Страница 16 из 27
— Да, прости, дядя Гена. — Опустил голову и я. — Прав ты, ох, как прав. — Глянул на Лену, перевел взгляд на Геннадия, беспечно улыбнулся. — А мильон в твоем казино выиграть можно?
— Лучше по лимону каждому, — подхватил он идею. — А я, пожалуй, эту поросячью парочку за стол посажу. Есть у меня такая возможность.
Когда мы вернулись в купе, я вспомнил кое-что.
— Всё не мог найти возможности, — начал я. — А может быть, и не хотел. Да вот решился.
— Кажется сейчас будет что-то страшное, — прошептала Лена. — Давай, не тяни.
— Наоборот, — успокоил я девушку. — Недавно позвонил мне комдив Голова. Долго и нудно объяснял причину, но вот ругнулся для решимости и выдал вот что: тогда в Лилю ты не стреляла!
— Как это? — Она рывком поднялась, села, обхватив колени. — У меня в руках был пистолет. Он так грохнул, что я чуть не оглохла.
— Это у него такой прием был — он зарядил твой пистолет холостыми, а боевыми стрелял сам.
— Но зачем? Не понимаю…
— Дело в том, что ты стояла в трех метрах от стены, от нее мог быть рикошет или осколок мог тебя поранить. Да и, как он сказал, не доверяет он девчонкам такое тяжелое дело, как расстрел. Потому и выстрелил сам, чтобы наверняка и без рикошета.
— А я-то с тех пор места себе не нахожу, — призналась Лена. — Считаю себя убийцей. Ведь она была беззащитна, прикована цепью к стене.
— А ты не забыла, что она нам с тобой приготовила? Какие мучения изощренные? Голова мне процитировал кое-что из Лилечки!
— Это да… Ужас какой-то. И как только в голове красивой девушки такая мерзость поселилась.
— Одержимость в чистом виде, — констатировал я. — Вспомни, что говорил еще в пятидесятых годах Лаврентий Черниговский: как только Украина уйдет от России, так и попадет в лапы врага человеческого. Так что одержимость в той или иной мере, у населения Малороссии наблюдается почти у всех, уж у неверующих точно. А Лиля еще дальше пошла — к язычникам прибилась, чернобогу стала сознательно служить.
— Как же нам повезло, что мы оторвались от них и сохранили свою душу! А ведь жили рядом, бок о бок. — Она подняла на меня глаза. — Все-таки объясни, пожалуйста, почему комдив со мной так жестоко поступил? Я ведь после слов Лили хотела ее просто разорвать на части. Никогда не думала, что на такое способна.
— Он человек военный, к врагам безжалостный. На него самого уже два покушения были. И потом подумал, что для тебя это будет вроде сатисфакции. Все равно узнала бы, что Лиля нам с тобой напланировала. Так что… с его точки зрения это нормально. А с другой стороны, видишь, как его совесть замучила — узнал мой телефон и сам позвонил, чтобы я тебя успокоил. Так что, ты не убийца — это главное.
— Спасибо, Леша, конечно, — произнесла она через силу. — Только на душе все-равно неспокойно, тяжесть какая-то…
— Вот поэтому мы с тобой и поехали в отпуск, чтобы переключиться, отдохнуть от войны, ужасов этих. И просто пожить среди красоты. Чтобы хоть на время вернуться в детство. Когда были живы твои родные, моя мама. Думаю, они нас навестят там, в прошлом-будущем. И успокоят.
Наконец, после туннеля блеснуло море, еще с полчаса — и вот мы ступаем на горячий бетон платформы. Нас окутывает жара, пронизанная томными тропическим запахами. Мы с помощью дяди Гены входим на участок земли у моря. Бросаем вещи в дом и выходим наружу, жадно вдыхаем родные с детства запахи.
Наступил тот самый момент, ради которого мы сюда забрались. Приземлились, где придется — на горке, поросшей густой травой. Руки превратились в крылья, под левую руку-крыло забралась Лена, укрыл ее, она прижалась ухом к груди, слушая биение сердца. В последний раз оглянулся, вдохнул реликтовые тропические запахи родных растений — и погрузился в таинственную страну детства.
