Страница 48 из 69
Потом и я уснул на накрахмаленном до хруста белье. Проснулся вечером, протер глаза. Было еще светло. Привычка откладывать важные дела уже дважды подвела меня под монастырь, потому к Лялиной нужно ехать уже сегодня. Я придумал, что и как надо повернуть, чтобы загнать папашу в угол, и он не отвертелся.
Полный решимости, я вышел в зал и обнаружил Наташу, сидящую возле телефона, поджав ногу.
— Что? — спросил я.
Она помотала головой, но я и так знал: она звонила Владу, а его для нее не было дома.
— В институте? — спросил я, сестра кивнула, я подошел к телефону. — Диктуй номер.
— Зачем? — вскинулась сестра. — Влада же нет.
Я посмотрел на часы, показывающие полседьмого вечера.
— Диктуй. Проверим, есть или нет.
«Я не хочу знать, — читалось на ее лице. — Я не готова это знать».
— Ну?
И все-таки она сдалась. Я принялся набирать номер, прижав трубку к уху и поглядывая на сестру, которая все больше бледнела, судорожно сжимала-разжимала пальцы. Тр-р-р, тр-р-р, тр-р-р — вертелся диск. Из трубки донеслись протяжные гудки. Наташка шумно сглотнула слюну. Наконец бодрый женский голос ответил:
— Алло?
— Здравствуйте, это Саша из института. — Я так представился, потому что Саш много, и уж точно у Влада есть знакомый с таким именем. — Позовите, пожалуйста, Влада.
— Минутку. — Донеслось приглушенное: — Вла-ад! Тебя тут какой-то Саша.
Он ответил матери неразборчиво и выдохнул:
— Да!
Я протянул трубку Наташе, которая тотчас жадно в нее вцепилась и прохрипела:
— Влад, привет. Это я…
— Не звони мне больше, — прорычал он, и посыпались короткие гудки.
Наташа стояла и смотрела в трубку. Лицо ее было каменным. Она не верила своим ушам, потому остервенело принялась звонить еще. И еще. И Еще. Но вызов снова и снова сбрасывали. Сообразив, что ее предали, она упала на диван и закрыла лицо руками, воскликнув:
— Ну почему-у-у?
— Отец пригрозил, что посадит его за связь с несовершеннолетней, — объяснил я. — Он хвост и поджал. Потом, может и приползет, но нужен ли тебе такой… парень?
Как же мне хотелось найти этого Влада! Расквасить его морду, потом — пристрелить его, а труп скормить рыбам. Я сел рядом с ней на диван, посмотрел на бабушку, стоящую в проеме двери, кивнул на выход. Она поняла без слов, и мы вышли на улицу.
Бабушка так изощренно выругалась, что Боцман, лежащий у порога, вскинул голову.
— Извини, — сказала она мне.
Я поделился планами:
— Сейчас я поеду в одно место, поговорю с человеком и попытаюсь сплавить папашу ей.
Бабушка вскинула брови.
— Ей?
— Любовнице. Скажу, пусть забирает его себе. Пока он не свалит, ноги нашей в той квартире не будет.
Бабушка покачала головой.
— Бедная моя Оленька! Какой подонок, а — даже дети знают, с кем он чешет свой хер! Но ты все делаешь правильно. — Она горько усмехнулась. — Вот ведь как. Что у Ирки, что у Оленьки были козлы, а не мужья, а единственный мужчина в доме — внук.
Она ободряюще похлопала меня по спине. Свой парень бабушка Эльза.
— Бабушка, иди к Наташе. Не надо ей сейчас быть одной. А я поехал — хватит тянуть кота за яйца. Гангрену лечат оперативно.
Переобувшись в подсохшие кеды, я отправился на остановку. В автобус сел в семь вечера. В Николаевку должен был приехать около девяти. Если очень повезет, успею раньше.
Я уже знал, что ей скажу. Но сработает ли мой план, зависит от того, что там за Аня Лялина. Вдруг психопатошная дура, и кидаться начнет? Или стерва размалеванная.
Воображение нарисовало перегидрольную курицу с красными губищами и тенями до ушей. И патлы дыбом, лакированные. Эдакая злая мачеха, современный вариант.
Но так ли оно на самом деле?