Красноармеец.

Мне хватило сил проплыть по речке ещё метров сто, отталкиваясь ногами: тут самое глубокое место по пояс. А потом я вылез, натянул красноармейские шаровары, гимнастёрку и забрался в кустарник. Меня начал бить озноб. Накрывшись шинелью, я вскоре забылся сном.

Очнулся я от криков и шума моторов. Осторожно сев и выглянув из кустов, с удивлением понял, что, по сути, спал на окраине того самого села, оттуда бежал. Вот блин. Судя по положению солнца, был полдень.

А тут мне попался на глаза знакомый майор, и я даже зарычал от радости. Из-за этой твари моя жизнь под откос пошла. Не мог отправить запрос и подтвердить мою личность, не хотелось ему простую работу провести, хотелось орден за выявленного диверсанта. Он так и говорил: мол, мы за тебя ещё награды получим. Вот и получи награду.

Из моего укрытия мне была видна почти вся улочка, и вот на ней-то майор и общался на повышенных тонах с каким-то командиром, чуть не за грудки друг друга брали. А чуть в стороне, среди бойцов, я заметил и того сержанта, который меня избивал. Дистанция плёвая, метров триста.

В моих руках мгновенно появилась СВТ. Прозвучали два выстрела. Первая пуля попала в голову майору – м-да, я и забыл, что в магазине были спецпули, разрывные. Голова майора просто лопнула. То же самое произошло и с сержантом.

Правда, меня тут же настигло осознание того, что сделал, а именно – выдал своё местоположение. Меня же теперь по-любому найдут: поля вокруг. Поэтому, прибрав гильзы, убрав шинель и винтовку, я скользнул в воду: спрятать меня может только река. Прижавшись к камышам, я вставил в рот трубку и дышал через неё. Мне теперь до наступления темноты это убежище не покинуть.

Ну а пока лежал, размышлял. План был прост: сбежать от этих недругов, потом выйти к своим и сообщить, что попал к немцам, но одетым в нашу форму и очень хорошо маскирующимся под советское подразделение. Мол, выбивали из меня признание о том, что я на немцев работаю. Звучит как бред, но буду стоять на этом. Про особистов скажу: мол, не знаю, что с ними, был оглушён ударом, бежал из землянки, увидев открытую дверь и чуя свежую кровь. Вынужден был бежать, понимая, что меня просто забьют. Вины своей не вижу и не признаю.

Блин, тут ещё этот майор. Ну, если спросят, скажу, что про майора и сержанта тоже ничего не знаю, я в это время был уже далеко. Может, и проскочит. Хотя наш военный суд – это такой суд, что могут и за один только побег назначить наказание. Да, жаль, конечно, ну да ладно, Сибирь так Сибирь. Вот только запасы зимней одежды и остального у меня есть, а припасов – нет, а без них не выжить. Поэтому между побегом и выходом к своим я хочу побывать у немцев, раз уж рядом с передовой нахожусь, и пограбить их на припасы, заполнить хранилище до полного.

Я к этому моменту много что потратил, даже мотоцикла нет: отдал одному командиру. Срочно требовалось доставить свежую информацию, а техники не было. Пришлось отбежать, достать и подъехать. Так что из транспорта у меня сейчас один велосипед. Да и вещей, оружия и боеприпасов тоже немного, даже остатки бензина ушли. По сути, хранилище загружено примерно на тонну и четыреста килограммов, следовательно, четыре тонны и триста килограммов свободны. Ну, сейчас четыре тонны сто пятьдесят, с последними трофеями.

А немцы рядом. Как стемнеет, переберусь к ним в тыл и буду работать, дрон поможет. Времени много тратить не стоит, дней пять-шесть – и выйду к нашим, километрах в ста от этих мест; скажу, что это время на дорогу ушло. Нормальный план, а дальше будь что будет. Всё отрицаю, про убийства ничего не знаю, бежал оттуда, где меня пытались убить, и на этом всё.

В воде я лежал долго, часов шесть. И чувствовал: поиски идут. Даже движение воды чуял – рядом кто-то прошёл, подняв ил со дна. Хорошо, что я шаровары и гимнастёрку не скидывал, а то белое тело выдало бы меня, глубина здесь небольшая. В общем, повезло, пронесло.

