Красноармеец.

Старый «дуглас», набирая высоту, потянул на юг. А место мне досталось шикарное. Другие командиры, включая двух генералов, расположились на узких лавочках, все места заняты, а я полулежу на мягком – на мешках с корреспонденцией. Её охранял политрук, но на него рявкнули, и он отступил, нехорошо поглядывая на меня.

Ещё на взлете я заметил, что полёт меня как-то убаюкивает, так что, подложив одну руку под голову, вскоре заснул, лёжа на спине.

Проснулся я от тряски, шума и работы пулемёта. Самолёт был военно-транспортным, рядом с хвостовой частью висел в люльке стрелок, и вот сейчас этот стрелок садил по кому-то длинными очередями. Открыв глаза, я осмотрелся. Большая часть пассажиров лежала на полу, в стенках самолёта с дробным стуком то и дело появлялись отверстия. Понятно, нарвались на немецкие истребители.

Я тут же прикрылся с двух сторон мешками: их пулям сложно будет взять. Это сколько мы летим? Уже недалеко от линии фронта? Похоже, что так. А тут очередной обстрел – и один мешок вырвало у меня из рук одновременно с ударом в бок. Попали, гады, но в секретные бумаги, сам я отделался испугом. Впрочем, как оказалось, отбились. Стрелок замолчал, перезаряжая пулемёт, а мы, чувствовалось, пошли на посадку. Как выяснилось, пара истребителей (не «охотники», те сопровождали девятку бомбардировщиков) атаковали нас уже у самого места прибытия.

Мы благополучно сели на том самом аэродроме, куда и летели. Вслед за нами, шумя моторами, шло на посадку дежурное звено из трёх советских истребителей – они немцев и прогнали. Механики и лётчики принялись осматривать наш самолёт, а в санитарную машину грузили трёх раненых – да, обстрел без жертв не обошёлся, но, к счастью, убитых не было.

Пока стояла вся эта шумиха, я попытался выяснить у дежурного по аэродрому, куда мне дальше. Мне как-то до части нужно добраться.

– В пятую танковую бригаду? – спросил один из генералов (оба генерала при обстреле не пострадали).

– Да, товарищ генерал. Гвардейская которая.

– Знаю, я её командир. Дай документы.

– А ваши можно?

– Наглый, это хорошо. Держи.

Изучив его удостоверение, я убедился, что это действительно мой будущий командир – генерал-майор Михайлов Николай Филиппович. Вернув ему документы, протянул свои.

Изучив их, он с весёлым изумлением посмотрел на меня.

– Начальник разведки бригады? Не молод, часом? Я, конечно, в Москве просил себе хорошего разведчика, а то прежний… Под арест попал за неуставные отношения с женским полом: отказов не понимал.

– Вот и у меня, товарищ генерал, – вздохнул я. – Получил направление на Карельский фронт, думал: вот радость, тихое местечко, хоть отдохну, порыбачу. Там, говорят, рыбалка замечательная – форель, сёмга… А тут в Москве развернули – и получи новое направление, причём не в штаб фронта, а прямиком в вашу бригаду. Это маршал Шапошников так меня с отдыхом прокатил.

– Отдыхом? Это где ты так устал?

– Две «Звезды» Героя просто так не дают.

– Две «Звезды»? Погоди, ты тот самый Одинцов?

– Тот самый, – вздохнул я.

– Ну, узнать я тебя и не смог бы: фото твои в газетах не появлялись, только репортажи. Но вообще хорошо, будешь первым Героем в нашей бригаде. Почему твои фото в газетах не печатали, только статьи о делах славных?

– Сверху так приказали. Репортажи были, но без фото.

– Ясно… Надо же. Несколько часов назад в разговоре с командующим я посетовал, что из штаба армии не могут прислать нормального командира разведки: или дурни, или молодые без опыта. А тут раз – и тебя получил. А ты, значит, знаешь маршала?

– Да, с осени сорок первого. Познакомились, когда я вывел из окружения весь старший курс школы младших лейтенантов в Киеве. А позже, после взрыва моста у Мценска, маршал меня лично к ордену Ленина представил. Ну, и после ещё встречались.

