Страница 26 из 81
— Эй, — он берёт подушку и ударяет меня в ответ. — Прекрати. Я говорил искренне.
Я кладу подушку себе под голову.
— Оно мне не идёт. Родители выбрали его, потому что это имя папиной матери, и потому что оно похоже на мамино имя — Марго. Но это просто не в моём духе.
Уголок рта Акселя слегка приподнимается, но в остальном фокус его внимания не нарушен.
— Это хорошее имя. Просто не подходящее. Ты Руни.
Моё нутро совершает кульбит. Мне так нравится этот Аксель — который слегка дразнится, больше разговаривает, сидит на кровати и берёт скунса измором. Который целует меня и ведёт в поход посмотреть на закат. И я знаю, что утром он исчезнет. Я знаю, что стены поднимутся обратно, вещи встанут на свои подобающие места, и я осознаю, что буду скучать по этому кусочку времени, когда он обращался со мной так, будто я не просто ещё одна персона на периферии его жизни.
После долгого промежутка молчания, на протяжении которого я не так уж скрытно пялюсь на Акселя в очках, он спрашивает:
— Почему Гарри?
— Пёс назван в честь другого моего мужа, единственного и неповторимого Гарри Стайлза, естественно. Потому что, как и сам идол, этот щенок заставляет меня улыбаться и движется в своём ритме.
На подбородке Акселя дёргается мускул, и он делает ещё один глоток виски.
— Этот парень переоценён.
— Следи за языком. Гарри Стайлз — это дар человечеству.
Аксель пожимает плечами. Между нами воцаряется тишина.
Чувствуя, что ко мне начинает подкрадываться сонливость, я выпиваю свою ежедневную таблетку иммунодепрессантов, благодаря которым капельницы наиболее эффективны, и запиваю их большим глотком воды. От этих таблеток меня тошнит, так что я принимаю их прямо перед сном в надежде вырубиться прежде, чем подступит тошнота. Я зарываюсь в одеяло и тянусь к электрической грелке, с которой всегда сплю и которую взяла с собой.
Всё ещё глядя на улицу, Аксель спрашивает:
— Живот болит?
Я медлю, держа руку над грелкой, которую засунула под толстовку.
— О, ээ… — я прочищаю горло. — Ты умеешь хранить секреты?
— Думаю, я доказал, что умею.
— Так вот… у меня ВЗК. Язвенный колит.
Аксель косится в мою сторону, не совсем встречаясь со мной глазами в темноте.
— Я не знаю, что это.
— Воспалительное заболевание кишечника. Сексуальный термин, знаю. Это аутоиммунное заболевание, поражающее толстый кишечник.
Аксель притих. Я стараюсь подавить нервозность, вставшую комом в горле.
— Извини, если это причиняет дискомфорт, — бормочу я. — Я знаю, что разговоры про проблемы с кишечником и походы в туалет — это не самая вежливая тема…
— Я не испытываю дискомфорт, — говорит он. — Просто… — развернувшись на кровати, он реально прекращает бдение за скунсом, чтобы повернуться лицом ко мне. — Звучит серьёзно.
— Ну, это может быть серьёзным. В моём случае всё неплохо контролируется. Ну, контролировалось, когда я в старших классах впервые заболела, и мне поставили диагноз. Но в последнее время всё вышло из-под контроля, и это одна из причин, по которой я здесь, живу в твоём доме вместо того чтобы доучиваться на юрфаке.
Аксель смотрит на мои руки, оберегающе накрывшие мой живот, затем берёт одну мою руку и притягивает к себе. Изучая мою ладонь, он проводит пальцем по моей линии жизни.
— Мне жаль.
— Всё хорошо, — тихо говорю я ему, ошеломлённо наблюдая, как он прикасается ко мне в своей манере. Нежно. Бережно. — Это было правильное решение.
— Тебе не нужно говорить, что всё хорошо, — отвечает он. — Это больно, не так ли?
«Во многих смыслах», — чуть не признаюсь я.
