Красноармеец.

Потеряв аж шесть групп, немцы разобрались, что тут ловушка, и банально забили на меня. Месяц уже стояла тишина, так что госбезопасность и особисты фронта постепенно сворачивали свою деятельность, батальон тоже отбыл. Видимо, я перестал быть нужен, дали армейцам дальше работать, вот я и получил это направление. Если бы не Особый отдел армии, меня бы давно на другое место кинули. О той комиссии из штаба армии я помню, наверняка обо мне сообщили. Интересно было бы знать, что именно.

Дела я сдавал своему командиру, капитану Хомякову, это не заняло много времени, он и так был в курсе дел – я же говорил: бюрократ. Вещи я собрал, бумаги уже подготовили, получил в дорогу сухпай на двое суток. Пришлось поторопиться, потому как в тыл ехала машина, вот с нею и доеду, как раз бульдозер с отвалом прошёлся и почистил дорогу от заносов после недавней снежной бури. Ехал комиссар дивизии, заодно почту отправляли попутным грузом, да и вообще бумаги в штаб армии по действиям дивизии за последние три дня.

Успел. Проверил – всё, что нужно, на руки получил. Наспех со всеми простился – и к машине, только меня ждали. Забрался в кузов, устроившись на мешках с письмами (тут мягче), и мы поехали. Было шестеро: водила и полковой комиссар Андреев в кабине, я, политрук и два бойца из комендантского взвода в кузове. Комиссар по нашим тылам без охраны не ездил, и правильно делал. Обозники часто ходили, иногда их обстреливали. Даже у нас в тылу дивизии начали озоровать, но это дело особистов, вот и пусть работают. Я с дроном больше не помогал.

Конечно, мне не понравилась такая спешка: явно что-то намечается, и с большой долей вероятности я снова выступаю в качестве наживки. Есть подозрение, что до пункта назначения (а это ближайшая железнодорожная станция) машина не доедет. Я подобрался, каждую минуту ожидая нападения, но машина спокойно себе ехала и благополучно добралась до станции. Там политрук сошёл (у него какое-то задание), а мы поехали дальше: отсюда до штаба нашей армии было километров пять.

Добравшись до штаба, мы все высадились, и каждый отправился по своим делам. Дежурный по штабу, изучив моё направление, не совсем уверенно направил меня к командиру, командовавшему отделом кадров. Там направление изучили, забрали и выдали новое – в штаб фронта. Снова без конкретики: прибыть до такого-то числа, и всё. Весело. А сразу такое направление выдать не могли? Что ещё за секретность?

Штаб фронта находился где-то в Туле. Так как стемнело ещё час назад, я узнал у дежурного по штабу, где я могу переночевать, и посыльный сопроводил меня к месту ночёвки. Это село практически не пострадало от боёв: немцы, почти попав в окружение, бежали через узкий коридор, бросив немало техники и вооружения. Вот это село и спасло, поэтому и штаб армии тут разместился.

Посыльный, пока вёл меня, рассказал, что в селе люди живут почти на головах друг у друга: сюда стекались выжившие жители всех окрестных сожжённых деревень. Бойцы инженерных батальонов накопали на окраине села около полутысячи полуземлянок, там и живут беженцы. У них там нары, печи, вполне можно зиму перетерпеть. Работают на нашу армию за пайки, чтобы не голодать. Кстати, я был сыт: меня покормили ужином у штабной кухни – продаттестат помог, так бы не подпустили.

В хате, где меня устроили, было тесно, но место для меня нашлось. Так что вскоре я спал на полу, подложив вещмешок под голову.

С утра, побывав у штабной кухни, где мне выдали паёк, я на попутных санях отправился на станцию. Добирались мы часа два. На станции нашёл транспорт до Тулы – дрезину. Начальник станции сообщил, что попутный эшелон будет только вечером: пути ремонтируют после диверсии. А дрезина, мол, проскочит. Только это открытая дрезина – ну, знаете, такая, где за ручки тягают. И пусть уже весна началась, но будет нам на такой весело.