– Ты, кстати, почему не все награды носишь?

– Вы бы попробовали с ними по Москве пройтись – шагу ступить нельзя. Я уже пробовал, опытный. А так, с двумя медалями и орденом, я как невидимка: таких уже часто можно встретить, это никого не удивляет.

– Раз наградили, носи.

– Только не на передовой, товарищ генерал. Я ведь ещё и снайпер, четырнадцать официально подтверждённых. Люблю поползать по нейтралке, пострелять от души.

– Это что, с начала войны всего четырнадцать настрелял? Генералы входят?

– Нет, я лично уничтожил с полтысячи, разными способами, но в снайперскую книжку вносят только тех, что уничтожил из винтовки с прицелом. Причём подтвердить уничтожение должен нейтральный командир, не связанный со мной.

– Что за идиотская схема?

– Сам возмущён. Так даёте добро?

– Ну, там видно будет. Идём поужинаем, а дальше на моей машине, уже ждёт.

– Есть, – козырнул я.

Встреча с комбригом была неожиданной, но радостной. Да и ужин на аэродроме был очень даже неплох – генеральский. Потом я почти полторы сотни километров катил на его эмке в сопровождении отделения бойцов, расположившихся в кузове полуторки. Переночевали мы в какой-то деревушке и часам к девяти утра добрались до места дислокации бригады.

Бригада была вооружена американскими танками «Шерман». Поначалу эти танки понравились танкистам, но потом уже как-то нет. Как мне пожаловался комбриг, эти танки задолго до боя убили двух танкистов – механиков-водителей. Там люк по-идиотски сделан: если он открыт, то при вращении башни падает на голову мехвода – и всмятку.

Мы, пока ехали, неплохо так поговорили. Но от моих слов о том, что я знаю о скором наступлении наших на Харьков, и немцы тоже знают и готовят ловушку, генерал был если не в ярости, то близко. Если уж я знал, находясь на другом фронте, то что хорошего ожидать от этого наступления? В общем, испортил я настроение комбригу.

По прибытии он быстро представил меня командирам штаба, велел оформить и поставить на довольствие, показать рабочее место и подчинённых, а сам умотал в штаб армии. Пока оформлялись документы, я протянул учётную книжку стрелка, чтоб записали номер. Вообще, обычные бойцы снайперов не любят: те поползают, постреляют немцев и свалят, а вся ярость противника достаётся им – их засыпают минами и снарядами, и, разумеется, небезуспешно. Впрочем, на учёт меня поставили без проблем.

Ну а после я стал входить в курс дела. А в бумагах предшественника настоящий бардак, ужас просто – мне тут на день, а то и на два работы всё в порядок приводить. Сел за стол, дал задание работникам штаба: художнику, писарю и переводчику. В общем, всем дело нашлось.

Кстати, с переводчиком я договорился о практике немецкого языка. Работая в отделении Баталова, я с помощью нашего штатного переводчика неплохо поднял свой уровень языка, но преимущественно письменного: немало приходилось работать с немецкими документами, огромная практика была, и вскоре я уже справлялся без переводчика. Что касается устной речи, мы между собой разговаривали только на немецком, и я уже всё понимал, но говорил с очень сильным акцентом, вот и надеялся, что местный переводчик поможет мне справиться с этой проблемой. Он здесь один на весь штаб, в звании лейтенанта. Обещал поспособствовать.

В часть я прибыл девятого мая и сразу приступил к работе, а потом три ночи до двенадцатого, когда мы двинули вперёд, проводил разведку переднего края. С учётом того, что мы стояли почти в десяти километрах от передовой, дальности хватало: напомню, у меня дрон на тридцати километрах работать мог. Впрочем, много нового я не сообщил: наши тут уже давно стоят, сами сведений набрали немало, да и воздушную разведку проводили. Я выявил несколько десятков противотанковых пушек и дополнительные пулемётные точки, это отметили и внесли в списки накрытия артиллерией. Причём предварительно проверили мои данные, а то не верили.