Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 27

Веревка сразу ослабла, и мне стало легко.

В тот же миг, я, с помощью ледоруба и карабкаясь вверх по склону, просто вылезла наверх за край обрыва и отвесной скалы. Правда, плохо это сейчас уже помню, и сама не знаю, как сделала все это. Хотя были все шансы упасть следом за Леней туда в ту пропасть.

- Леня! - я кричала и ползла в сторону от обрыва – Ленечка!Люимый мой!

Прекрасно понимая, что все это конец всей моей любви и всему. Оставалось только выжить и жить ради этой любви и его светлой памяти.

Я, выбравшись, ползла на карачках, разгребая рукавицами и ледорубом перед собой снег. Стараясь отползти, как можно дальше от осыпающегося вниз крутого обрыва на Южную сторону Чогори.

Слезы текли по щекам и маска вся запотела. А я, ползла практически в слепую. Если бы даже я сняла ее, то уже не увидела бы и так ничего перед собой. По гребню дула метель, сдувая снег в отвесную пропасть. И клубились внизу под стеной густые белые облака. Они обволакивали каменные ледово-скалистые стены гребня Абруции.

Я сбросила с женских своих плечей того, кто мог стать моей еще одной смертью. Этот чертов большой набитый снаряжением тяжелый горный рюкзак, но не выпустила его из своих рук. Это единственное, что могло мне теперь в таких условиях помочь. Этот альпинисткий рюкзак. Там было все, чтобы продлить себе жизнь на некоторое время и не умереть от переохлаждения.

Мне удалось забиться в торчащих из глубокого снега скалах прямо на узком хребте и недалеко от лагеря С3 «Черной Пирамиды», как учил меня мой Леня. На высоте 7350 метров над уровнем моря.

Нам не удалось дойти до нее, когда Леня сорвался в пропасть. И я не видела никакого теперь маршрута по сторонам. Кругом стояли густые белые рваные и шевелящиеся точно живые, ползущие по крутым скальным стенам горы облака и дул сильный ветер. Он с каждым разом усиливался, и я инстинктивно прижимаясь к ледяным камням, пряталась от него.

И тут случилось невероятное. Я увидела ее снова, но уже не во сне, а наяву и вживую. Хотя я и понятия тогда не имела, где уже сама нахожусь в такой усиливающейся белой ледяной пурге.

Она поднялась из белых клубящихся облаков, из того места, где упал мой Леня Волков. Прямо из белой летящей в вихре пурги. Она шла ко мне. Прямо по тем рваным живым ползущим облакам. Не спеша и не отрывая от меня своего губительного ледяного женского взгляда черных своих как ночь глаз.

Ее лицо было белым как летящий перед моими глазами в ледяной пурге снег.





На ее голове была надета золоченая сверкающая большая корона и белая развивающаяся на ледяном ветру сотканная из самого холодного снега накидка. В белом таком же в красивых узорах длинном платье, подолы которого также развивались на ветру. И вся увешанная сверкающим золотом. В старинных плетеных узорами перстнях на каждом ее пальце. Ее черные, вьющиеся по груди, плечам и гибкой узкой в талии спине волосы, шевелились как живые змеи. Часть их развивалась по ветру вместе с белоснежной легкой накидкой. И она остановилась подле меня, сидящей среди черных торчащих вверх из глубокого снега камней. Прямо у моих заметенных уже снегом женских в болоньевых утепленных штанах ног и альпинистких ботинок с ледовыми острыми на них надетыми кошками.

Я видела ее и подтверждаю это на всем, чем только могла бы только это подтвердить.

Богиня гор подошла и протянула ко мне руку. Нет, она не собиралась помогать мне или спасать меня. Она просто протянула правую свою руку. И мой горный альпинисткий желтого цвета анорак сам расстегнулся. Замок сам пошел вниз. И он распахнулся перед ее той правой женской с утонченными красивыми в тех золотых перстнях пальцами рукой, как и все, что было под ним до самого моего голого тела шеи и груди. И оттуда, будто ожив сам по себе, в ее сторону выскочил тот убранный в кожу дикого горного яка металлический с какими-то колдовскими письменами амулет Леонида Волкова. Он, повиснув в самом воздухе и не снимаясь с моей женской шеи своим довольно длинным кожаным ремешком, лег в ее ту правую руку, и рука засветилась ярким белым светом.

- Я забрала его себе. Теперь, он мой – произнесла она мне – А ты, живи с этим Соперница.

Эта Богиня гор раскрыла свою правую руку, разомкнув те, в золотых плетеных больших перстнях пальцы. И амулет просто завис в воздухе перед ней и мной на том кожаном все еще одетом на моей шее ремешке.

Она убрала свою вниз руку, глядя мне в мои запыленные и запорошенные снегом на ресницах женские синие глаза своим практически черными как ночь злыми и ненавидящими меня глазами.

А тот Лени Волкова колдовской амулет, и его оберег снова вернулся ко мне на мою женскую грудь и исчез под моей распахнутой почти настежь до самого живота одеждой.

Вдруг она, дико и громко рассмеялась и, развернувшись прямо передо мной в самом воздухе, отлетев над самой бездонной горной пропастью, превратилась в ледяной снежный вихрь. Чогори понеслась куда-то вниз, сметая лежащий снег с отвесных черных скал, где и исчезла навсегда. Потом разразилась та ледяная с пургой буря. Еще более сильная, чем эта пурга. И мне пришлось забиться от обжигающего мне лицо ветра под сами скалы и зарыться в сам снег, как научил меня мой погибший Леня. Я просидела так весь день, среди тех камней, зарывшись по самую грудь в самом снегу. И потом всю ночь, закопавшись в снег с головой и обмотавшись теплым одеялом, из своего альпинисткого рюкзака, прямо поверх горного своего желтого анорака. Я не снимала кислородной маски, все время, наблюдая за подачей кислородной смеси. И крутила регулятор. Я боялась даже уснуть и закрыть свои глаза. Я знала, что она, эта красивая ведьма ледяных пакистанских гор уже не вернется. Но было важно не заснуть в этом ледяном ветреном хаосе бури. Это было обязательным правилом на такой высоте в зоне смерти.

Потом, когда буря утихла, я звала по рации о помощи в базовый лагерь и вероятно меня услышали. Я приняла в себя из спасательный и аварийной личной аптечки таблетки. Две капсулы Гипоксена. И сделала сама себе укол Дексаметазона от шока и дополнительной выработке адреналина, прямо в свою правую ногу, через одежду, чтобы продлить свою дальнейшую борьбу за свою жизнь на такой огромной высоте, где не летали даже птицы. Так учил меня мой Леня на случай выживания в горах и высокогорья. Там были еще разные какие-то таблетки, и еще три шприца Дексаметазона, но я их оставила на потом.

Кислород был, видимо уже на исходе и был единственный у меня с собой баллон. Сама я спуститься с вершины не смогла бы ни за что. Не помню, сколько было уже в баллоне кислородной смеси. Да и времени, когда за мной пришли. И было уже утро. Снова ясное и солнечное. Точно такое же, в какое мы начинали свой тогда утром подъем.