"БОРТ 556"

Я покрутил по сторонам своей головой и не увидел никого. Это был просто бред раненого и тоже порядочно измученного человека. Я тоже умирал, как умирала моя Джейн. Отсюда были и эти видения.

- Любимый – я услышал рядом с собой голос моей девочки Джейн – Ты должен выжить. Должен. Он не хочет, а я хочу.

Но то был не ее уже голос. Вернее, ее, но Джейн не говорила совсем. Она лишь лежала и смотрела на меня. Не отрываясь, ни на минуту. От моих русского моряка синих глаз.

Моя любимая, смотрела на меня каким-то уже угасающим взором смертельно раненой и любящей меня безумно преданной в любви женщины.

- Кто он, любимая? – я спросил ее, но Джейн сейчас молчала.

Потом я опять услышал свое имя. Нежно, любовно и ласково.

- Володенька – я снова услышал ее голос, но откуда-то со стороны из-за борта яхты и в самом штормовом воздухе.

- Любимая тише, молчи – произнес я ей, сам не понимал, кто это говорит со мной. Но ответил – Я буду делать все возможное, чтобы спасти нас обоих.

«Арабеллу» закрутило сильно сейчас, из-за оторванных нейлоновых канатов с кливерами в штормовой бурлящей воде. И подставило нарастающим штормовым бушующим волнам боком. Она стала вообще неуправляема. Надо было к ее рулям. К двигательной винтовой с пятилопасными на валах установке пропеллерами во втором трюме. Я как моряк и машинист торгового корабля понимал это как никто другой.

Надо было запустить двигателя «Арабеллы» и обрезать мокрые в воде тянущие нашу яхту в смертоносный водоворот с куском плавающего на волнах носа треугольные парусиновые кливера.

- Мы все исправим, Джейн - я помню, сказал ей - Все исправим. И, переживем, этот чертов шторм. Нам надо только добраться до рулей, любимая моя. Только до рулей - говорил, помню я ей, прекрасно понимая, что это, теперь невозможно.

Я не мог оставить Джейн лежать, вот так на палубе умирающую и уходящую от меня навечно в мир иной. Я видел, что не мог помочь, теперь своей любимой. Не мог совершенно ничем. Так как сам не в силах был подняться уже на ноги. Я был, тоже ранен, и терял кровь. Тоже, слабея. Я ее перевязал опять, как смог своими одервенелыми руками от холода и пальцами. Я остановил саму кровь, но это не меняло всего погибельного дела. И я ощущал приближение всей этой кошмарной роковой развязки. Я и сам ожидал своей тогда смерти и гибели среди океанских штормовых волн.

У меня чудовищно разболелась вообще, снова раненая и отбитая армейским кованым ботинком этой твари убитогй мною и придушенной военной спецназовки и убийцы Рэйчел Минелли правая нога в довесок еще к раненой пулей левой. И держась из последних сил руками за бортовое ограждение, я молился не потерять хотя бы в этом ледяном штормовом холоде свое сознание. Я не хотел умереть без своего сознания почему-то. Так говорят легче, но… Я просто не хотел так умирать. Я хотел все помнить до последней своей гибельной минуты. Я ощущал, что идет воспалительный процесс. И возможно даже заражение в плотных порванных пулей тканях в левой ноге. Об этом говорила нарастающая в моем теле температура.

Жар увеличивался, и уже не было никаких сил. И я только и мог, что держать свою любимую, прижав к себе на штормовой заливаемой водой палубе.

Я не мог, даже, теперь встать, при всем желании на нее. Да, еще при таком, теперь шторме. Нас, буквально накрывало ревущими на океанском ветру волнами. Сверху, откуда-то с черных небес, летела вода проливного дождя.

Мы были полностью в воде. И захлебывались ей. Мало того, теперь обе ноги меня не слушались. Они так разболелись, что я готов был уже сам прыгнуть в океан и утопиться. Я уже сам дико стонал от этой боли и, просто лежал на палубе ослабленный потерей крови, со своей любимой, схватившись немеющими и замерзающими от холодной штормовой воды пальцами за леерное ограждение левого борта левой рукой. Удерживая Джейн правой рукой лежащую прямо на мне. На моей мужской груди.

Мы, лишь прижавшись, плотно друг к другу, медленно погибали в штормовом беспощадном Тихом океане. Сопротивляясь еще кошмарной бушующей сокрушительной и беспощадной стихии. В своих только потрепанных о деревянную выщербленную бушующими волнами и разбитую силой воды из красного дерева палубу «Арабеллы» прорезиненных аквалангов костюмах. Ударяясь постоянно обо всю болтающуюся, и оторванную вместе с нами оснастку нашей погибающей в штормовых волнах яхты.

Где-то на линии горизонта пробились первые лучики солнца. В прорыве над самым горизонтом. Несмотря на непрекращающийся дождь, стало быстро светать. Очень медленно, разгоняя страшную штормовую затянувшуюся ночь.

Сколько было времени, я не знаю.

Джейн просто замерла у меня на моих обхвативших ее все холодное гибкое тело руках. Она лежала и даже не шевелилась, но была еще живая.

Я не мог теперь даже посмотреть на свои подводные часы. Моя уже порядком застывшая от холодной воды рука, сжатая пальцами в кулак, казалось, срослась с бортовым ограждением «Арабеллы». И не отпускала то ограждение нашей тонущей мореходной круизной красавицы яхты. Я уже не боялся ничего. Ни смерти, ни самого даже бушующего все еще океана. Ни самого печального и жуткого исхода. За это время поменялось столько всего во мне. Я испытал и счастье и горе. И любовь и потери. Ненависть и радость, какой не переживал еще в своей жизни. Я не испытывал ничего такого, как то, что происходило именно сейчас со мной.

***

Оторванные кливера, словно, водили за нос, и упорно разворачивал бортом яхту против волны. И «Арабелла», просто медленно, но верно, тонула в океане. И мы были обречены. Мы, просто тонули вместе с нашей «Арабеллой». Мы смирились со своей участью.

Не знаю, сколько было времени, но было точно утро. И я уже не думал ни о шторме, ни о времени. Я, вообще, тогда, только думал - «Умереть так вместе. Вместе со своей любимой» - думал я и целовал ее. И не мог насладиться ее холодеющими от потери крови и океанской в брызгах воды полненькими губками. Так страстно не так давно целовавшими меня ночами напролет.

Это было моим доказательством моей страстной последней любви к любимой. Было такое ощущение, что этого кто-то теперь хотел и даже требовал от меня лично.

Боль в ногах немного стихла, но сильный жар в моем всем теле не проходил.

Это говорило о том, что ничего хорошего.

Джейн, целовала меня, но уже не так, как могла бы целовать и делать это раньше. Как-то слабо и уже не по живому. Она умирала. То, приходя в себя, то теряя сознание. Ее лихорадило от холода и конвульсий. Она, то уходила, то возвращалась обратно, что-то произнося как молитву или заговор кому-то. Толи прося кого-то, о чем то. Но то был не я совсем, а кто-то другой. Она, словно просила у кого-то прощения, шепча что-то как заклинание. Я услышал слова, прости меня отец. Прости заблудшую свою влюбленную в человека дочь. Словно заговаривая саму водную штормовую стихию. Успокаивая ее и подчиняя себе.