Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 76

Глава 6

— А где Софа, — она даже не здоровается.

— Софа ушла в декрет. Так как я могу вас представить?

— Августина Соломина, он меня ждет, — она делает шаг к двери, но я встаю перед ней.

— Госпожа Соломина, вы присядьте, я о вас доложу, и если он скажет, то я вас непременно запущу.

— Вы… Софа меня всегда пропускала.

— Софа работала тут пять лет, у нее был кредит доверия, а у меня пока только ипотека под грабительский процент.

Сказать, что мадам ничего не поняла, это ничего не сказать. Но думаю, Распутин общается с ней по другой причине. Гораздо более приземленной.

— Присядьте, пожалуйста.

Она хмыкает, поворачивается ко мне спиной и изящно ковыляет до дивана, куда садится так же.

— Кофе мне. Капучино.

Открываю дверь генерального и заглядываю, не делая больше нескольких шагов. Распутин в той же позиции, словно не отрывался от вертолета.

— К вам Августина пожаловала.

— Понял. Пусть подождет, сделай ей кофе и спроси, в каком ресторане забронировать стол.

— А временные рамки?

— Минут двадцать, не больше. Когда мы уйдем, разбери корзину с моими рубашками и отнеси все в химчистку.

Не помню, чтобы Софа говорила мне о таких обязанностях, но сейчас лучше не спорить.

Выхожу обратно, где дама пытливо на меня смотрит, словно не сводила взгляда с двери.

— Ну?

— Он приказал сделать вам кофе и узнать, в каком ресторане забронировать столик. И нужно подождать, — иду к кофемашине, делаю капучино и несу любовнице Распутина.

— Вам, милая, нужно со мной дружить, иначе долго вы тут не протянете.

Она протягивает тонкие пальцы к чашке в моих руках. Я за долю секунды понимаю, что ее пальцы коснулись горячего фарфора. Но трагедии уже не избежать. Она тут же с визгом опрокидывает кипяток на меня.

— Идиотка, он же горячий!

— А какой еще должен быть кофе?! — пытаюсь отлепить от себя горячую ткань, которая плотно липнет к телу, обжигая, а эта тупая курица бегает по кругу, крича и ругаясь совсем не по-женски.

— Что тут происходит!? Мария Викторовна…





Я даже не смотрю на него, просто пытаюсь справиться со слезами, которые так и норовят испачкать кожу солью.

— Августина, у тебя просто пятно на юбке, угомонись, — рявкает Распутин, хватает меня за руку и тащит к себе в кабинет.

— Тебе нужно ее уволить, — летит нам вслед, но слышно уже плохо, особенно в ванной, куда меня затаскивает начальник.

Я бы возмутилась, если бы могла хоть что-то сказать от той боли, что одолевает часть груди.

Почти не реагирую, когда Распутин просто срывает с меня блузку и лифчик, наклоняется за чем-то и тут же запенивает мне грудь и живот чем-то белым.

Тут же кожу холодит, становится легче, а мозг наконец начинает работать. Я только сейчас понимаю, что начальник просто стоит и пялится на мою грудь. На мою обнаженную грудь.

Тут же тянет прикрыться, но он качает головой. Поднимает несколько осоловелый взгляд, словно его мозг тоже только что включился.

— Пусть пена растворится полностью, потом наденете одну из моих рубашек.

Он отходит к выходу, но напоследок спрашивает.

— Она сделала это специально? Или вы?

— Нет, конечно. Просто она схватилась не за блюдце, а за чашку, — шепчу ему в спину.

— Закажите новую кофемашину, эта действительно делает в последнее время очень горячий кофе, я сам уже несколько раз обжигался.

— Дайте еще посмотрю, — поворачивается он, но я прикрываюсь, но себя не трогаю.

— Это уже лишнее. Кожа не слезет и ладно.

Он поднимает взгляд с моих ладоней к глазам. Ничего не могу понять по его лицу, хотя мысли есть.

— Завтра сделаем календарь катастроф как на заводе…

— В смысле?

— Ну знаете, на заводе есть такие календари, столько-то дней без катастроф. Вот и нас с вами такой нужен. Домой-то сможете добраться без приключений?

— Меня даже никогда не насиловали и не грабили, если вы об этом.

— Просто у вас на лбу написано «Девочка-беда», вот они и боятся к вам приближаться.

— Нет, просто я не хожу там, где со мной что-то может случиться.

— Ну конечно. Правильная до мозга костей. До завтра, Котова.

Он наконец уходит, а у меня ощущение, что моя грудь горит теперь не только снаружи, но и изнутри. Почему он так смотрел. Словно женские прелести видел впервые.