Страница 112 из 122
- Сергей Андреич, дорогой, да подпишите вы к чертям собачьим эту чушь! Ну что мучиться, честное слово? — участливо говорил Ювеналий Антонович, страдальчески глядя на избитого в кровь Сергея Андреевича. — Зачем вам эти героические мучения? Ведь забьют до смерти, почки отобьют, печенку, легкие — как дальше жить будете? А ведь у вас жена, ребенок должен родиться, а может, уже родился? Э-эх, друг мой, жаль мне вас, по-человечески жаль, если отбросить мои партийные убеждения. Но отбросить я их не могу, потому так все и получается. Вы упрямитесь — вас бьют, а я ничего поделать не могу, хотя до слез жалко! Подписывайте, а? Кончайте вы из себя героя разыгрывать — какой вы герой? Оступившийся, наивный человек. И суд учтет это, уверяю вас, в суде ведь тоже люди сидят, с душой и сердцем, поймут. Я вот вас спрашиваю, согласны ли вы с тем, что, описывая беспорядочное, паническое отступление наших солдат под Минском, вы объективно клевещете на Советскую армию. Заметьте, я говорю — объективно. Не сознательно. Совсем нет, а — объективно! Я же вашу вину умаляю, голубчик, а вы кобенитесь. Почему объективно клевещете? Да потому что есть сотни и тысячи свидетельств о беспримерном героизме наших солдат, офицеров и генералов. То, что маршал Кулик в крестьянскую одежду переоделся и трусливо бежал, — это единичный факт, а вы возводите его в правило! Другие факты? Да, хорошо, согласен, есть и другие, но ведь вы, я серьезно вам говорю, обобщаете — дескать, командование было не готово, командование растерялось, командование было безграмотным — да что вы, Сергей Андреич, умом, что ли, тронулись? Как это — безграмотным? В ведении современной войны? Вот скажите мне, кто вы такой есть? Ну по специальности кто вы? Врач-терапевт, так или нет? Откуда же вам знать, кто и как был готов к ведению современной войны? Что же вы все время со свиным-то рылом да в калашный ряд лезете? Какой-то один поганенький фактик где-то выкопаете и сразу выводы делать! Ведь это же сознательное, я бы сказал, яростное стремление оклеветать армию, партию, народ! Да, да, весь советский народ. Да какое вы на то имеете право, Сергей Андреич, наивный вы мой человек? Ну просто ума не приложу, что мне с вами делать? Ведь все равно подпишете, уверяю вас. Здесь по-другому не бывает.
Только выйдете на этап с подорванным здоровьем, а зачем вам это надо? Я же о вашем будущем думаю... Нет, чудак вы, право, сам себе — враг! И эгоист! О жене подумали бы, о ребенке! А то уперлись в какие-то призрачные идеи и себя губите. Да бросьте, все идеи — призраки! Для меня то призрак, что нельзя пальцами пощупать. И коммунистическая идея тоже, если хотите. Думали, я испугаюсь вам в этом признаться? А я вот не испугался, признаюсь — химера! Так, знаете ли, туманные дали! Сладкие мечты! Но только эти мечты, дорогой мой, заставляют народ двигаться вперед, работать, с врагом сражаться и строить, строить, строить!
