Красноармеец.

Словом, это были отличные две недели. А двадцать седьмого марта приказ – сдать свои обязанности (новый командир охраны как раз восстановился, тут же лежал) и отбыть в штаб фронта. Вот блин. Перед отъездом я вернул всем пистолеты (я забрал – я вернул), пусть и без патронов. Пусть дальше новый командир охраны разбирается: я патроны ему отдал, со списком чьи, сколько и какого калибра.

В штаб фронта я прибыл двадцать восьмого – и снова в отдел кадров. Там тот же майор, разведя руками, сообщил, что приказ стоит чёткий – направить меня в первое отделение разведотдела штаба фронта.

– Уже не четвёртое?

– Да, изменили решение. Кстати, забавно, тебя тут искали, и серьёзно. Да так, что едва в дезертиры не записали, пока я не «вспомнил» и не выложил приказ о направлении тебя в Серпухов.

– Понаберут с тремя классами образования, сами работать не хотят. Вот почему бы им не оставить меня в покое?

Однако, что не говори, приказ есть приказ. Всё было оформлено, я сдал документы и вступил в ряды войсковой разведки – именно за это отвечало первое отделение. Где разместилось отделение, я знал. Командир его, подполковник Баталов, был тут же в штабе, меня на месте ему представили, а после тот сопроводил меня к месту службы. Тут недалеко, через два здания (точнее развалины одного и повреждённое, но в стадии ремонта, второе).

Меня познакомили с другими работниками, выделили койко-место, поставили на довольствие, ввели в курс дела. Да в принципе, предстоит тем же заниматься, что и в дивизии делал, просто объём больше, но здесь я и не один, были ещё два командира.

Так и стали работать. Не знаю точно, чего от меня ожидали, но через четыре дня меня вызвал Баталов, а когда я зашёл, он потряс картой, которую держал в руках. Я её сразу узнал – моя работа за последние два дня.

– Это что такое?!

– Карта с информацией, нанесённой по свежим данным, что стекаются к нам из штабов армий.

– Я знаю, что это такое, мне не нужно сообщать прописные истины! Почему на ней общедоступная информация? Мне говорили, что ты ас разведки.

Я давно, ещё два месяца назад решил, что всё это пора заканчивать. В дивизии меня два месяца особо не трогали, дрон я не гонял, а тут вот решили использовать вовсю. Да только не получится. Я облом с охраной госпиталя не прощу. У меня там только всё складываться началось с одним врачом, девушкой лет тридцати, а тут такое.

– В дивизии да, был, но это несложно, имея в штабе немецкого корпуса своего человека, передававшего мне сведения. Сейчас такого человека нет. И я не понимаю вашего возмущения, товарищ подполковник. Работа выполнена вовремя, вся информация, полученная из свежих данных, нанесена.

– Этим данным дня три-четыре, а некоторым и вовсе неделя. Эта карта не соответствует действительности.

– Отрицать не буду, вам виднее. Я сделал всё, что мог, располагая имеющимися у меня возможностями. Более свежих данных из разведотделений штабов армий не поступало.

– Мне обещали – мне дали слово! – что с тобой я буду иметь свежие данные по всей линии фронта с опозданием максимум на пару часов. А пока я что-то я не вижу отдачи.

– Товарищ подполковник, а какое отношение имеют ко мне чужие обещания? Мне кажется правильным, когда тот, кто обещает, тот и делает. Я за чужие обещания ответственности не несу.

– Пошёл вон.

Козырнув, я покинул кабинет. Ну вот, карты раскрыты, можно спокойно работать дальше. Я догадывался, почему меня сюда так тянули, да ещё и по отделениям гоняли. Потому и пытался соскочить, да вот не получилось. Ладно, дальше видно будет.

Впрочем, несмотря на резко проявившуюся после того нашего разговора неприязнь Баталова ко мне, я продолжал работать. Пролетел апрель, наступил май, и вот седьмого мая меня снова дёрнули в отдел кадров. Направляют в столицу, там решать будут. Да задолбали уже дёргать туда-сюда. Хотя, конечно, грех жаловаться: лютые морозы и вот эту весну с немалым паводком я просидел в тёплом кабинете (ну, относительно тёплом, буржуйку топили), а не на морозе, а потом в грязи бегал, как многие на нашем фронте. Брр.