Нас было четверо: два пассажира и два железнодорожника – инженер и рабочий. Замотали лица и отправились. Тягали за ручки все вместе, заодно согревались. Как-то быстро добрались до места диверсии. Там рабочие помогли – перенесли дрезину на другую сторону рельс, и мы покатили дальше, взяв одного бойца: руку повредил, перевязали, но в госпиталь нужно, ему операция требуется. Потеснились, место нашлось. Так за два часа и доехали до Тулы. Ничего, даже не обморозились, скорее даже взопрели, хотя градусов пятнадцать точно было.

Я сразу двинул к штабу фронта, трижды у патрулей, что постоянно документы проверяли, дорогу уточнял. Наконец добрался. Дежурный снова направил меня в отдел кадров.

Когда я, постучав в дверь кабинета и получив разрешение, вошёл, то, быстро осмотревшись, понял, что с этим командиром можно иметь дело. Тут было три рабочих места (зданий в городе уцелело мало, вот и уплотнялись), и если два захламлены, да и хозяева, видать, недавно вышли, то один был на месте. И так всё ладно у него: перед ним не кружка, а фарфоровый стакан с чаем, рядом блюдце в тон стакану, а на блюдце – ватрушка. Этот человек умеет ценить радости жизни. По званию он соответствовал майору.

Я передал ему направление, и интендант второго ранга, не отрываясь от чая с ватрушкой, которые явно интересовали его больше, чем я, предложил присесть. Поискав на столе у себя, а потом и на столах отсутствующих работников, он нашёл лист с моими данными. В процессе поисков и чай, и ватрушка закончились.

– Так, Одинцов. Есть такой. Вас направляют в разведотдел штаба фронта. В четвёртое отделение.

– Это информационное, кажется? – припоминая структуру штаба фронта, спросил я.

– Да.

– Товарищ интендант второго ранга, мне не хочется в штаб фронта. Я даже передать не могу, как не хочется. Живу по принципу – подальше от начальства, поближе к кухне. Нет ли у вас чего-нибудь более спокойного? В моей биографии есть опыт охраны железнодорожного моста, как раз у Мценска, я взорвал его перед подходом немцев, как и два автомобильных. Мне там нравилось – две недели счастья. Может, найдётся что-то подобное?

Тот посмотрел на золотой перстень с красным камушком, который я ему пододвинул, и с весёлым изумлением уточнил:

– Это взятка?

– Ещё какая.

– Мы не охраняем мосты, этим занимается другая структура. Есть заявка на командира подразделений охраны железнодорожных путей.

– Маетная слишком должность.

– Другие подороже будут.

– Договоримся.

Он начал перечислять, где требуются командиры. А немало получается. Было и то, что меня устроило – командир охраны госпиталя фронтового подчинения, который разместился в Серпухове. Нормально, вполне пойдёт. Я достал ещё один перстень, уже из платины, и интендант второго ранга оформил приказ с назначением и сам отнёс его на подпись командиру, в ведении которого находились такие назначения. Вскоре он вернулся, протянул мне бумажку и, поглядывая на меня добрыми лучистыми глазами, пожелал удачи и предложил заходить ещё, да почаще.

Значение его улыбки я понял через две недели – именно столько я пробыл в Серпухове, командуя охраной госпиталя. Кстати, интересная оказалась работа, и девчат немало – прямо мечта. О наградах моих никто он знал, я носил пустой френч.

В госпитале лежал командир, лейтенант, с которым мы вместе учились в школе младших лейтенантов в Киеве – он первый с нашего курса, кого я за это время встретил. Узнал меня. Я его подкармливал, долго ему ещё лечиться.

За это время случились два инцидента. Сначала выявили поддельного бойца, который лечился под чужими данными. Я сам и обнаружил подмену: он прикидывался бойцом, служившим под моим началом на охране моста у Мценска. Его особисты забрали, допрашивают. Второй инцидент – перестрелка в палате. Оружие было трофейное. В итоге двое раненых. Мои бойцы тогда весь госпиталь перевернули, более тридцати пистолетов изъяли. На каждый навесили бирку с именем владельца, и я пообещал, что каждому при выписке верну его оружие, чем погасил недовольство.