, что и на стикере.
— Может и так, только что я могу? Меня отец, а он человек военный, до сих пор называет то мямлей, то губошлепом.
— Мой батька такой же, — улыбнулся он. — Зато видишь, какого битюга вырастил! — Он поиграл бицепсами. — А ты еще подрастешь и станешь грозой нацистов. Ладно, дружище, там на карточке телефон и адрес — звони! Меня зовут Петька. Будь!
— Ладно, буду, — промямлил я, глядя как тающий на глазах авто-циклоп уменьшился, а потом и вовсе пропал за поворотом.