Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 27

— Твоя Галочка только через неделю вернется, а я уж к тому времени съеду.

— Куда же это? — Выпучил глаза племяш.

— Куда-куда, знамо дело, на Востряковское, — проворчала старушка. Потом, обернувшись ко мне: — У тебя, Лёшенька, отныне другая жизнь начнётся. Я ведь еще до твоего рождения о тебе молилась. Очень ты нужен был нам всем. Теперь так — каждое воскресенье ходи в церковь, все четыре поста, среду и пятницу соблюдай, молись утром и вечером по молитвослову, каждый день читай Евангелие и Апостол, причащайся каждый месяц. Духовника найдешь в монастыре, узнаешь его сердцем. Военным становиться незачем, война тебя и такого «штафирку» призовёт. Маменька твоя, красавица испанская, тебе жену сама подберет, хорошую, верную, она деток тебе родит, правильных.

Прервала речь и, глядя мне в глаза, серьезно сказала:

— Только вот что, крестник, не ищи счастья в земной жизни. Мы оттуда, — старушка показала на небо, — пришли на землю, здесь сдаём каждый день экзамен на верность Богу, туда, — опять палец устремился в небо, — мы должны вернуться. Каждый день молись за всех, кого Господь тебе даст. Молись как сумеешь, простыми словами, только упорно, каждый день, в любом состоянии. В этом твоя главная задача. Особенно помни про убитых — далеко не все в рай попадут, а это очень обидно, кровь проливать, себя не жалеть — и по смерти в огонь преисподней. Где не получится убеждать словами, молись о тех сугубо, по любви, особенно за тех, кто тебя предаст, проклянет, попытается убить или оскорбить. Они твои спасители, они от тщеславия тебя оберегают, а это самый страшный враг для таких как ты, талантливых ребят.

Бабушка Дуся устало замолчала, склонила голову, капнула слезой, рукой коснулась пола, что очень было похоже на земной поклон. Я отпрянул:

— Ты что, бабушка! Ты зачем так!

— Молчи, — прошептала она, — так надо. Я тем самым раны твои омыла. Будущие.

А через три дня, на Евдокию, отпели монаси с мирянами нашу старушку и снесли на Востряковское. И странное дело — провожало бабДусю множество народа. Откуда только узнали! И не было печали в их глазах, никто не плакал, а уж священные слова Заупокойной Псалтири лились так красиво, так обнадеживающе, что ни у кого не было сомнений в том, куда отправилась наша Евдокия и Кто ее там встретил.

Жильцы нашего дома менялись довольно часто, не успеешь познакомиться, подружиться, как приходит расставание, и прощай навеки. Примерно тоже было и в школе. Только отец с детства не позволял бездельничать, упиваясь юношеским одиночеством. На гражданке пригодились его старинные дружеские связи, молчаливая аккуратность, чувство ответственности, привычная дисциплина.Некоторые однополчане сумели перестроиться, обзавелись бизнесом. То один, то другой звали отца в партнеры, только не каждое дело его устраивало. Стоило ему нащупать в бизнесе криминал, как он вежливо откланивался и уходил.

Ко времени моего взросления, бизнес отца установился, он подобрал себе максимально честного партнера — им вполне ожидаемо оказался дядя Гена. Отец не стремился к большим деньгам, не вкладывал часть заработанных немалых денег в пирамиды, а только в капитальные средства фирмы дяди Гены. Только однажды мой начинающий бизнесмен совместно с Геннадием решились попытать счастье в таком мутном и непонятном деле, как покупка акций. Они отнеслись к чуждому честным военным гримасам капитализма с привычной серьезностью. Для начала, устроили мощный маркетинг, встречались со знакомыми банкирами, биржевиками, даже с криминальными авторитетами — и вот, наконец, приняли решение, как оказалось беспроигрышное — подзаняли денег у друга-банкира и в нужный момент, на волне очередного кризиса, вложились в акции, которые уже через полгода принесли такую прибыль, что и кредит вернули с процентами, и заработали себе неплохие деньги, не забыв увеличить капитализацию своего бизнеса.