Я сдал все дела, получил направление, попрощался с парнями и, не заходя к Баталову, поездом отбыл в столицу. Тут уже нормально эшелоны ходят, и даже пустили пассажирские поезда – дважды в неделю, но пока только до Тулы.

В столице я выяснил, что меня направляют аж на Карельский фронт. Это явно Баталов помог: три последних дня он с довольной рожей ходил, а мы-то всё понять не могли, чего это он. Знал, гад, что я морозы не люблю. Нет, не то чтобы не выношу, просто не люблю. Впрочем, я вполне морозостойкий и, главное, финнов не люблю, а там в основном они стояли и немцы, так что назначению я даже рад.

Меня направляли в штаб Северного фронта, а там, на месте, уже определят куда. Овечий полушубок я не сдал, причём у меня и второй есть, от бандитов, да и маскхалаты сохранились. Сейчас лето пролетит, нормально поработаю, да и зимой я особых проблем не ожидал. Хотя, конечно, там своя погодная специфика. Зато на собачьих упряжках покатаюсь.

Покинув здание с новым назначением, я не спеша двигался по улочке, решив переночевать в городе и посетить рынок, а то за зиму совсем запасы подъел, нужно восполнить. И тут меня окликнули со спины:

– Товарищ командир, попрошу вернуться.

Обернувшись, я увидел дежурного и, предчувствуя неприятности, направился обратно. Предчувствия меня не обманули, я оказался прав: мне выдали новое назначение. Информацию по месту службы получил прямо тут, в Москве, а направляли меня на Юго-Западный фронт, в шестую общевойсковую армию, пятую гвардейскую танковую бригаду заместителем начальника штаба по разведке – если проще, ПНШ-2.

Вот так через полчаса я вышел уже с новым направлением. Впрочем, планов на завтра не изменил. Идя по улице, я размышлял о том, кто мне только что так подсуропил. Явно же кто-то узнал, что я прибыл в Москву за новым назначением, и успел изменить. Я понял, куда меня кинули: скоро произойдёт Харьковская катастрофа, и я, видимо, приму во всём этом непосредственное участие.

Тут рядом со мной остановилась эмка. Глянув на маршала Шапошникова, я вздохнул и, открыв дверь, сел рядом.

Первый вопрос был:

– Ты почему награды не носишь?

– А вы попробуйте с ними по Москве пройти. Двух медалей и Красной Звезды хватит. Я так понимаю, новым назначением вам обязан?

– Нечего тебе сидеть на фронте, где мало что происходит. А там большие дела ожидаются. Повезло, что мой порученец случайно заехал в это управление. Узнал тебя.

Пока мы разговаривали, машина стояла, водитель вышел и прогуливался неподалёку. На переднем сиденье сидел вполоборота капитан (с ним я тоже поздоровался) – видимо, тот самый порученец. У-у-у, глаза бы мои его не видели.

– Наверное. На Харьков пойдём?

Оба командира насторожились.

– А ты откуда знаешь секретные сведения? – спросил маршал.

– А куда ещё? Только насчёт этой операции у меня плохие предчувствия. Жопа там будет, большая и негритянская. Не знаю, как и что, но советую уже сейчас готовиться. Не умеем мы пока наступать, не умеем. А мои предчувствия всегда оправдываются, потому и жив до сих пор.

– Без твоих советов обойдёмся. Хотя, конечно, многое там… странно. Ладно, в ту сторону через час вылетает транспортный борт, думаю, место тебе найдётся. Это все твои вещи?

При мне были вещмешок и шинель, переброшенная через сгиб руки. Днём ещё ничего, а ночью холодно, без шинели никуда.

– Да, с эшелона сразу сюда.

– Хорошо. Василий, позови водителя.

Машина тронулась, и мы продолжили общаться, пока Шапошникова не привезли к месту его службы. Порученец остался. Он сопроводил меня на аэродром и посадил в самолёт. Жаль, рынок я не смог посетить, но ничего, будет ещё возможность, а запасы пока есть. Чёрт, да я холодца только половину тазика съел, а у меня их два. Это потому, что холодно, такие блюда для жарких дней лета хороши, так что к концу лета я опустошу оба тазика, я себя знаю. А для холодов сало хорошо, вот оно у меня в основном и уходило: бутерброды делал, да и делился иногда.