Я смотрю на него — лунный свет озаряет его лицо, его глаза не отрываются от моей ладони, которую он… массирует. Он массирует мою ладонь. Возможно, пока я была в душе, он выпил ещё больше виски.
— Всё не так уж плохо, — говорю я ему.
Он фыркает.
— Если ты так говоришь, значит, всё невыносимо.
— Иногда, — признаюсь я. — Но не сейчас. Дело скорее в том… как это влияет на всё. Именно эта часть сказывается на мне. Я принимаю новое лекарство, и оно работает, но что если… нет, когда… оно перестанет работать, и мне останется лишь надеяться, что новое лекарство будет не менее эффективным? Это хроническое заболевание, оно никуда не денется, и я всегда буду его иметь. Как это в будущем повлияет на мою способность делать свою работу? Взаимодействовать с клиентами, работать над делом, если меня тошнит, вечно надо бегать в туалет, или я вообще слегла в постель от боли?
Аксель замирает. Массаж прекращается.
— Чёрт, — бормочу я, пытаясь убрать руку. — Извини. Иногда я слишком много болтаю и…
— Руни, — его хватка на моей ладони становится крепче.
Я перестаю сопротивляться и смотрю на него.
— Да?
Он медленно кладёт мою руку обратно, затем берёт другую и начинает её массировать.
— Пожалуйста, не додумывай за меня. Я… — медленно сглотнув, он проводит большим пальцем по моей ладони, отчего я рефлекторно выгибаюсь от удовольствия. — Иногда мне просто нужно время, чтобы сказать то, что я хочу сказать. И когда люди перебивают, это сложнее.
— Извини, — шепчу я. — Я нервничаю, когда я говорю об этом.
Он кивает.
— Я понимаю. Но со мной тебе не надо нервничать.
Мои глаза щиплет от слёз. Это всего лишь немного доброты, но она направлена на такую деликатную часть моей жизни, что это ощущается как самое крепкое объятие, как самая широкая улыбка, как самый сладкий поцелуй. Так приятно, когда тебя принимают, не только говорят, но и показывают, что я могу быть не только улыбчивой Руни или счастливой Руни, но и любой Руни. Даже той, что иногда пи**ец как больна.
Я улыбаюсь, надеясь сморгнуть наворачивающиеся слёзы, но одна скатывается по щеке. Аксель замирает, заметив это. Затем аккуратно протягивает руку и стирает слезу большим пальцем. Его ладонь накрывает мой подбородок сбоку, кончики пальцев шёпотом проходятся по коже. Мои веки слегка опускаются от удовольствия, мягкого и нежного как свет звёзд.
Мне так сильно хочется податься навстречу утешению его нежности. Я хочу, чтобы это оказалось чем-то большим. Но мне нужно помнить, кто мы, что было сегодня — брак, но не по любви, утешительный поцелуй, поход в знак благодарности. Жесты благодарности за помощь Акселю, не больше. И всё же я тоже хочу выразить ему мою благодарность. За то, что позволил мне почувствовать себя в безопасности. Принял меня. Увидел меня настоящую.
Моя ладонь скользит по покрывалу к его ноге, по его жёсткому бедру, обтянутому джинсами. Я оставляю свою ладонь там, запрокинув голову, прильнув к его ладони у моего лица. Глядя на мои губы, Аксель наклоняется ближе, запуская пальцы в мои волосы. Я тоже подаюсь ближе, наши рты совсем близко. Но я останавливаю себя, не желая повторять историю из прошлого.
— Могу я поцеловать тебя? — спрашиваю я.
Его глаза темнеют, не отрываясь от моих губ.
— Я собирался задать тебе тот же самый вопрос.
Я мягко снимаю очки с его носа и складываю дужки, после чего аккуратно кладу их на прикроватную тумбочку.
— У нас есть небольшая проблема.
— Какая? — хрипло спрашивает он.
— Ты пообещал, что если понадобится ещё один поцелуй, ты сделаешь его ужасным.