Мама, моя самая красивая в мире испанская мама, разминает длинные чуткие пальцы, пробегая по желтоватым клавишам старого черного пианино. Это еще не музыка, а мне и эти звуки кажутся волшебными. Она задумывается, подбирая мелодию, более всего подходящую к месту и времени. Также задумчиво улыбается мне, спрашивая, что бы я хотел услышать. Ее прохладная ладонь гладит мои волосы, согнутый палец касается щеки, теплые губы целуют лоб, мой почти всегда мокрый от пота лоб — меня укутывает волна материнской нежности, я растворяюсь в маминых касаниях, в пятне солнца, льющимся из окна на желтый паркет. Откуда ни возьмись, появляется чудесная мелодия — мамина рука, едва касаясь клавиш, ловит звуки из воздуха, волнами растворяя в прозрачном пространстве комнаты, изливая наружу, где музыку слушают люди, многие, многие люди, птицы, притаившиеся в зарослях большие кошки, белые облака и огромное солнце на синем-синем небе.
На крыльях маминой музыкальной нежности я взлетаю ввысь, оставаясь крошечным телом у ног пианистки, моя душа, подхваченная веселыми заботливыми ангелами, летит, летит сквозь залитые солнцем просторы. Наш сказочный полет останавливается в дивной красоты саду, там деревья усыпаны сладкими румяными плодами, там шелковистая травка ласкает подошвы моих младенческих ног, там птицы поют так нежно и переливчато, а невидимые ангелы подпевают им, а вместе — птицы, ангелы, люди, звери, пчелы, мушки, сверчки — все-все славят Подателя жизни, Источник вечной любви, посылающий сверху волны светлой радости. Я слышу, как затихает мелодия вдалеке, мне жаль улетать отсюда, но ангелы меня утешают, обещая вернуть сюда, в мир вечной совершенной красоты, живой любви, всеобщей материнской нежности — и я возвращаюсь к ногам моей мамы, в комнату с желтым паркетом, пианино, к цветам на столе, тростниковым шторам свернутым в рулон у потолка, и окном, из которого льются потоки солнца.
Мне очень-очень хочется рассказать маме о прогулке по красивому саду, где я блаженствовал минуту назад, но не могу — младенческие неумелые уста издают неясные звуки, да и мама, наблюдая мои тщетные попытки, успокаивает меня, шепча на ушко о том, что и она бывала там и ей знакома та волшебная радость, из которой мы все вышли и куда должны вернуться в будущем.
В тот миг мне становится понятным презрение смерти, терпение боли, спокойствие скорби, потребность в чистоте — и в дар — тихая мирная радость, исходящая от Подателя жизни, Всемогущего и бесконечно любящего непутевых деток. Отсюда, из таинственных глубин сияющей вечности, всю жизнь, всю нашу короткую человеческую жизнь, черпаем силы преодоления хаоса и торжества жизни, свержения зла и утверждения любви.
…И самое главное — нет смерти, а есть ежеминутный экзамен на верность Жизни, нет зла — а есть искажение добра, нет ненависти — но есть и будет всегда огромная бескрайняя всепобеждающая любовь.
Заглянул под левую руку-крыло, Лена выпрямилась и посмотрела мне в лицо. Не нужно мне озвучивать вопрос, видела ли она всё это — она видела, слышала, проживала вместе со мной, моей мамой те чудесные мгновения вечности, которые и нам даруются ни-за-что, просто потому, что мы верим и надеемся… ну, правда, еще кое-что делаем, поддерживая огонь нашего очага, благо «поленья» для этого всегда под рукой, ведь наша вера огненная, а Бог «огнь поядающий».
Мы, конечно, предчувствовали надвигающиеся изменения, мы даже их подсознательно призывали, но чтобы обычная поездка к морю стала для нас мистическим путешествием по райским садам и долине смерти — этого предполагать не могли. Первой поездки нам было мало, мы повторяли путешествие раз за разом, год за годом, меняя сетку географических координат, меняя самих себя, окружающее пространство и время, да что там, нам было целого мира мало.