Страница 55 из 118
— Таком, какой сейчас.
— Почему?
Потому что это вызывает во мне эмоции, которые могут напугать тебя. Моя голова упала на подушку рядом с головой Нила, и я вытянулся, подложив одну руку под голову.
— Ты не готова узнать.
Она внимательно изучала меня, не настаивая на продолжении, возможно, потому что знала ответ. Ни у кого из нас не было безмятежных моментов с нашими глупыми семьями. С тех пор как не стало мамы, я не мог вспомнить ни одного такого же спокойного момента, несмотря на бесчисленные часы, проведенные с ними. Этот простой домашний опыт вызвал в ней похожие мысли. Идеи о том, как оставить позади семейное дерьмо в обмен на что-то похожее на счастье.
Да, Поппи, я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Ты вспоминаешь, когда в последний раз испытывала подобное удовлетворение. Это было до того, как умер твой отец.
— Ты не окажешь мне услугу? – ни с того ни с сего спросила Поппи.
— Хм?
— Ты не спросишь меня о моем отце?
Я оторвал голову от подушки и вгляделся в ее бесстрастное лицо.
Внимание Поппи было приковано к Нилу, пока она гладила его темные волосы.
— Зейну не нравится, когда мы упоминаем папу, поэтому никто не говорит о нём. Начинает казаться, что его никогда и не существовало.
— Расскажи мне о своем отце, – сразу же попросил я. — Каким он был?
Откинувшись на подушку, Поппи уставилась в потолок.
— Теплым. Добрым. Папа был гением. Легендой, – задумчиво перечисляла она его качества. — Я боготворила его. Он был хорошим человеком. Возможно, слишком хорошим. Он никогда не думал о себе, только о нас. Все, что он делал, было для его семьи. Папа был тем клеем, который держал нас с мамой вместе.
— Как сейчас обстоят дела с твоей мамой?
Она повернулась на бок.
— Рядом с Зейном она другая. Я ее не узнаю.
— А какая она рядом с Зейном?
Поппи рассеянно теребила выбившуюся нитку на простыне под собой.
— Когда я была маленькой, мы часто ездили в круизы. Каждый год мама настаивала на том, чтобы сделать на борту одну и ту же профессиональную семейную фотографию. Она берегла снимки в рамках, потому что всегда забывала попросить цифровые копии. После папиной смерти она подарила мне всю коллекцию. Сказала, что это наша семья, задокументированная на протяжении многих лет. Я упорядочила их и разложила по годам. Но когда переехала в общежитие, там не хватило места. Мама предложила выбрать одну фотографию, а остальные оставить здесь, пока я не освобожу немного пространства.
— Я не понимаю. Какое это имеет отношение к Зейну?
Поппи тяжело вздохнула.
— К тому времени, как я навела порядок в комнате и вернулась за фотографиями, Зейн нашел их и вырезал везде папино лицо. – Она указала на свой стол, где стояла фотография Поппи и ее родителей в рамке, украшенной морскими ракушками. — Уцелела только эта.
— Это очень жестоко, – пробормотал я.
— Когда пришла к нему разбираться, Зейн сказал, чтобы я больше никогда не приносила эту грязь в его дом. Это отвечает на твой вопрос о моих отношениях с Зейном?
— Он садисткий ублюдок, – сказал я прямо. — Ты когда-нибудь рассказывала об этом маме?
Поппи легла на спину, и я повторил ее позу. Краем глаза я заметил, как она покачала головой.
— Мама часто плакала после того, как папа заболел. Если я разрушу их отношения, она снова впадет в депрессию. Какой смысл заставлять ее грустить?
Мне хотелось убить Зейна за то, что он сделал с Поппи. Он не заслуживал того, чтобы дышать с ней одним воздухом. Однако она никогда не сможет сохранить контакт с матерью, если не наладит с ним отношения.
— Он заслуживал большего, – внезапно пробормотала она.
— Кто?
— Папа, – ответила Поппи мрачным голосом. — Он заслуживал дочери, которая любила бы его и оплакивала. Ты знал, что я не проронила ни единой слезинки на его похоронах?
Да.
— Это не заложено в моих генах, – объяснила Поппи. — Плакать.
Она подняла на меня глаза, оценивая, понял ли я скрытый намек.
Тогда меня осенило. Настоящей причиной обиды Поппи на биологического отца была не его жестокость. Всё дело было в генах, которые он передал. Они оба были антисоциальными личностями и не испытывали сочувствия или раскаяния за свои поступки. Такое поведение затрудняло поддержание долгосрочных отношений, особенно когда они не могли контролировать свой гнев. Тогда как черты характера Поппи были более очевидны из-за этой неспособности, Зейн лучше скрывал своих демонов. Поппи считала, что она упускает глубокий жизненный опыт из-за своей эмоциональной ограниченности. В то время как она обладала огромным контролем над своими целями, она не могла изменить ДНК так, чтобы та соответствовала ее жизни.
— Ты никогда не плакала?
Поппи покачала головой.
— Я могу чувствовать горе после потери кого-то, но, в конечном счете, любая печаль связана с моими потребностями. Я нуждалась в папе, потому что он был моим наставником и примером для подражания. Моя печаль проистекала из потери этого. Папа заслуживал лучшего, кого-то, кто любил бы его и выражал печаль, несмотря ни на что.
Ее слова повисли в воздухе, пока я обдумывал их значение.
— Думаю, что это утверждение правдиво и для нейротипичных людей. Они скорбят и оплакивают людей, потому что те удовлетворяли их потребности, будь то любовь, доброта, внимание, привязанность и так далее. Люди - эгоистичные существа. Мы не скорбим о других людях, если они не влияют на нашу жизнь.
Поппи, похоже, была не согласна с этим, ее глаза молча оспаривали мои слова.
— Но, – добавил я задумчиво, — если речь идет о внешнем выражении скорби, то достаточно людей открыто горевали по твоему отцу. Уверен, что твоя мать любила и оплакивала его.
Поппи насмешливо хмыкнула.
— Мама снова вышла замуж через пять месяцев после смерти папы. Как же сильно она его любила? – оттенок горечи окутал ее слова. Поппи отвела взгляд и сказала: — Возможно, твой отец был прав с самого начала. Мама изменяла папе.