Подумали они, «порешали» и опять же после тщательных консультаций, вложились в недвижимость — короче говоря, купили загородные дачи для детей, а потом еще и соседние дома на черноморском побережье для себя — их по-прежнему тянуло в тропики, в широты, где прошли лучшие героические годы службы. А еще отец служил в так называемой «крыше», решал проблемы с силовиками, криминальными структурами, к чему стал привлекать и меня, что называлось натаскивать наследника на продолжение семейного дела. Оглядываясь назад, понимаю, как был прав мой старик. Во-первых, я учился выживать в «мрачных дебрях капитализма», во-вторых, научился у старших товарищей относиться к деньгам спокойно, без жадности, но и без транжирства, скорей как к средствам производства и финансовой устойчивости. Да и времени на праздность не было, а уж развлекаться по клубам, тусовкам и прочим богемным увлечениям — это меня и вовсе не привлекало.

В тот вечер, когда я выполз из ванны, оглохший, смертельно усталый и, чего там скрывать — напуганный возможностью остаться на всю жизнь уродом. Ладно, если бы рисковать жизнью и здоровьем за что-то важное, государственное, а то ведь по прихоти пьяных тупых военачальников, которых, увы, на моей жизни встречалось немало.

Отец, молча поглядев на меня, кивнул и медленно с расстановкой произнес:





— Короче, военное дело тебя разочаровало. Понимаю и не осуждаю. — Он достал из холодильника водку, плеснул мне и себе «по сто наркомовских грамм», прогудел: — Сам понимаешь, я видел тебя в погонах, но приму любое твое решение. В конце концов, вернуться к ратному делу всегда помогу. Так что ты решил?

— Впереди у нас война, — приступил я к пророчествам. — А после войны придется восстанавливать страну, строить жилье, гражданку, заводы. Знаешь, пока ехал с полигона в автобусе, грязный, оглохший, очумевший, вдруг увидел себя в строительной каске, с чертежами в планшете…

— Что ж, дело нужное. Дело важное, государственное. Правильное. Если понадобится моя помощь, обращайся. Я на твоей стороне, сын!

Помогать не пришлось. Уверенно сдал экзамены, поступил в строительный университет.

Появились новые друзья. Никогда мы еще не были такими общительными, как в те юные годы. Диапазон дружеских связей удивлял. Кого там только не было — отличники, бизнесмены, бандиты, диссиденты, наркоманы, актеры, режиссеры, ученые, монахи, священники, аристократы, бомжи, любимчики судьбы — и полные неудачники. Чтобы не ездить через весь город в загородные корпуса универа, выбрасывая из жизни по три часа в день, устроился в общежитие. И там появились друзья, причем тянуло меня к студентам постарше. Да и я сам в их среде чувствовал себя не новичком, а вполне «пожилым» человеком.

Как-то один из любителей книжного дефицита по имени Булгак-теръ процитировал мне слова Гайдара.

— Он под окнами коттеджа писателя копался в огороде, сочиняя в уме очередной шедевр соцреализма. Выпрямился наш Аркадий, крикнул соседу: «Послушай, что только что сочинил: пожил, пожил человек, подумали пассажиры трамвая». Вот гляжу на тебя, Алеша, и также думаю — а ведь этот парень не простой первокурсник, у него за плечами опыт суровой судьбы.

Я не возражал, учитывая тот факт, что и сам так думал. Во всяком случае, детским инфантилизмом не страдал, да и мистичность переживаний углублял опыт восприятия действительности. Тот же книжник как-то сказал:

— Да ты, мужик, и сам поди не знаешь, на какую высоту поднимаешься!

— И на какую? — неосторожно спросил я.

— Идем, покажу! — мотнул головой Булгак… и так далее. — Фоллоу ми.

Поднялись мы на крышу, где обнаружилась будка охраны. Вошли. Там за столом восседал заросший волосьями хипстер, прихлебывая из колбы мутный технический спирт.