Страница 11 из 27
— А хорошо поговорили! Я получаю от таких бесед истинное удовольствие.
— И что характерно — я тоже! Спасибо тебе.
В той части головного мозга, что отвечает за иррацио, появилась легкая чесотка. Какое-то время на неудобство пытался не обращать внимания — мало ли проблем у совремённого молодого человека — но потом сдался, присел на лавку в тенистом скверике и углубился в омут проблемы. Сначала собрал обрывки информации. Получился список, на удивление серьезный.
Отец усомнился в том, что мы с будущей женой проживем полноценный срок.
Евдокия велела не надеяться на земное счастье, но устремиться в будущее переселение в Небеса.
Елена несколько раз поднимала тему смерти, мол она всегда рядом и, готовность к ее принятию должна быть спокойной и деловой.
Серафиму Саровскому в течение подвижнической жизни тридцать раз являлась Пресвятая Богородица, которая ему подробно рассказала о будущих событиях в России. Сам преподобный тоже делился с любимицей схимонахиней Марфой, которой пророчил стать настоятельницей небесной Дивеевской обители. Правда потом, узнав о том, что она поделилась с сестрой одним из пророчеств, расстроился и сказал, что за это нарушение ее уста сокрушатся. Это и случилось спустя век, когда в 90-х на вскрытии мощей камень упал с высоты откоса на череп Марфы, сокрушив ровные зубки. Отсюда вывод — преподобный Серафим получил таковые дары за свое тысячедневное стояние на камне. Он не стал суперменом, не летал по небу, не поднимал на высоту тяжести — наоборот, до конца жизни был согнутым инвалидом, опирался на палочку, зато обрел такую благодать, что исцелял умирающих, выслушивал пророчества от Пресвятой, получал из Её рук малиновый куст из рая, вырастил и ягодами кормил монахинь во исцеление и укрепление веры, и даже немало пророчеств дошло до нас. Итак, вот последовательность: подвиг покаяния — обретение благодатного дара — переход из обычного состояния души в ангельское, перемещение земного человека в царствие небесное, прозрение сквозь века. Фактически — перемещение по времени. Отсюда еще вывод — Бог видит человеческую историю из вечности, как неразрывную цепочку событий от создания человека до всеобщего суда и дальше, в необозримое будущее. Отсюда — пророчества, их исполнение через подчинение воли Божией. Отсюда чудесный вывод — смерти нет, жизнь вечна и прекрасна, если, конечно, жить в лоне любви Божией. И впереди еще столько интересных дел, событий, свершений. Да и любить Бога и ближних мы ведь только учимся.
Что есть вышеестественное состояние человека? Выходит, это независимость от требований тела, от жестких рамок времени и законов физики. Вот-вот-вот, пошло-поехало — наука, в качестве накопителя знаний — не есть нечто незыблемое, полезное. Не зря же слово знания переводится на греческий, откуда пришла к нам вера, как демон. Не зря же Исаак Сирин утверждал, что знания убивают веру. Вот где про это: «Вера требует единого чистого и простого образа мыслей, далёкого от всякого ухищрения и изыскания способов действия. Дом веры есть младенствующая мысль и простое сердце… Знание же ставит сети простоте сердца и мыслей и противится им. Знание сопровождается страхом, а вера — надеждою.»
Итак, чудеса, вышеестественное состояние, сила молитвы — позволяют верующему человеку, уподобляясь Богу, перемещаться по времени и пространству. Вопрос, для чего? Чтобы открыть кому-то будущее и подобно Марфе получить наказание? Чтобы вмешаться в течение истории, отменяя трагические события? Но даже из фантастики мы знаем, что эффект бабочки может привести к беде. Может быть, ради предупреждения?..
Мое стремление узнать будущее наказано жестоко и бесповоротно. Ты хотел увидеть это — получай, хрипел мой темный двойник, тень моего солнечного тропического младенчества. Любишь сериалы — получи рефрен с повтором.
Огромный бронированный вездеход сейчас казался крошечным. Пространство, которое должен во что бы то ни стало преодолеть для спасения горстки храбрых воинов, жадно пожирал мой железный конь.
