"ЧОГОРИ. ГОРА УБИЙЦА"

- Да – я помню, произнесла, уже понимая все и его те слова и тоже без крика. Но, услышал он меня или нет. Не знаю.

Леонид Волков, снял с правой своей руки свой привязанный петлей к запястью ледовый ледоруб и бросил его вниз. Тот улетел туда, где клубились рваные под ним белые как туман холодные густые облака.

- Держись, Роуз! - он крикнул мне оттуда снизу – Крепко держись за скалы!

Я вцепилась, что силы одной рукой в ледоруб, другой, ушибленной, покалеченной больной через ту самую боль в лед и снег под собой.

Десятиметровый веревочный нейлоновый тонкий альпинисткий фал тащил меня вниз, и казалось, я уже не выдержу и сорвусь. И тогда будет конец. Тяжелый мужской вес стаскивал меня нещадно всей массой вниз. И до моего срыва оставалось совсем немного. Уже ослабевал воткнутый в лед и снег мой ледоруб. Да и женские мои слабые руки отказывали в послушании. Они держали меня лишь из-за жуткого смертельного страха перед своей гибелью и ужасающей смертью.

Я была, буквально, как некая грешница распята на том краю обрыва. И было такое ощущение, что меня скоро разорвет пополам. Сверху меня придавливал мой тяжелый рюкзак, из-за чего я не могла даже нормально дышать, глотая свою кислородную смесь из баллона. А веревка тянула в пропасть, и казалось скоро моя правая рука, просто сама оторвется от ледоруба. Или ледоруб сдастся и выскользнет из того с толстой замерзшей ледовой коркой снега.

Я пыталась ногами в своих альпинистких ботинках и кошках зацепиться за скалы, но толку не было. Только впустую шерудила ими по сторонам, царапая, черные, торчащие на обрыве вмерзшие в лед и снег камни.

Это уже была некая моя агония. Жуткая и страшная. В такой же панике и роковой гибельной безысходности.

Но, такое будет не долго. Я сейчас осознавала прекрасно и довольно предельно ясно и просто, что задохнусь под своим тяжелым рюкзаком, теряя свое сознание. И все. Мы все-таки сорвемся, и тогда будет падение. Возможно, довольно долгое в почти трехкилометровую бездну и потом удар о сами скалы и все. Дальше тело твое Роуз Флетери будет само бесконтрольно биться и хлестаться с бешенной гоночной скоростью о скалы и камни, лед и снег, падая все еще и летя вниз. Об выступающие каменные уступы, лед. Сбивая ледовый фирн и превращаясь в ломаное нечто и бесформенное. Оно будет лететь, и катиться вниз до полно остановки в каком-нибудь подгорном ледовом разломе бершрунге или застрянет среди расщелин и скал, почти у подножия самой вершины. Поверженное, окровавленное и мертвое, хоть еще и теплое. У красивых и изящных каменных ног ледяной королевы убийцы горы.

Я не желала себе такого тогда. Я не за этим приехала в Каракорум. И я хотела выжить любой ценой.

Сейчас это выглядит, конечно, и скорее всего, эгоистично и цинично. Но, вы не были на моем месте тогда. И вам не стоит судить обо мне, сидя перед экраном телевизора или компьютера, и читая вот этот мой рассказ. Мои рассуждения молодой тридцатилетней женщины о жизни и смерти в горах.

Я считаю, что каждый из вас, окажись на моем месте, думал бы тоже точно так же в тот момент на грани и волоске от самой смерти. И именно тогда, я думала так. И я хотела жить, практически сорвавшись уже с любимым Леонидом Волковым в ту пропасть на Южной стене К-2.

Мне даже сейчас это жутко вспоминать. Именно тот самый момент, момент, когда ты осознаешь всю свою бесполезность и беспомощность. И самое страшное, что ты не способен помочь любимому уже ничем. Все мысли только о самой жизни. О том, как выжить. И только дикий кошмарный ужас самой страшной смерти в твоем человеческом сознании и больше ничего. Ты даже ощущаешь, как замирает от ужаса само твое сердце и все уходит куда-то в самые пятки. И ты цепляешься, что есть сил, за эти чертовы, торчащие камни и острые скалы своими руками и за тот торчащий в обледенелом снегу на самом краю обрыва ледоруб. А внизу в метрах десяти под тобой. Болтаясь и раскачиваясь на ветру и на длинной одной десятиметровой натянутой, как тугая струна нейлоновой альпинисткой перильной страховочной веревке над пропастью и над пеленой клубящихся внизу рваных под ним облаков, висит твой любимый. Такой же абсолютно беспомощный, и неспособный помочь даже себе самому. Он висит посреди ветра и ледяной пустоты над клубящимися внизу под ним рваными и жаждущими его, словно проглотить целиком облаками.

Леонид, сорвав со своего лица свою кислородную маску и, пересиливая злой ледяной обжигающий его легкие и лицо ветер, крикнул мне – Роуз! Послушай меня! Я сделал много в своей жизни ошибок! Но, я все сейчас исправлю!

Я, повернув свою голову, смотрю на него, там под собой на той веревке. И вижу, как Леонид, расстегнув ремни своего тяжелого альпинисткого рюкзака, сбрасывает его с себя в ту пропасть.

- Роуз! – он произносит мне - Слышишь меня, Рози?!

- Я слушаю тебя, любимый! – я ему кричу сквозь свою кислородную маску, но ощущаю, что задыхаюсь. Что даже скоро и произнести не смогу, ни слова. Эта натянутая звенящая пристегнутыми на ней карабинами и крючьями страховочная метров десяти перильная нейлоновая веревка, этот спасательный альпинистский фал, просто убивает меня. Убивает под его весом, придавив к самим скалам. Еще мой давящий сверху тяжелый рюкзак. И я понимаю, что даже умру раньше, чем упаду в пропасть со своим любимым Леней.

Сейчас я прекрасно понимаю, что, даже используя жумары, нельзя было сделать это. И пока бы Леня добрался до меня, я могла бы просто умереть от удушья под весом собственного рюкзака и на том натянутом, как тугая струна гремящем о скалы карабинами альпинистком фале. Он видел, что его вес взрослого сорокалетнего мужчины убивает меня. Время шло, буквально на секунды. И любимый мой Леня Волков быстро принял то свое роковое смертельное для себя решение, жертвуя собой и без попытки спасти себя.

- Это все ради тебя, Роуз! – он прокричал мне оттуда снизу, и, глядя на меня - Не снимай тот амулет, слышишь меня, Рози! Не снимай его ни при каких условиях! Она не тронет тебя, пока он на твоей шее! Пока он там, она не тронет!

- Я не сниму его, любимый! – я крикнула ему - Не сниму, ни за что!

- Роуз! – он снова прокричал мне оттуда на той натянутой как струна перильной страховочной веревке, доставая из своего правого кармана раскладной нож и открывая его руками, сбросив с рук рукавицы и теплые свои перчатки - Ты должна выжить! Ты должна это сделать ради меня и ради них! - он произнес мне, и обрезал своим раскладным ножом веревку.

***

Я видела его глаза и его лицо перед собой внизу в метрах десяти. Обледенелое, запорошенное белым летящим снегом. Отрешенное от самой жизни и совершенно холодное. И оно просто исчезло. Растворилось, как и сам Леонид. Как будто его и не было совсем. Я даже не видела, как он полетел вниз. И вообще, думаю, он просто растворился в клубящихся и подымающихся вверх и ко мне рваных белых облаках вдоль той почти вертикальной обледенелой скальной стены, за которую я цеплялась своими женскими в изодранных об острые камни шерстяных рукавицах слабыми руками.