Когда стемнело, я аккуратно выглянул, стараясь не тревожить воду, и, убедившись, что рядом никого (видимо, поиски прекратили), стал спускаться ниже по течению. Выбравшись на берег, я выжал форму, снова натянул её на себя, прямо на голое тело, сапоги надел, ремень застегнул – этого пока хватит. Чувствовал я себя заметно лучше, хотя избитое тело болело. Примерно определившись, где нахожусь, побежал в сторону передовой.

Укрывшись в глубокой воронке, достал дрон и генератор: батареи были разряжены, не успел зарядить. В бачке едва пол-литра бензина, должно хватить на две полные зарядки. Вот так, поглядывая вокруг, я заряжал батареи коптера и планшета. К счастью, стенки воронки гасили тарахтение генератора.

Зарядив дрон, я погонял его в разных местах над передовой, отметил, где стоят наши и где немцы, определил, где можно пройти. Потом подзарядил дрон и побежал к разведанному месту. Там оказалось минное поле, даже двумя полосами. Я снял две сигналки и двенадцать противопехотных (тех самых «лягушек»), прибрал в хранилище. За год войны я со многим научился обращаться, в том числе и с немецкими минами – сапёры научили, молодцы.

Впрочем, на вторую линию я наткнулся случайно. Думал, всё, мины закончились, перебегал и вдруг запустил сигналку. Немцы сразу начали прочёсывать этот участок из пулемётов, с трёх мест, и я посчитал это хорошей возможностью избавиться от тел тех четверых – особистов и двух бойцов. Вот и оставил. Пусть немцы думают, что сигналка – их работа. Ничего не трогал: оружие, документы, всё осталось при них.

Когда всё стихло, немцы, похоже, сапёров выслали и отделение солдат – проверить, кто тут стронул сигналку. Я обполз их, пока они занимались найденными телами, и двинул дальше. Маршрут я уже наметил, дрон показал всё, что нужно.

Пробежка далась мне тяжело, быстро запалился, да и каждый шаг отдавался болью в теле. А бежал я к немецкой полевой кухне, которую обнаружил с помощью дрона. Рядом палатка, штабеля ящиков под навесом, две повозки, кони паслись. Такие армейские полевые кухни были и слева, и справа, но эта ближе всего.

Я оббежал стороной позиции миномётов: там вырыты окопы, которые обложили мешками, в окопе – батальонный миномёт, и чуть дальше – второй, в таком же окопе. Возле кухни, зевая, ходил сонный часовой. Прыгнув на немца, я зажал ему рот и взмахнул штыком, метя в грудь. Переждав, пока тело перестанет биться в агонии, вытер лезвие о форму и прибрал ремённую систему и карабин. Ну и по карманам прошёлся, забрав мелочовку. Документы не брал: официально меня тут не было.

Потом двинул к палатке, рядом с ней навес с ящиками, и там складирована часть припасов. У навеса лежала охапка свежесрезанной травы – накосили, видать. На ней спали двое, чуть в стороне – ещё двое. Повара, наверное, и возницы. Я пошуровал в палатке, подсвечивая фонариком, и нашёл два ящика саморазогревающихся мясных консервов. Это НЗ, его выдают солдатам только по приказу офицеров, если те сухпай потратили. Прибрал, как и два ящика со сладкими консервами – фрукты в сиропе, для офицеров.

Чан, в котором стояло замешанное тесто (явно хлеб печь собирались), меня не заинтересовал. Тут на опорном пункте два взвода пехоты плюс два миномётных расчёта и несколько противотанкистов, вот на сотню солдат и готовят хлеб. Галеты нашёл, взял две коробки. Ого, ящик с салом – написано: шпиг. Оказалось, в упаковочной плёнке действительно сало. Вскрывать не стал: нам трофеями доставалось подобное, пробовал уже – так себе, но есть можно. Забрал.

Нашёл также две упаковки шоколада, две буханки хлеба, завёрнутые в материю, мешок риса килограммов на сорок (всего один и был), два мешка с картошкой, три кочана капусты и другие овощи. Потом обнаружил пакеты с сахаром и с солью, нашёл и молотый перец. Поискал кофе, какао и чай – кофе всё эрзац, чая нет вообще, зато нашёл две банки отличного какао.