Страница 6 из 79
– Фома Фомич, – представился мой барин. – Проездом тут у вас... С дороги мы сбились. Α путь на своих в поместье держу.
– А барышня, стало быть, при вас, иль при своей подорожной?
– Крепостная моя, Варварой звать, из дворовых... Как барышня воспитана... - немного неуверенно ответил Фома Фомич.
– Значит и грамоте обучена?
– И письму и счёту... - на свой страх и риск вступила я в разговор, совершенно не зная, насколько это уместно. - Вот у вас книжки тут вижу разные... – подошла к книжному шкафу. – А можно я возьму какую-нибудь на вечер почитать?
– У меня по большей части совсем не дамское, скучное, чтиво, - с такими словами и хитро прищуренными глазками, никак меня не осудив, Кузьма Трифонович взял с полки книжонку в коричневом переплёте, похоже, наглость таких избалованных гoсподами девиц, за которую меня сейчас наверняка тут и принимали, была здесь не в редкость. - Тогда разве что эта... - подал он мне её. – Одна проезжая барышня с несколько годков как оставила...
Взявши книжку и поблагодарив, я с умным видом её полистала. Увы, да только она была на французском, не слова не понять, как и название мне ничего не говорило, и даже о таком авторе я никогда ничего не слыхивала!
– Не читаю по-французски... - растерянно вымолвила. – Немного знаю английский...
Неловко улыбаясь, я вернула книжку, и Кузьма Трифонович поставил её на место.
– Тогда, может, эту... - подал мне другой томик.
– Не слишком люблю я стихи лорда Байрoна, - сразу же отказалась, только взглянув на латинские буквы на обложке, и, заметив знакомого автора на корешке переплёта, спросила:
– Α можно мне лучше взять Карамзина?
– Отчего же нельзя? – добродушно улыбнулся мне станционный смотритель. - Возьми, конечно... Да и подсвечник с собой прихватить не позабудь, темно у меня. Сейчас Марьюшку окликну, она тебя к себе и отведёт, с ней в комнатке уже переночуешь.
– Да, спасибо, - слабо кивнула.
Тихо шаркая ногами, Кузьма Трифонович куда-то ушёл.
– Ой, пойдём, я тебя пристрою, – позвала меня пожилая женщина в чепце и цветастом платке на плечах, стоящая за раскрывшейся дверью.
Ничего не ответив, я посмотрела на барина.
– Иди, – он кивнул мне. – Я тут с хозяином пока посижу, о дороге порасспрошу.
– Уж не побрезгуйте, с рябиновой настойкой, - увидела я возвращающегося Кузьму Трифоновича с двумя рюмками и графинчиком в руках.
– А у нас чай с малиной будет, - в такт ему отозвалась Марья, буквально выманивая меня из горницы.
– ...Ну, это на большой тракт вам путь держать завтра надобно... - расслышала я слова хозяина, прежде чем за моей спиной захлопнулась дверь.
– Пусть уж они там сами побалагурят, - продолжала Марья, – незачем нам простым в господские дела лезть.
* * *
– Не похожа ты на крепостную девку, - подув на налитый в блюдечко чай, Марья прикусила кусочек сахара и с прихлёбом отпила, - но и на настоящую барышню тоже не похожа... Ты того... Греешь, поди, своему барину-то вечерами постельку?
– Да вы чего? - аж опешила я. – Нет ничего между мною и барином такого!
– Хороший, выходит, у тебя барин, добрый... Только тебе от такого настоящего добра не будет. Всяк сверчок знай свой шесток! Воспитал вот он
тебя, и ты вроде как и не сенная девка уже, да только и не барышня совсем... Замуж за мужика ты сама не пойдёшь, разве что силой отдадут, а кто из благородных... так только в содержанки и возьмёт. Негоже оно так!
Промолчав, я подняла свою чашечку и сделала маленький глоточек, и по привычке аккуратно поставила её на блюдечко.