Вы Достоевского, конечно, читали, не так ли? Так вот у него такая знаменитая фразочка есть: «Люди счастливы, покудова они строят дом, и счастье покидает их, когда дом построен». Каково сказано, а? Как раз про это мы и говорим! А вы, Сергей Андреевич, хотите это счастье у людей отнять, как же это бесчеловечно?! Призрак — он и есть призрак, и не надо его разоблачать! Так что, когда вы партийное руководство ругаете — в блокаду, видишь ли, они там пили и ели вволю, — вы же саму идею порочите. А как же! Партия и есть носитель этой идеи. Ну пусть призрака, какая разница! На кого вы замахиваетесь, милый? Дон Кихот вы мой засратый! И знаете, что я вам скажу, Сергей Андреич, если бы до войны, в тридцать пятом, шестом, седьмом, восьмом и так далее, мы не пересажали бы таких вот голубчиков, как вы, мы бы точно войну проиграли, в этом я не сомневаюсь. Я только думаю, что мало сажали — потому такие трагедии в начале войны и разыгрывались! Сажали, сажали, а началась война, сколько всякой сволочи вылезло! Сколько врагов и предателей! Вероотступников! Да, да, вероотступников, ибо коммунистические убеждения — это самая высокая вера! Девяносто шестой пробы вера, если можно так выразиться. Ну так что, Сергей Андреич, будем подписывать или еще в героя поиграем? Тогда я ребят позову, играйте с ними, а мне, право, надоело. И спорить с вами надоело. Н-да-а, мало мы вашего брата до войны ловили... Да и сейчас, признаюсь, мало ловим. Сколько еще вот таких философов по щелям сидит и всякую гнусь пишет! Ну что, вызывать ребят? Или подпишешь и в камеру пойдешь! Почему на «ты» перешел? Да надоело мне с тобой церемонии разводить, вот и перешел на «ты». Давай подписывай и пойдешь в камеру. Отдохнешь хоть, посмотри, на кого похож. А ведь завтра — опять на допрос. Подпишешь? Ну, слава богу, наконец просветление на вас снизошло, Сергей Андреич…
Много-много раз беседовал Ювеналий Антонович с Сергеем Андреевичем. Его били, потом беседовали, потом опять били... Именно этого боялся сейчас Сергей Андреевич — следователь Ювеналий Антонович «психанет» и вызовет «мордоворотов», и они начнут избивать, да, он боялся и сдерживал себя.
- Неужели рады? — спросил Сергей Андреевич, и Ювеналий, уловив насмешку, ответил удрученно:
- Усмехаетесь, я понимаю, понимаю…
- Да где ж я усмехаюсь? Просто спросил…
- Ладно, я не в обиде, — вздохнул Ювеналий Антонович. — Я же не раз говорил вам, что отношусь к вам с сочувствием и пониманием. Вы — не сознательный враг, а просто заблудший, ошибающийся человек. И я знаю, кто вам разные паскудные идейки в голову вбивал.
Вы здесь мучились, а он, голубь, на свободе жирует Но вот что я должен вам сообщить. Партия — великодушна к таким, искренне заблуждающимся, как вы, Сергей Андреич, и потому мы получили указание закрыть ваше дело…
Сергей Андреевич вздрогнул, ему показалось, что он ослышался. Был даже уверен, что ослышался. Затем совсем оглох на какое-то время, видел, как шевелятся губы Ювеналия Антоновича, как он таращит глаза, изображая сочувствие, уважение и бог знает что еще.
Сергей Андреевич наконец пришел в себя, проглотил шершавый комок в горле и спросил хриплым, чужим голосом:
- Простите... что вы сказали?
- Мы решили закрыть дело и отпустить вас, Сергей Андреич, на волю... к жене, ребенку, — приятно улыбнулся Ювеналий Антонович и вдруг встревожился: — Что с вами? Плохо? Что, сердце? Сейчас, сейчас, крепитесь! — Следователь нажал кнопку под крышкой стола, и в комнату вошел плечистый лейтенант.
- Врача, немедленно! — приказал следователь.
А у Сергея Андреевича перед глазами плыли зеленые и красные круги, и вдруг острая, обжигающая боль пронзила сердце, и он медленно повалился со стула.
- Врача! Быстрей, черт вас возьми! — орал Ювеналий Антонович.
Когда Сергей Андреевич пришел в себя, то был весь мокрый, словно его облили водой из ведра, хотя одежда была сухой. С лица катили крупные, как горох, капли пота. Он лежал на полу, а рядом, на корточках, сидел Ювеналий Антонович. Врач укладывал в металлическую коробку шприц и пустые ампулки.
- Э-эк вы как... — участливо говорил следователь. — Криз вас гипертонический шандарахнул. Говорил я вам, здоровье беречь надо. Но ничего, все обошлось, врачи у нас хорошие. Сами подниметесь или помочь?
Сергей Андреевич лежал, вытянувшись на полу, смотрел на серый потолок, на лампочку, свисавшую на голом шнуре, и не мог оторвать голову от пола, такой она казалась тяжелой. Он проговорил хрипло:
- Пожалуйста... повторите, что вы сейчас сказали.
- Э-эк вы какой непонятливый... — вздохнул
Ювеналий Антонович. — По распоряжению начальства дело ваше закрыто, уразумели? В архив сдается ваше дело. А вы — на свободу, значит, как говорится, с чистой совестью. — Он вновь рассыпался мелким смехом, похлопал Сергея Андреевича по груди. — Ну, давайте-ка, помогу вам подняться.