Самое противное то, что моё пространство было пронизано ярким солнцем мая! Отовсюду ко мне тянулись ростки возрождающейся после зимы жизни! Я так долго ждал этого мая! Такие планы строил!У меня даже появилась своя майская молитва — там всё было про благодарность Господу, про торжество жизни, про мою бурлящую молодость!..
Какие-то три километра от нашей передней позиции до их укрытия мы с бронированным жеребцом преодолевали сквозь ураган пуль и снарядов, сквозь непрестанный огневой шторм. Наши бойцы почти все полегли, кто навсегда, кто трехсотым номером с конца. Рация разрывалась от воплей: «Снарядов! Воды! Хлеба! Бинтов!», я отвечал им: «Ребята, я остался один. Обязательно дождитесь, я скоро буду!» Лейтенант, который помогал подтаскивать ящики в автомобиль, сначала расстался с левой рукой, потом с коленом правой ноги, потом с возможностью передвигаться. Пока он держался на адреналине, презирая боль и потерю частей молодого тела, он подтаскивал снаряды, двигая перед собой по песку коробки с провиантом, но вот просвистела порция свинца, выпущенная игривым пулеметчиком в такого же как он зеленого юнца в нашивках — я видел в бинокль этого пьяного хулигана — и мой последний помощник затих, упёршись упрямым лбом в предпоследний деревянный короб с аккуратно уложенными минами смешной восьмидесятки, дожившей с середины прошлого века до наших дней и ночей.
Я схватил ящик, обеими руками, опираясь на одно колено, третьей и четвертой руками поднял коробку с водой и хлебом, помогая вторым коленом, или третьим — сбился со счета — и кое-как закинул груз в разверстую пасть моего бронированного монстра.
«Однажды после молитвы сел я и думаю: неохота мне помирать. И получаю ответ в душе: это потому, что ты мало любишь Меня», — написал Силуан Афонский. Вопрошаю себя, а ты достаточно любишь Спасителя своего? Вопрос замирает в тишине. Ответ не спешит…
Сердце ритмично выстреливало кратенькую, тем не менее сильную Спасительную молитву на крови. Из умоляющих глаз любимой, вспыхнувших на внутреннем мониторе, на меня взглянул мой Господь — Он рядом, как в детстве отец, хоть и был он в тысяче миль от меня. Я не один, не брошен в ураган в качестве щепки, если со мной Господь Сил.
Бросил тело в кабину, протер лобовое стекло, снял с тормоза, газанул на пределе, мотор обидевшись на меня жалобно взвыл, выдернул броневик из лужи и помчал вперед, к ребятам, что держали оборону из последних сил.
В такие минуты время растягивается, как резиновый жгут. Ты его пинаешь, лягая педаль газа, а оно на зло тебе, суетливому потному мальчишке, обгоревшему до пузырей под жгучим тропическим солнцем северного полушария, растягивается, шипит и мстит, как умеет. Снова оживает моя рация: «Ну, где ты там? Перекур устроил, что ли?» — пытается очень смешно шутить мой визави, что в паре километров от меня. «Еду! Жди, юморист!» — то ли рычу, то ли рыдаю, чувствуя приступ лютой беспомощности, при эдаком мощном стальном жеребце.
Вырулив на горку, чтобы сразу нырнуть в лощину у кромки леса, я вполне ожидаемо получаю щедрую порцию свинца по лобовому стеклу, потом слева, да еще и сверху миной скользящим ударом по крыше кабины. Перед глазами вспыхивает наглая улыбка юного свинопаса из уничтоженного хутора, только мне не до него, и не до его хрюшек, давно пристреленных и съеденных такими же голодными хуторянами, как этот веселый хлопчик, довольно меткий, подлец. Из-под каски струится теплый ручеек алой жидкости, попадает в рот, чувствую сладко-соленый железистый вкус своего растревоженного нутра. В моей красной струе имеются молекулы той самой крови Спасителя, которая «сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов». Стекло, по инструкции пуленепробиваемое, наполовину осыпалось, из прорехи на меня пахнуло горячим ветром и следующей порцией свинцовых жал. На этот раз досталось моему правому плечу и мочке уха — издевается парнишка, что ли!