– Вот значит как, по-барски... – сокрушённо вздохнула Марья. - По-простому то, уже и не умеешь... Ты того, коль барин добрый, то проси, чтоб вольную дал, слезливо так проси! Умоляй! В ноги пади! С барином-то всякое приключиться может... Вдруг лихие кони понесут, аль смертоубийство какое! Так новый барин приедет и не таким добреньким сказаться мoжет, снова в сени погонит. Сгинешь ведь ты тогда, аль руки на себя наложишь! Сколько я такoго перевидала! Ой-ой! – нравоучительно покачала она головой.
– Это почему же? – не выдержала я. – По-всякому люди живут и не такое выдерживают...
– Да заклюют там тебя те наседки завистливые, что старый барин лелеял, как барышню воспитывал... Не дадут житья!
– Ну, положим, я кому хошь отпор дам!
– Α ещё сам барин глумиться станет, прикажет плетьми сечь, коль с ним не ляжешь... Да знаешь ты всё это, поди, и не хуже меня!
– Читала... - склонила я голову. – Только мой барин совсем не старый ещё, да и не больной, вроде, вовсе... Да и вольную мне обещал выписать, сразу, как только в поместье вернёмся...
– Αга, дождёшься ты этого от них! Горазды только-то и обещать! А как девку обрюхатят, так сразу за мужика отдают, а он её, за то, что порченной оказалась – кнутом да голой по деревне гонять! А барин-то и не видит вовсе, с другой куролесит!
– Ой, не пугайте! – подняла я на неё глаза. - Справлюсь уж как-нибудь...
– Ладно, девка, спать пора. Что-то мы и так долго засиделись? Я на лавку уж прилягу, а ты в постель ложись, привыкла ведь, поди, на мягком-то спать.
– А можно я немного почитаю, – постучала пальчиками по лежащей на столике книжке.
– Ты читай, только свечей много не пали, дороги они нынче стали, ещё Кузьма Трифoнович заругает.
– Да он мне сам подсвечник дал...
– Ну читай тогда... читай... - принялась Марья укладываться.
Я не слишком уверенно раскрыла книжку. Не скажу, что так уж полюбливаю Карамзина, просто хотела увидеть, как пишут в этом веке. В итоге откровенно расстроилась! С ятями и прочими дореформенными буковками возникла настоящая проблема... Не то чтоб я не могла их читать и понимать, но вот писать их точно пока правильно не получится. Тут так сразу и не запомнить особо ничего, заучивать надобно, ну или какое-то время просить того же барина корректировать мою писанину!
Я с расстроенным видом захлопнула книжку, задула свечу, сняла юбку и блузку, да улеглась спать, так и оставшись в панталонах, а на корсете лишь ослабив шнуровку.
Ρазбудила меня Марья чуть ли не на рассвете.
– Вот, неси своему барину чай! – поставила на стол передо мной дымящийся пузатый самовар.
Я глядела на него как баран на новые ворота! Но наверно надо вживаться в новую жизнь... Нести...
Вскочив, я поспешно оделась. Взявшись за тяжёлый самовар, еле занесла его в горницу.
– Так зачем же вы... - поднялся мне ңавстречу Фома Фомич.
– Так Марья дала, сказала вам принести... – я смущённо улыбнулась, ставя самовар на лавку.
– Вот оладушки, - вслед за мной вошла и Марья. – Позавтракаете, и дорога станет куда легче казаться.
Сама же она ушла, меня же Фома Фомич усадил за господский стол. Немножечко нервничая, ела я плохо, больше ковыряла вилкой, будто настоящая кисейная барышня, пока не скрипнуло крыльцо и в сени не вошёл наш кучер.
– Кони запряжены, барин, – с просительным видом потоптался он на пороге.
– Да, Семён, сейчас поедем, – повернул в его сторону голову Фома Фомич. - Α ты чего нe ешь? - обратился уже ко мне. - Дорога дальней будет!
– Я доем, - слабо кивнула.